А живет в квартале Писташиканон.
Асо поздоровался и, помолчав, сказал:
— Ничего особенного не произошло, вы не волнуйтесь. Просто люди миршаба ищут человека, который ударил бая ножом.
— Ну и пусть себе ищут, а при чем тут вы?
— Они и Фирузу ищут,— медленно сказал Асо, поглядывая вопросительно то на одну, то на другую женщину.
Сестра старухи, присевшая было в сторонке на корточки, сразу вскочила.
— А Фируза им зачем?— со страхом спросила она.
— Лакомый кусочек, да еще задаром, кто не захочет поживиться?— ответила старуха и пристально посмотрела на Асо.— В похищении Фирузы нас подозревают?
— Да, как будто... дядюшка сказал, что теперь Фирузу нельзя оставлять в доме этой тетушки. Надо найти другое место.
Женщины растерянно переглянулись, не зная, что делать. Им была известна жестокость миршаба, но такого бесстыдного произвола они не ожидали.
Жена водоноса первая прервала молчание:
— Куда же ей, бедняжке, деваться? Некуда...
— Дядюшка сказал, чтобы пошла к Оймулло. Там спокойнее. Женщины снова переглянулись.
— Правильно советует,— сказала Зарифа.— Госпожа Танбур славная, достойная уважения женщина. В хороших домах принята. Конечно, у нее надежнее, чем у нас.
— А, .чтоб их и могила не приняла, этих проклятых извергов! — воскликнула жена водоноса.— За что, за что невинная сиротка должна скитаться по чужим домам!
Асо мечтал хоть разок взглянуть на Фирузу. Он готов был уже попросить у этих добрых женщин разрешения повидать ее, но не осмеливался.
— Да что же мы стоим!— сказала старуха.— Зайдем в комнату, сынок. Когда навалится беда, обо всем забываешь.
— Спасибо, но я не могу,— ответил юноша.— Надо поскорее явиться к баю, не то снова невесть что подумают. Только вот тетушку проводить бы домой и... Фирузу поскорей отправить.
— И то правда,— заметила жена водоноса. - Иди с тетушкой. Только осторожно, гляди, как бы за вами не увязался какой-нибудь негодяй. С Фирузой сам поговори, передай дядюшкин совет.
Не заставляя себя долго ждать, Зарифа накинула паранджу, закрыла черной сеткой лицо и вышла. Асо последовал за ней, и они двинулись к кварталу Писташиканон.
Квартал Писташиканон населен был бедняками, которые занимались тем, что раскалывали фисташки и абрикосовые косточки, отсюда и возникло его название. Купцы покупали фисташки в скорлупе и нанимали жителей этого квартала раскалывать их. Фисташку клали на маленькую наковальню и особым молоточком раскалывали скорлупу. Делали это очень быстро: одной рукой кололи, а другой сбрасывали полураскрывшиеся фисташки в корзину. Затем фисташки и надтреснутые абрикосовые косточки опускали в соляной раствор и, поджарив, продавали базарным лавочникам в тумены и области. Работали всей семьей, с утра до ночи, а зарабатывали ничтожно мало, едва хватало на кусок хлеба.
Проходя днем по улицам этого квартала, вы все время слышали стук молоточков по фисташкам и абрикосовым косточкам.
Женщина привела Асо в квартал Писташиканон, где она с мужем занималась тем же, что и большинство его жителей. Асо сердцем понял, что идет к друзьям, и потому стук молоточков и треск раскалываемых скорлупок ласкали его слух, как приятная мелодия.
Взволнованно билось сердце юноши. Наконец-то он увидит ту, которая ему дороже всех на свете. А он было и надежду потерял! Вот уже почти десять дней, как не видел Фирузу. С того злосчастного тоя. Эти дни тянулись, как месяцы, да что месяцы - казалось, целый год прошел. А теперь, н предвкушении встречи, как сладостно бьется сердце! За такое счастье можно и жизнь отдать!
