Как тебя зовут, красавица?
— Фируза,— застенчиво промолвила девочка.
— И имя у тебя хорошее, как ты сама. Ну, дай бог тебе счастливой быть, пошли тебе бог всякого благополучия, пусть ты всем будешь мила и дорога, как я!
— Ну, быть, как вы, всем дорогой и милой, трудно,— полушутя-полусерьезно сказала старуха.
— Да,— согласилась Бибизагора,— уж не знаю, почему я так всем мила и дорога. Всюду я желанна, всюду я душа общества, куда бы ни пришла, как только где-то появится завидный жених, тотчас он ко мне сватается.
Вот и нынче этот той совсем неожиданно получился. Я сидела и шила, ни о чем не думая, а тут как тут она,— показала Бибизагора на служанку,— и с ней еще две женщины пришли за мной. Ну что ж, мне надоело одиночество, одной быть скучно, ну, пусть будем вдвоем, посмотрим, что из этого выйдет...
Тут в кухню вошла старшая жена бая. Высокая женщина с длинным лицом, с большими тусклыми и неподвижными глазами, с выпяченными губами, на лице — пуд румян и белил, в ушах серьги с пятью алмазными подвесками, на шее золотое ожерелье, усыпанное жемчугами, на руках золотые браслеты, пальцы унизаны кольцами с яхонтами и бриллиантами,— такая важная... на голове шитая золотом тюбетейка, платье из шелковой ткани фисташкового цвета, штаны из фаранги,— каждая штанина отделана тесьмой, на ногах легкие туфли из цветной кожи. Она вошла, громко жуя, и, увидев Бибизагору, обрадовалась:
— А, невеста пришла, вот и хорошо, да будет благословен ваш приход! Идемте, идемте, что ж вы тут сидите, не заходите к нам в комнату?
— Да вот сижу — восхищаюсь девушкой.— Бибизагора показала на Фирузу и улыбнулась ей.
Старшая хозяйка повернулась, взглянула на Фирузу и сказала насмешливо:
— Э, да вы, оказывается, любите красоток. Были бы вы мужчиной, отдала бы за вас Фирузу.
Фируза обиделась, вскочила и выбежала из кухни.
Солнце стояло прямо над головой, жара была страшная. Младшая жена бая поливала из лейки цветы в углу двора. Увидев Фирузу, она подозвала ее к себе.
— Здравствуйте,— сказала ей Фируза и, подойдя ближе, попросила: — Дайте мне лейку, я полью цветы.
— Спасибо, доченька,— отвечала молодая женщина,— я сама полью, я люблю поливать наш цветник. Погляди, как им приятно, цветам, как они радуются, вода — это жизнь, говорят, и верно, жизнь! И растение, и животное, и человек не могут без воды... Твоя бабушка тоже здесь? Пришли посмотреть на свадьбу Бибизагоры? Вот и хорошо!
Младшая жена бая была невысока, круглолица, с большими блестящими глазами, очень привлекательная и милая, вся в веснушках. Веснушки осыпали ее щеки, руки, шею и грудь и были поводом для постоянных насмешек ее старшей соперницы. Конечно, она могла бы белилами, румянами и пудрой замазывать их, но почему-то не делала этого. И одета она была по сравнению со старшей госпожой гораздо проще: голова повязана желтым шелковым платком, платье голубое шелковое, в ушах красивые серьги, и только на одном пальце сверкал небольшой бриллиант.
Она уже кончила поливать цветы, когда во двор вошла женщина в парандже, отбросив с лица сетку. Те, кто были на кухне, не заметили ее, но младшая хозяйка быстро пошла навстречу, взяла у нее паранджу, отдала Фирузе и осведомилась о здоровье.
— Старшая госпожа пригласила меня сегодня,— мягким голосом сказала пришедшая,— а я пришла немного пораньше, чтобы до прихода гостей побеседовать с вами.
