Согласно шариату...
— Заладили! Согласно шариату, она достанется не вам, а Гани-джан-баю! Но если отыщете, то и вы на этом деле не потеряете...
Вошел слуга и доложил о приходе человека от кушбеги.
— Зови,— сказал миршаб и обратился к аксакалу:— А вы идите, обдумайте все, постарайтесь найти девушку и того повара!
Нусратулло вышел, кланяясь, встретившись в дверях с посланцем кушбеги, поклонился и ему.
Лекарь-индус осмотрел рану на груди Гани-джан-бая, смазал ее и крепко-накрепко перевязал чистой кисеей.
— Окажись другой на твоем месте,— сказал он, улыбаясь,— нескоро бы поправился. А ты, бай, крепок! Если будешь меня слушаться, через десять — пятнадцать дней рана заживет.
Бай кивнул головой, достал из-под подушки золотую пятерку и протянул ее лекарю. Взяв деньги и поблагодарив, тот собрал свои склянки с лекарствами и ушел. Тут же открылась дверца, ведущая в соседнюю комнатку, и из нее выпорхнула молодая жена Гани-джан-бая Магфираг. На ней было золотистое шелковое платье из легкой ткани, голову украшал налобник, вышитый золотыми нитями. Кокетливо покачивая бедрами, она подошла к постели бая, стоявшей посредине комнаты, и села.
- Еще пятнадцать дней!— капризно сказала она и отвернулась. Бай схватил ее руку, покрашенную хной, и крепко сжал.
Магфират отняла руку. - Знала бы я, что ваша болезнь надолго, не ушла бы из дому, в объятиях моей матери... А тут еще эти... ведьмы...
Гани-джан бай улыбнулся, сделал над собой усилие и заговорил, хотя ему, по-видимому, это было трудно: голос тихий, усталый, губы от жара запеклись, потрескались.
— Знал бы я, что из-за вас на меня нападут, вооружился бы.
— Почему это из-за меня? Глаза бая лукаво блеснули.
— А из-за кого же? Только поклонники невесты нападают в ночь свадьбы на жениха.
Магфират кисло улыбнулась и поцеловала мужа в лоб.
— Вот вы какой, даже болезнь не мешает вам шутить!
— Я не шучу, а горжусь тем, что отвоевал вас у своих соперников, пролил кровь за вас. А вы гордитесь, ведь это я из-за любви к вам чуть не пал жертвой...
— За меня уже была принесена жертва, довольно! Магфират горделиво подняла голову.
— Ну, пьянчуга Саиб не в счет! Он недостоин этого!
— Нет, не он! Дилором-каниз. Бай чуть не вскочил.
— Что? Дилором-каниз?
— Да, да,— ответила Магфират, придерживая его за плечо.— Что с вами? Успокойтесь? Ну умерла старая рабыня, пусть ее!
— Когда умерла? Отчего? Магфират беззаботно ответила:
— Как раз в ночь свадьбы и умерла. Больше я ничего не знаю...
— А Фируза?— вырвалось у бая. Но он тут же понял свою оплошность и заговорил о другом.— Абдулла просил домик старухи, обещал кому-то...
Магфират промолчала, обмахиваясь веером. В комнату вошла служанка и расстелила скатерть.
— Уж какой я вам куриный суп сварила!.. От одного запаха слюнки потекут,— сказала она баю.— Сам лекарь-индус попробовал, очень ему понравился.
Бай кивнул головой,— подавай, мол,— а когда служанка уже выходила из комнаты, подозвал ее к себе и спросил:
— Что, тетушка Дилором скончалась?
— Да... Бедняжка померла. Похоронили с почетом. На похороны народу собралось!.. Говорят, перед мечетью вся площадь была запружена.
— А где ее внучка Фируза?— нетерпеливо спросил бай, понизив голос.
— Пропала, исчезла неизвестно куда.— Служанка словно и забыла о супе.— Все оплакивают старуху, а тут новая напасть — одинокую, бездомную сиротку жалко. Аксакал хлопочет, разыскивает Фирузу. Хочет под свою опеку взять. Да вот никак не найдет.
— А что с домом?
— Стоит на месте.
Видно, соседи зажигают там свечи.
