Так ведь я о ней и не писал.
Во-вторых, уже и ругать меня некому: один, Витечка Шейнберг,
с которым я дружил с первого класса, год назад умер, другой, мой
лагерный керя Сашка Переплетчиков, уехал в Израиль и токарничает
там - ему не до моих писаний.
А в третьих, - райская жизнь на 15-м рано или поздно должна
была подойти к концу - и подошла (раньше, чем мне хотелось).
Вскоре после моего возвращения с сенокоса мне опять пришлось

- 237 -

принять участие в следствии и - на этот раз - в судебном процессе.
Проворовалась очень славная девка, бухгалтер продстола Галя.
Как сказано было в обвинительном заключении, "вступив в преступный
сговор" с землячкой-бригадиршей она довольно сложным способом
ухитрялась по два раза выписывать питание на бесконвойных, рабо-
тавших за зоной на дальних участках: один раз сухим пайком, кото-
рый они получали сами, а второй раз - по общебригадному списку;
тут уж супы и каши доставались девчатам из бригады. Точно так же,
в двойном количестве, выписывался и сахар.
В целом, ущерб, нанесенный государству сводился к четырем ки-
лограммам сахара и скольким-то порциям первых и вторых блюд. Тем
не менее дело было возбуждено и грозило нешуточными сроками самой
Гале, бригадирше и еще одной участнице преступления, их подружке
Ниночке - та, по простоте душевной, в ведомостях на получение са-
хара расписывалась за всех сухопайщиц своей фамилией. Эту третью
сообщницу мне было особенно жалко: срок у Нины был крохотный (на
воле что-то не так сделала с продовольственными карточками), была
она еще девушка - "нетронутая", говорили, гордясь ею, подруги - и
надеялась в этом же состоянии вернуться домой. Её мне удалось от-
бить: велел двум другим сказать следователю, что её подпись они
сами подделали. Это только бревно нести легче втроем, чем вдвоем,
объяснил я; а в уголовном деле чем больше участников, тем длиннее
срок. Они мне поверили.
Судебное заседание состоялось в зоне, в той самой столо-
вой-клубе. Еще одним обвиняемым - халатность, ст. 111 УК, если не
ошибаюсь - оказался вольнонаемный бухгалтер Ромашко.
Вольнонаемным он стал совсем недавно: отбыл срок по пятьдесят
восьмой и остался работать при лагере (так многие делали - от гре-

- 238 -

ха подальше). Ромашко выписал семью, ждал их приезда - и вот те-
перь ему светил новый срок - небольшой, года два-три, но всё-таки.
При этом вины за ним не было никакой. Да, не доглядел - но не мог
же он сидеть и по часу проверять каждую ведомостичку? Тем более,
что подписывал их, как правило, его заместитель Костя Хаецкий -
старый лагерник, стукач и вообще пакостный мужик. Свою точку зре-
ния я изложил и следователю, и на суде, когда был вызван в качест-
ве свидетеля.
- Тут Фрид выступает адвокатом, выгораживает Ромашко! - сер-
дился прокурор. - Не выйдет!
А Хаецкий на всякий случай сбегал в "хитрый домик" к куму;
что он там наговорил про меня, не знаю. Но только после суда (де-
вочкам навесили по несколько лет, Ромашко получил год условно) ме-
ня сняли с работы и отправили этапом на Чужгу, серьёзный лесозаго-
товительный ОЛП-9. Прощай, сладкая жизнь!..


Примечания автора:

*) Когда мы с Юликом встретились в "Минлаге", он припомнил
эту историю по конкретному поводу. В Инте тоже стрелок охраны,
краснопогонник, согрешил с заключенной. Но тут романтикой и не
пахло, какое там - гиньоль!.. Женщина забеременела, рассказала об
этом отцу будущего ребенка, и он запаниковал: в "Минлаге" ведь си-
дят враги народа, и она такая же; его по головке не погладят...
Чтоб избежать неприятностей, он выстрелил в нее - когда конвоиро-
вал бригаду. Выстрелил и передвинул колышек с табличкой "Не подхо-
ди, стреляю!" - так что женщина оказалась в запретной зоне: попыт-