— Добро пожаловать! — ответила младшая хозяйка.— Милости просим, пожалуйста, зайдите в мою печальную келью, осветите ее своим присутствием.
— Готова служить вам! — ответила гостья и прошла в комнату младшей хозяйки.
А та, отвечая на вопросительный взгляд Фирузы, прошептала:
— Это госпожа Танбур — знаешь, та самая?
Идем с нами, послушаешь ее умные речи.
Вот она какая, эта просвещенная женщина, известная всей Бухаре! Несмотря на славу, она скромна и проста на вид. Одета в светлое сатиновое платье, голова повязана зеленым платком с бахромой, на ногах сапожки с каушами. А сама такая милая: брови черные, глаза огромные, блестящие, лицо круглое, белое, губы улыбаются. Фируза, войдя за хозяйкой в комнату, села у двери и стала слушать приветливую, приятную речь гостьи.
— Пусть с моим приходом исчезнут все беды и огорчения из этого дома! — сказала Оймулло Танбур, садясь и совершая обычную молитву.— Счастья вам и радости, веселья и довольства, чтобы всегда в вашем доме был праздник! Ну, как вы ж и мы здоровы? Как здоровье бая? Говорят, он в отъезде?
— Да, он уехал в Карши.
— Ну, дай бог ему благополучной поездки. Чтобы веселым и здоровым возвратился домой! А вам после разлуки радости свиданья!
— По мне, пусть не приезжает, лишь бы без него скандалов не было.
— Но когда бая нет, ваша соперница, наверное, спокойна?
— Какое там! Каждый день ищет повода, чтобы отравлять мне жизнь. Ох, Оймулло, выйти замуж и стать второй женой значит ускорить свой конец.
— Правда, правда,— подхватила Оймулло.— И вам тяжело, и ей, да и самому баю несладко.
Кто захотел иметь двух жен в наш трудный век,— Своей рукой себя в двойное горе вверг! С единственной женой мудрейшие не сладят, А двоеженец, тот — погибший человек!1
Произнеся стихи, она звонко засмеялась. Фируза слушала ее с изумлением.
— Фируза-джан,— обратилась к ней хозяйка,— пойди-ка скажи, чтобы Саломат принесла дастархан. Я так вам обрадовалась, что даже забыла распорядиться...
— Спасибо, моя дорогая. А кто эта милая девушка?
— Это внучка Дилором-каниз. Она пришла с бабушкой, нынче ведь у нас свадьба Бибизагоры, вот ей и захотелось посмотреть.
— Эта девочка прекрасна, как пери, да сохранит ее бог от дурного глаза!
— И характер у нее под стать красоте. Ну, иди, скажи Саломат и приходи сюда вместе с бабушкой.
Фируза поклонилась и вышла из комнаты. В кухне она нашла Саломат, служанку младшей хозяйки, передала ей приказание и, подойдя к бабушке, шепнула ей, что пришла госпожа Танбур и что младшая хозяйка зовет их с бабушкой к себе.
В кухне в это время стряпуха и служанка раскатывали тесто для пирожков, растапливали печку. Старшая госпожа хохотала, подшучивая над Бибизагорой. Услышав шепот Фирузы, она поняла, что Оймулло Танбур пришла и находится в комнате ее соперницы.
Тотчас вскипев, она вскочила с места, закричала:
— Эта цыганка уже и госпожу Танбур затащила к себе! Кого я ни приглашу, всех перехватывает. Вот сейчас пойду и задам ей как следует!
— Нет, нет, ради бога, не надо,— остановила ее стряпуха, вытянув испачканные в тесте руки,— госпожа Танбур человек тонкий, нежный, она не выносит скандалов, тотчас рассердится и уйдет, и вы будете лишены удовольствия послушать ее беседу и стихи.
— А зачем же она, моя гостья, идет в комнату к другой?