— Прикажи Асо сегодня же пойти и повесить замок на воротах. Как вернется Абдулла из Гиждувана, пусть отдаст ему ключ.
— Все скажу, хозяин!
Служанка вышла. Магфират взяла бутылочку с лекарством, стоявшую у изголовья бая, налила в пиалу и дала ему выпить, приподняв голову с подушки.
— Выпьете вина? — спросила она.
— Дайте.
Магфират принесла четырехгранную бутылку, налила вина в две пиалы, одну подала баю, другую выпила сама.
— Уф-ф! — воскликнула она, поморщившись.— Настоящая отрава! Хоть и приготовленное недавно домашним способом, вино было довольно крепкое.
— Зато лечит...
Слова лекаря приободрили бая, он поверил в скорое выздоровление и повеселел. Но сейчас хорошее настроение было испорчено. Глядя со стороны, можно было подумать, что бай огорчен смертью старой преданной служанки, но в действительности его совсем не трогала ее смерть, она лишь развязала ему руки, чтобы завладеть Фирузой.
Спрашивается, почему же бай при жизни старухи не удовлетворил своего желания? Да потому, что Фируза была еще слишком мала, к тому же он не решался ссориться с Дилором, даже стеснялся ее. Он был уверен, что старуха скоро умрет и Фируза в конце концов достанется ему. И вдруг такая неожиданность. А при Магфират нельзя и слова лишнего сказать! Он потому и попросил вина, чтобы хоть немного отвлечься.
Но тут ему помешали. Только он собрался снова выпить с Магфират, как в комнату вошла старшая жена с тарелкой винограда.
— Здравствуйте!— сказала она.— Слава богу, чтоб не сглазить, уже можете сидеть!
Магфират схватила бутылку с вином и выскочила в соседнюю комнату. Но старшая жена и не посмотрела в ее сторону. Она поставила виноград на скатерть и присела.
— Это из сада селения Кулба, хочу вас угостить. Сегодня лучше себя чувствуете? Что говорит лекарь?
Вошла служанка, неся на подносе две миски супа и тарелку с курицей. Магфират вернулась, принялась ломать на мелкие кусочки лепешку и бросать баю в суп.
— Вы передали все, что я велел?— спросил бай служанку.
— Передала,— сказала она и поспешила уйти за супом для старшей жены.
Та ворчала:
— Абдуллы все нет, слуги распустились, своевольничают... Один Асо что-то делает.
Магфират стукнула ложкой о тарелку и бросила есть, сверля глазами соперницу.
— Странный вы человек, госпожа! Не даете больному даже ложку супа проглотить. Завели разговор об Абдулле, только голову ему забиваете!
Бай любит знать, что делается в доме, это его успокаивает. Я-то хорошо изучила его характер, милая! А вы, пока все о нем узнаете, не один иуд соли съедите...
Вот вы свои знания и держите при себе,— отрезала Магфират в комнате распоряжаюсь я. Старшая жена не отступала:
— Эта комната и моя тоже!
— Чепуха!
— Ты сама — чепуха!
— Хватит!— осадил женщин бай и откинулся на подушку.
Он был бледен и дрожал от гнева. Слишком сильное в этот день постигло его разочарование.
Вечерело. Совершив предзакатный намаз, жители квартала выходили из мечети. Вдруг задул сильный ветер, поднимая столбы пыли. С треском раскрылись двери мечети, и коврики, расстеленные для намаза, разлетелись во все стороны.
Аксакал Нусратулло, не выдержав натиска ветра, остановился у дверей мечети, пыль забивала рот и нос, еле отдышавшись, он крикнул имаму и суфи, чтобы его догнали, а сам мелкой рысью побежал домой.
Вскоре улица опустела, стало совсем темно.
Знойные ветры в Бухаре — их называют тафбод— налетают большей частью летом и приносят немало неприятностей. Особенный вред причиняют они цветам и фруктовым деревьям. Бухарцы считали, что и малярия, которой болело большинство населения, тоже возникала из-за этого ветра, в такие дни люди боялись выйти на улицу.
Но Асо в этот вечер такая погода была на руку. Никем не замеченный, он тихонько отправился к домику Дилором.