- 239 -

ка к бегству. Она умерла не сразу, кричала, мучилась, а он, совсем
ошалев, никому не давал подойти к ней - даже случившейся рядом
надзирательнице. Так и погибла от потери крови... Мерзавца судили:
слишком много было свидетелей.
**) Здесь я немного грешу против истины: Юлий Дунский и сам
пытался покончить с собой - в кировском тяжелом лагере. Его совер-
шенно несправедливо посадили в карцер. И он, вспомнив мой бутырс-
кий опыт, разломал стёклышко очков и вскрыл себе вену на локтевом
сгибе. Ему это удалось лучше чем мне: он повредил еще и артерию. И
развлекался тем, что сгибал и разгибал руку: разогнёт - кровь бьёт
фонтанчиком на белёную стенку... Кровавый узор увидел, заглянув в
глазок, надзиратель. К этому времени Юлик был уже без сознания.
Его забрали в лазарет, с трудом выходили. Больше он этой попытки
не повторял - до 23 марта 1982 года, когда, измученный болезнью,
застрелился из охотничьего ружья.
***) Мне кажется, одинаково со мной "дышал" писавший о лагере
покойный Яков Харон. А вот о жене Харона, Стелле (Светлане) Корыт-
ной кто-то мне сказал:
- Что за человек! Восемь лет просидела, а ничего смешного
рассказать не может!
(Грех смеяться: она ведь тоже покончила с собой - на воле).
Бытие, конечно, определяет сознание - но и сознание в извест-
ной степени определяет бытие; хотя бы позволяет - если воспользо-
ваться боксерской терминологией - "лучше держать удар".
****) Свинарка Верочка Лариошина рассказала мне: когда полу-
чила срок (не очень большой, по бытовой статье), её парень сказал
на последнем свидании:
- Вера, в лагере ты, конечно, будешь с кем-нибудь. Это я раз-

- 240 -

решаю, по-другому там не прожить. Но если забеременеешь, я тебе не
прощу: значит, ты отдавалась с чувством.
Над этим довольно распространенным поверьем - что беременеют
только, если "кончают вместе" - я тогда посмеялся. Но вот недавно
прочитал в газете, что американские ученые экспериментально уста-
новили: одновременный оргазм очень повышает шансы на зачатие.
Верочка вышла на свободу, не забеременев. Она была очень хо-
рошенькая - голубые глаза, длинные ресницы - но боюсь, ничем не
истребимый запах свинарника отпугивал кавалеров.


Х. ЧУЖГА, ПРОЕЗДОМ

С каждым лагпунктом, где я побывал - а их, сейчас посчитаю,
было девять - связана какая-нибудь мелодия. С Чужгой, где мне
предстояло пробыть недолго, это, как ни странно, гавайский
вальс-бостон:

Honolulu moon, now very soon
Will come a-shining
Over drowsy blue lagoon...

Нет, гавайцев там не было. Хотя население ОЛПа-9 было интер-
национальным: русские, западные украинцы, поляки, эстонцы, литов-
цы, латыши, немцы...
Вместе с Ираклием Колотозашвили, научившим меня словам и ме-
лодии "Honolulu moon", мы поражались бесстыдству властей: собрали
в лагеря чуть не пол-Европы, хитростью и обманом выманили из за-

- 241 -

падных зон Германии власовцев и вообще всех побывавших в немецком
плену (кажется, это будущий министр ГБ, генерал Серов, ездил по
Тризонии, уговаривал), а по радио гремят бодрые патриотические
песни:

...Хороша страна Болгария, а Россия лучше всех!..
...Не нужен мне берег турецкий и Африка мне не нужна!..

И еще:

Бананы ел, пил кофе на Мартинике,
Курил в Стамбуле злые табаки,
В Каире я жевал, братишки, финики, -
Они, по мненью моему, горьки.

А для тех, кто не сразу понял, почему вдруг финики горьки,
разъяснялось повтором строки:

Они вдали от Родины горьки!..

Нет, лучше уж споем в бараке про луну над Гонолулу... Хотя
врать не стану: и те мелодии мне нравились.
Колотозашвили был кавэжединец. Для тех, кто не знает, вкратце
объясню: КВЖД, железную дорогу построенную русскими в Маньчжурии
еще при царе, советская власть после некоторого упирательства про-
дала китайцам. Часть русских специалистов вернулась домой еще в
тридцатых - и почти все они были посажены в пору ежовщины. А до
тех, кто оставался в Китае, чекисты добрались после победы над

- 242 -

Квантунской армией в 1945 году. Если мне не изменяет память, это
именно Колотозашвили, прибыв в Каргопольлаг, встретился со своим
родным братом, арестованным до войны и уже досиживающим срок.
Принял, можно сказать, эстафету.
Меня Ираклию рекомендовал запиской другой кавэжединец, Виктор
Иванников. С тем мы подружились на 15-м; он был страстным любите-
лем театра. Проживший всю жизнь в Китае Виктор лицом был похож на
китайца. И не он один: на китайца смахивал наш интинский друг, по-
ручик Квантунской армии Свет Михайлов; похож на сына поднебесной и
московский профессор-китаист Владислав Сорокин. Мы с Дунским иска-
ли и не смогли найти объяснения этому феномену.
Но Ираклий Колотозашвили был похож на того, кем был: на ин-
теллигентного грузина. Он сейчас в Москве, время от времени мы пе-
резваниваемся.
Настоящий джентльмен, с изысканными манерами и петербуржским
говором, он пользовался на Чужге всеобщим уважением.
Сразу же по прибытии на Чужгу я очутился на общих. Наша бри-
гада прокладывала железнодорожную колею. На мою долю выпало разно-
сить по всей длине участка шпалы. Они, на беду, были местного про-
изводства, нестандартные. Двое работяг "наливали" - брали шпалу с
земли и наваливали мне на спину. Я горбился под чугунной тяжестью,
но кое-как дотаскивал ношу до места. Один только раз попалась та-
кая, что я не совладал: она пригнула меня чуть не до земли и я, не
дойдя шагов десяти, сбросил её - под неодобрительные взгляды соб-
ригадников. Ничего, подняли, налили, и я понёс эту гадину дальше.
С непривычки я здорово уставал, и Ираклий, который на Чужге
был влиятельным придурком - экономистом, кажется - посоветовал мне
передохнуть. С его помощью я попал на несколько дней в лазарет.