— Да что тут такого, ведь до празднества еще много времени,— вмешалась Дилором.— Успокойтесь, госпожа, у вас еще столько дела, еще в комнатах не прибрано, еще надо приготовить все для плова и для жаркого, еще и от жениха известий нет... пока все устроится, пусть Оймулло лучше побудет у вашей соперницы.
Слова старухи утихомирили старшую госпожу, она успокоилась, занялась хозяйством, послала Фирузу узнать, зарезали ли барана, а если уже зарезали, то принести мясо и потроха и тут же вышла. Воспользовавшись ее отсутствием, Дилором потихоньку ушла с Фирузой к младшей жене бая.
Когда они вошли в комнату, обе молодые женщины — и Оймулло Танбур, и младшая хозяйка — из уважения к старухе встали, предложили ей почетное место. Но Дилором села с краешка у дастархана, усадила рядом с собой внучку и, подняв руки, произнесла слова молитвы.
— Добро пожаловать, матушка! — сказала госпожа.— Спасибо и нас, одиноких, не забываете, или, может быть, это ради Оймулло вы зашли?
— Ах, госпожа моя! Мои волосы побелели на работе в этом доме. Когда ваша покойная свекровь пришла сюда невесткой, я уже подметала здесь двор. Ваш супруг вырос у меня на руках, я ушла, только когда его в первый раз женила. Но хоть я и ушла из дома, а все же нет-нет да и зайду на кухню, а к вам не захожу, боюсь побеспокоить, как же — ведь вы у нас молодая жена...
— О-о-о...— протянула та,— молодая жена! Да я давно уж для вашего байбачи устарела, он уже третью жену себе ищет...
— Не верьте сплетням, госпожа! Как можно допустить, чтобы байбача захотел снова жениться? Слава богу, вы и красотой и умом не обижены, и характер у вас хороший, чего же ему еще нужно? Это враги ваши распускают сплетни, чтобы только вас задеть.
Не верьте этому!
— Нет,— сказала молодая женщина,— на этот раз старшая моя соперница назло мне сама хочет женить байбачу.
— Одни разговоры только...
— Нет, нет, это верно!
Госпожа Танбур, заметив, что разговор становится невеселым, перевела его на другое.
— Фируза-джан, оказывается, ваша внучка? — обратилась она к старухе.— Вижу, умница-разумница, дай бог ей долгой жизни.
Старуха, вздыхая и охая, стала рассказывать про Фирузу, про ее сиротство, про свое одиночество и близкий конец, а потом сказала:
— Правда, бог не обидел ее красотой и умом, да боюсь, как бы из-за красоты своей она не пострадала... Раньше мужчины бога боялись, не обижали сирот, а сейчас точно с ума посходили, женятся то на одной, то на другой, а несчастным женщинам приходится страдать...
— Благодарите бога, что ваша внучка из бедной семьи,— сказала Оймулло,— у вас не будет больших хлопот. А то уже через год-два стали бы являться сваты... Скажите, а в школу Фируза-джан ходит?
— Куда ей в школу? Кто мы? Дети рабов и невольниц рождены для того, чтобы работать, до ученья ли им?
— Ну, сейчас у нас, слава богу, нет ни рабынь, ни невольниц,— отвечала Оймулло.— Да и раньше, когда еще был невольничий рынок, все же иногда и рабынь обучали, среди них оказывались такие образованные, что все диву давались... Я вам советую отдать девочку в школу, пусть к ее красоте прибавится грамотность.
— Ученая женщина всегда несчастна, говорят.
— Ну, если считать меня хоть немного ученой, то, слава богу, несчастной нельзя назвать...
Старуха не нашлась, что ответить на это, только покачала головой и шепнула:
— У вас другая дорога...
— Послушайтесь моего совета, пошлите девочку учиться. Младшая жена бая тоже стала уговаривать ее:
— Правда, отдайте Фирузу в школу, она быстро научится грамоте. Сразу видно, что она способная девочка.
— Бедность — горе наше! — вздохнула старуха.— Мы слишком бедны, чтобы платить за ученье.