Зарифа остановилась у низких ворот и постучала. Асо стоял поодаль шелковицы, оглядываясь кругом — не следит ли кто. Но вот ворота открылись, женщина вошла внутрь и позвала Асо. Его встретил одноглазый человек средних лет с рваной тюбетейкой на голове. Поздоровавшись с Асо, он запер ворота на цепь.
— Пожалуйте,— сказал он, проходя вперед.
Двор, окруженный со всех сторон высокой оградой, казался маленьким, как птичья клетка. Домишко состоял из одной комнаты.
Асо поднялся по ступенькам и вошел в переднюю. Женщина уже сложила там свою паранджу.
— Заходите в комнату, садитесь,— пригласила она.— Фируза у соседей, сейчас позову ее. Со вчерашнего дня, как только стукнет кто в ворота, отправляем ее к соседям. Тут быстро, через калиточку... Если приходят свои люди, она сразу возвращается.
Хозяин дома на первый взгляд казался неприветливым и угрюмым. Войдя вслед за ним в комнату, Асо огляделся. Окон в комнате не было, только две двери, одна из них была закрыта, и часть комнаты оставалась в полумраке. Пол был покрыт кусками войлока и паласа, вдоль стены лежала узкая стеганая подстилка. Хозяин усадил Асо подальше от двери, а сам сел у порога.
— Добро пожаловать, братец,— сказал он, улыбнувшись.— Вы уж простите нашу бедность, пропади она пропадом! И для одной комнаты не можем палас приобрести!
Асо был смущен приветливостью хозяина, его почтительным обращением. Он не мог из себя и слова выдавить. Да что там говорить о нужде, о бедности, Асо в жизни только это и знал. Пустая комната, куски войлока вместо паласа — вот невидаль! Наконец он преодолел неловкость и пробормотал:
— Спасибо вам... я тоже бедняк, байский слуга... к тому же — сирота...
— Главное — здоровье, а вещи — дело наживное,— продолжал одноглазый.— Мы с женой всю жизнь трудимся, зато дочь как надо замуж выдали: не пришлось перед людьми краснеть... Даже небольшой, по своим средствам, той справили. Нам достался по наследству палас, ну, мы его отдали дочери в приданое. Вот теперь сидим сами на стареньком, рваном...
— У вас хорошее занятие,— сказал Асо.— Ни от кого не зависите, колете себе фисташки — и все!..
А может, у вас сейчас нет работы?
— Работа есть, даже много, а что толку? Я как-то подсчитал: дневного заработка хватает на две лепешки, три чайника чая и на фунт винограда. Сколько же может человек прожить на хлебе и чае? Но спасибо и за это. Работаем мы в подвале, там же и готовим — в общем, целый день там... Здесь только спим.
В дом вошла жена одноглазого вместе с Фирузой Молодая девушка была в трауре: платье из синего ситца и поверх тюбетейки — белый кисейный налобник. Исхудавшая, желтая, с заплаканными глазами и припухшими веками, она все же была красива, даже как-то по-новому хороша. Так бывает с прекрасной алой розой, которая, чуть поблекнув, становится от этого еще ароматнее и прелестней.
— Здравствуйте,— сказала Фируза, почтительно приложив руку к груди.
Она продолжала стоять, пока хозяйка дома не предложила ей сесть.
Асо вскочил при появлении женщин, пробормотал что-то в ответ на приветствие Фирузы и умолк. У него от волнения отнялся язык. Молчали и остальные. Фируза сидела, глядя в пол. Асо опустил голову, не решаясь посмотреть на нее.
Нарушила молчание хозяйка:
— Асо отпустили. Через день-два отпустят и дядюшку. Что с него взять, со старого водоноса? Но если узнают, где ты, старику пощады не будет...
— Верно,— подхватил Асо, осмелев,— дядюшка Ахмед-джан велел, чтобы вы пошли к Оймулло, там надежнее.
— И я так думаю,— пролепетала Фируза дрожащим голосом.
— К какой Оймулло?— спросил одноглазый.