- 243 -

За эти несколько дней произошло два чрезвычайных события.
В мою палату положили с высокой температурой - 39 с лишним -
совсем молодого парнишку. Врачиха никак не могла поставить диаг-
ноз: не кашляет, в легких чисто, стул нормальный - а температура
держится и даже растет. Загадка разрешилась на третий день. Мало-
летка пошел в уборную (она была в помещении), долго не возвращался
- и вдруг из под двери вытекла струйка крови. Вышибли дверь и уви-
дели: парень лежит без сознания в луже крови.
Оказалось, он сделал себе мастырку: продернул под кожей на
икре нитку, вымоченную в какой-то гадости. Образовалась чудовищная
флегмона, а он молчал - боялся, что подлечат и опять выпишут на
общие. И вот прогнила стенка артерии, хлынула кровь.
Врачиха, не имевшая большого лагерного опыта, когда в первый
раз осматривала, выстукивала и выслушивала больного, раздела его
только до пояса - заставить снять штаны она не догадалась. А как
догадаешься, если не признается, где болит?.. Теперь его уложили
на спину, обработали рану и подвесили ногу к потолку. Так он про-
лежал до конца моего пребывания в лазарете.
А за стенами санчасти тем временем происходили события, не
менее драматические.
Как все войны на свете, здешний вооруженный конфликт начался
с пустяка: какой-то блатарь стал заедаться на разводе с работягой
из бригады лесорубов. За того вступились товарищи, и агрессор, по-
лучив по морде, отступил. А вечером, когда лесорубы вернулись с
работы, подстерег своего обидчика в сенях барака и рубанул его то-
пором. По счастью, топор при замахе стукнулся о низкую притолоку и
удар не получился, пришелся вскользь. Раненого отвели в лазарет,
перевязали - но на этом события не кончились, а только начались.

- 244 -

Дело в том, что в лесорубной бригаде все ребята были, как на
подбор: крепкие, дружные, уверенные в себе. Лесоповал - это, на-
верно, самая тяжелая из всех тяжелых работ. Особенно зимой: сто-
ишь, согнувшись в три погибели, и лучковой пилой в одиночку пилишь
и пилишь толстенную сосну. Причем высокий пенек оставлять нельзя,
а снега навалило столько, что вязнешь по пояс. А рабочий день
длинный, а норма большая... Я сколько-то времени поработал на
подхвате, сучкорубом - и то, вернувшись в зону, еле доползал до
нар, валился спать. Да что там говорить! Ясно, что на лагерном
пайке в лесу долго не протянешь...
Так вот, та бригада, о которой речь, состояла сплошь из "по-
сылочников" - в большинстве своем прибалтов. Вкалывали они на со-
весть, и лагерное начальство их подкармливало: подкидывало к до-
машнему салу из их посылок три дополнительных (три порции каши),
950 граммов хлеба вместо гарантийки (650 гр.) и, изредка - преми-
альные "запеканки" (та же каша, только густая и слегка поджаренная
на противне).
- Три пекканки рамбовал! - похвастался как-то Петьке Якиру
его приятель финн-лесоруб. (Т.е., получил и утрамбовал три запе-
канки. Но я отвлекся).
Бригадой лесорубов начальство гордилось: это была как бы тру-
довая гвардия Чужги. Так они и воспринимали себя. И давать своих в
обиду не собирались.
Блатных на Чужге было много; их боялись и предпочитали с ними
не заводиться - но только не эта бригада.
Бригадир пошел на вахту и предупредил, что в зоне будет руб-
ка. Просил не вмешиваться: сами разберемся!.. Надзор обещал соблю-
дать благожелательный нейтралитет.

- 245 -

В санчасти, узнав о готовящейся варфоломеевской ночи, всполо-
шились. Особенно волновался заключенный фельдшер, Паша-педераст.*)
Его нежной душе ужасна была мысль о предстоящей сече. Он заранее
заготовил перевязочный материал; в палатах и в коридоре лазарета
поставили дополнительные койки, устелили пол матрасами. В том, что
урки, с их беспредельной жестокостью, одержат верх над фраерами,
никто не сомневался.
Часам к одиннадцати в санчасть доставили первого раненого.
Его волокли за руки и за ноги, стриженая голова стукалась об пол,
а на шее болтался здоровенный медный крест.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58