— Ну, если за этим остановка,— возразила госпожа Танбур,— то я возьму Фирузу к себе в школу и буду учить ее бесплатно. Учебники, Хафтияк я сама ей дам.
— Пошли вам бог здоровья, дорогая госпожа! — воскликнула старуха.— За такую вашу милость я душу за вас отдам! Если Фируза станет учиться, ради этого я еще сто лет проживу.
— Аминь,— сказала Оймулло,— пусть так и будет.
А ты сама, Фируза, что скажешь? Хочешь учиться у меня в школе? Мой дом тут недалеко, в квартале Мирдустим. И не заметишь, как станешь грамотной, доченька.
Фируза от смущения только голову наклонила.
А в это время в кухне и в помещении старшей госпожи шли большие приготовления. Стряпухи резали сало, мясо и потроха. Фатима и Саломат пекли лепешки, госпожа расхаживала по кухне и всем распоряжалась, иногда, раззадорившись, сама брала нож и принималась за дело, а служанке поручала подложить дров в огонь.
Пришла квартальная распорядительница свадьбами, худощавая, суетливая женщина. Пробормотав молитву, она присела на край суфы и спросила:
— А невеста уже здесь?
— Пришла,— ответила старшая хозяйка.— Мои подружки, как полагается, с шутками-прибаутками повели ее в баню. А у вас как дела? Где жених?
— Жених уже тут — в крытом проходе стоит, я сначала сама зашла узнать, что и как, а то, думаю, приведу жениха, а вдруг невеста здесь, увидит — нехорошо...
— Э, чего тут опасаться, сестрица? — сказала стряпуха.— Наша невеста всему готова верить, раз жених в мужской одежде да зайдет за свадебную занавеску, она и поверит!
— Хороша невеста! — засмеялась пришедшая, выбежала и тут же вернулась с женщиной богатырского сложения, высокой и дородной, с огромными руками и ногами, длинным лошадиным лицом, толстыми вывернутыми губами, сплющенным носом и крошечными глазками, совсем незаметными на крупном ее лице. Поклонившись госпоже, она отошла к другим служанкам в кухне и принялась помогать им.
Вечером в большой комнате старшей жены бая было светло как днем: горели свечи в медных подсвечниках и три висячие лампы.
Особенно был разукрашен отделенный свадебным пологом угол комнаты, вдоль стен разостланы тюфячки и одеяла, на них расселись нарядные, в шуршащих платьях гостьи и громко переговаривались между собой. Две музыкантши били в бубен, а посреди комнаты танцевала Тилло, известная бухарская танцовщица. Она танцевала и пела:
Вы цветок, вы соловей,
Да будет праздник ваш благословен.
После танца и песен расстелили дастархан, внесли подносы со сластями и фруктами — виноградом, персиками и абрикосами. Распорядительница свадьбами принимала подносы у служанок, обносила всех, обменивалась шутками с гостями. Старшая госпожа то входила в комнату, садилась у окна и угощала гостей, то выходила отдать распоряжения. Она привела с собой свою девятилетнюю дочку Мушаррафу и усадила ее возле Оймулло Танбур, сидевшей у окна. Как только мать выходила из комнаты, девочка тотчас вскакивала, через окно прыгала во двор и бежала посмотреть, как в маленькой каморке женщины наряжали невесту.
Бибизагору усадили на стул против зеркала, заплели ей волосы в мелкие косички, намазали брови усмой, подвели глаза, над губой и на щеках посадили мушки, грудь и спину надушили розовым маслом, надели на нее всякие драгоценности — серьги, кольца, бусы, браслеты и другие украшения старшей госпожи и ее дочери. Невеста была в кисейной рубашке, в розовом шелковом платье с цветами, поверх него бархатный, шитый золотом камзол, голову повязали вышитым шелковым платком, а сверху накинули белую кисею, которая окутала ее до пят.
Пока гостям подавали жаркое, а потом убирали дастархан, невесту нарядили.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56