— К госпоже Танбур,— ответила жена.— Очень достойная женщина, добрая, участливая.
— Ко мне хорошо относится!— подхватила Фируза.
— Раз так, придется пойти на несколько деньков,— пораздумав, сказал хозяин дома.— Поживите там, пока все уляжется. Тогда снова к нам вернетесь. Очень мы к вам привыкли.
Фируза, все еще не поднимая глаз, застенчиво спросила:
— А как там дядюшка? Что еще говорил?
— Ничего... он там... в миршабхане,— забормотал Асо,— молится за вас... сказал...
Хозяйка дома поняла.
— Ладно, дети, пойду поставлю самовар. А вы тут поговорите.
У хозяина дома тоже нашелся предлог, чтобы уйти. Влюбленные остались одни.
Оба молчали, стеснялись взглянуть друг на друга. Асо мысленно корил себя, обвинял в трусости, но сказать ничего не мог. Совсем растерялся юноша. Да и что говорить? Почтить память Дилором-каниз, вспомнив ее добрые дела? Но зачем бередить свежую рану? А может, утешить, сказать о своей преданности, о том, что он жизнь готов за нее отдать? О чем же, о чем говорить?..
Фируза в это время думала о том, какой Асо хороший, храбрый, не испугался преследований, пошел в домик бабушки, зажег там свечу. Л потом — подумать только — был арестован... И, несмотря на все это, не забыл о ней, пришел тотчас же, как его отпустили. Какое счастье иметь таких друзей! Теперь, когда бабушки не стало, они заботятся о ней, прячут... А вот бедный дедушка мучается ни за что ни про что... Вспомнив и водоносе, Фируза наконец решилась заговорить: Что же передавал мне дедушка?
Умница Фируза, нашлась! Тут и Асо оживился.
Он сказал, что нельзя вам в этом доме оставаться, опасно. Все началось из-за человека, убившего слугу бая и ударившего ножом его самого. Этого человека разыскивают... Но почему-то миршаб и аксакал ищут также вас. Зачем вы им, не могу понять. Был бы у меня свой дом, сим бы вас спрятал, а так что я могу сделать...
У госпожи Танбур тоже неплохо, она мне как мать. Я и учиться у нее буду.
Фируза посмотрела прямо в лицо Асо, и глаза их впервые встретились. У Асо отлегло от сердца.
— Очень хорошо, очень хорошо, милая Фируза! Значит, пойдете к госпоже Танбур... А можно будет к вам наведываться?
Фируза улыбнулась:
— Почему же нет? Оймулло живет в квартале Мирдустим. Дойдете до водоема, а там спросите, каждый ребенок знает ее дом.
— Дом-то и я сам найду, а вот вас...
— Учительница добрая, справедливая, умная. Она позволит нам увидеться. Приходите.
— Да, да, я приду. Как только урву свободную минутку, прибегу туда.
Пусть только все уляжется, а потом...
Он осекся, не мог же он сейчас сказать, что мечтает жениться на ней, отпраздновать свадьбу... Нет у него пока ни кола ни двора. Но зато он молод, здоров и полон желания добиться счастья.
Терять надежду нам не надо никогда — Пусть облако темно, зато светла вода!
Так поется в песне, так чувствует и Асо. Он никогда не отчаивался и всегда надеялся на лучшее будущее, даже в самые трудные минуты жизни. Это придавало ему бодрость.
— Я скажу Оймулло о вас...
— Что вы скажете?
— Скажу, что вы мне как брат, заботливый, нежный брат...
— Я готов за вас жизнь отдать! — с неожиданно прорвавшейся страстью сказал Асо, прямо глядя в грустные черные глаза своей любимой.
— Нет, нет, не говорите так,— потупившись, вымолвила Фируза и вдруг заторопилась:— Надо мне поскорее уйти... Если вы не сможете попасть к Оймулло в дом, зайдите сюда, все обо мне узнаете.
— Завтра же приду...
— Ну, надо собираться. Фируза встала.
— Будьте очень осторожны,— внушительно сказал Асо.— У госпожи Танбур много учениц, кто-нибудь из них может донести... Посоветуйтесь с ней, не переменить ли вам имя?
— Это невозможно! Все в школе меня знают. А девочки... они хорошие, не беспокойтесь за меня.
Фируза улыбнулась и пошла, но у двери остановилась:
— Чуть не забыла спросить вас: что мы будем делать в поминальные дни — двадцатый и сороковой после смерти бабушки? Вы придете?
— А как же! — воскликнул Асо, но мысли его были заняты другим.
Он боялся за эту прекрасную девушку. Несомненно, и бай, и миршаб станут добиваться ее расположения. Хоть бы она не была так красива! Асо так горячо любит Фирузу, что ему не нужна ее красота, он любит ее не за это.
Пора было уходить. Прощаясь, Асо попросил хозяйку дома, чтобы она сама отвела Фирузу к Оймулло Танбур.
Кори Шариф до поздней ночи работал вместе с отцом. Потом завернул в скатерть блюдо с пловом, приготовленным матерью, и пошел прямиком к медресе на берегу хауза Арбоб.
Темная, жаркая, душная ночь распростерлась над городом. На улицах было безлюдно. Совершив ночной намаз, все давно разошлись по домам. Только в некоторых лавках торгового ряда на Новом базаре, тускло освещенных керосиновыми лампами, задержались два-три бакалейщика — авось заглянет кто-нибудь из поздних покупателей.
Кори Шариф пересек Новый базар. Недалеко уже был и хауз Арбоб. Тут он увидел, что из прохода в переулок вышел какой-то человек, этот незнакомец поравнялся с ним и, поглядывая в его сторону, зашагал рядом. Поднятый, как у заправского франта, по тогдашней моде ворот халата закрывал подбородок. По правде сказать, кори Шариф немного испугался, но виду не подал, твердой походкой продолжал идти вперед, стараясь обогнать незнакомца. Безуспешно: тот и не отставал и не опережал его, явно желая идти в ногу. Вот наконец и хауз Арбоб, кори Шариф направился к медресе, но тут незнакомец схватил его за ворот и прохрипел:
— Постой, ака кори!
Кори Шарифу пришлось остановиться, левой рукой он попытался высвободить свой ворот, но это ему не удалось.
— Что вам от меня нужно?— спросил он гневно и недоуменно.
— А что вы собираетесь тут делать в этот ночной час?
— Какое вам дело! Пустите меня! Вам же будет хуже!
— А что вы мне сделаете?— насмешливо спросил незнакомец и дернул ворот еще сильнее.
— Увидите! Не думайте, что я тут один. Эй, кори Усман, Ашраф-джан, на помощь!
Этот крик возымел действие: незнакомец отпустил ворот и засмеялся, открыв свое лицо.
— Ака Махсум?!— Кори Шариф был поражен.
— Что, напугал?
— Пропадите вы!—едва приходя в себя, сказал кори Шариф.— Нашли время шутить!
Между тем кори Усман и Ашраф-джан прибежали из медресе. За ними шел Мирзо-Ибрагим.
Пустяки, ничего не случилось. Ака Махсум просто пошутил. Милости просим!
Все двинулись к медресе. Дверь в келью кори Шарифа была открыта, горела висячая десятилинейная лампа. Пройдя вперед, ака Махсум спросил:
Неужто это ваша келья, кори Шариф?
Вы что, не видите?!— расстилая дастархан, воскликнул кори Шариф. Моей кельи не узнали?
Я подумал, что живет здесь кто-то другой, образованный, чистоплотный человек. Книги в порядке, чайник блестит, пиалы сверкают, на имласе ни соринки. А ламповое стекло, а лампа — так и сияют! Нет, нет, но вы здесь...
— Ну и шутник вы, ака Махсум!
— Ну а теперь скажите: вы, все здесь сидящие, не замечаете перемен?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56