Ворота оказались запертыми изнутри. Значит, их заперли соседи,— подумал он и постучался к ним. Открыла ему дочь ткача Гуломали. Девочка узнала его, вежливо поздоровалась, и, когда он попросил отпереть ворота соседнего дома, она тут же прошла через калиточку, соединявшую оба дворика, и впустила его.
Двор освещала тусклая коптилка. Комната и кухня остались в полутьме. Давящую тишину вокруг не нарушал даже ветер, свирепствовавший на улице: домик был защищен от него более высокими строениями, во двор залетали только пыль и солома с крыш. Грусть и тоску навевал этот опустевший мрачный уголок.
Девочку позвала мать. Асо отпустил ее кивком головы, а сам остановился на пороге полуоткрытой двери, ведущей в дом. Еще так недавно его здесь встречала Фируза. Открыв ворота, она весело вскрикивала: Милый братец... Какая радость играла на ее лице, как сверкали ее чудесные глаза! Она громко смеялась, потом, вдруг застеснявшись, убегала с криком: Бабушка, братец!.. — тут же возвращалась и, схватив его за руку, уводила в дом.
Дилором радовалась, глядя на внучку, а его встречала как родного. Так повторялось каждый раз, когда он приходил... А теперь здесь пусто, темно и одиноко, не слышно милых голосов.
Дом, дворик словно покрыла траурная пелена.
Сердце Асо переполнилось горечью, в горле застрял комок, слезы готовы были брызнуть из глаз. Он закрыл калитку, ведущую в соседний дворик, и собрался уже войти в дом, как услышал, что кто-то открыл ворота. Обернувшись, он увидел водоноса Ахмед-джана. Не говоря ни слова, Ахмед-джан снял со стены коптилку и вместе с Асо вошел в дом.
Все одеяла, курпачи, обрывки паласа и кошмы были сложены в один угол. В нишах на полках все стояло на своих местах: бутылочка с лекарством, лампочка с поломанным стеклом, чайник, миски, безделушки Фирузы и прочие мелочи... Слезы струились по лицу Асо. Он прошептал:
— Фируза... где же Фируза?
Ахмед-джан молчал. Поставив коптилку у порога, он присел на земляной пол, что-то пробормотал и поднял руку. Асо последовал его примеру. Прочитав заупокойную молитву по Дилором, Ахмед-джан наконец заговорил:
— Это ты хорошо сделал, что пришел под пятницу вечером. Молодец! Порадуется душа покойной. А коптилка откуда? Соседская? Спасибо им, сами бедняки, а долга своего не забывают, зажигают огонь у покойницы в доме. Я мимо проходил, гляжу — свет, толкнул ворота, а они открыты, вот я и вошел.
— Где же Фируза, дядюшка? — чуть не плача, снова спросил Асо. Водонос не смотрел в его сторону.
— Да ты сам знаешь, как было дело. Похоронили старуху, вернулись мы с кладбища, а Фируза исчезла.
— Где же она? Неужели попала к дурным людям?
— Ничего не знаю.
Асо снова заплакал и в отчаянии бросился на землю.
— Ох, спасите ее! — простонал он.
Ахмед-джан тоже не мог сдержать слез при виде такого горя. Он поднял юношу с земли.
— Успокойся! Если чтишь память покойной и любишь Фирузу, сдерживай себя! Думал ли ты ранее о том, что ожидает бедную одинокую девушку после смерти ее бабушки? Если бы ты подумал об этом, то при жизни старухи посватался бы к Фирузе.
Ты не сделал этого, пеняй на себя.
— Как же я мог знать, что тетушка Дилором так скоро умрет?!
— Обо всем надо думать!— многозначительно сказал водонос и, помолчав, продолжал:— Бай, имам, аксакал и еще многие другие давно осматривались на Фирузу и только ждали смерти старухи. Они понимали — не то что ты,— недолго ей осталось жить, вот и нацелились... Я это предвидел, а потому и спрятал ее у сестры моей жены.
— Да благословит вас бог!— воскликнул Асо. С его сердца точно спала огромная тяжесть, он не находил слов, чтобы выразить благодарность этому мудрому, дальновидному человеку.— Я предчувствовал, сердце мне подсказывало, что вы ее спрятали... Какое счастье! Но смогу ли я повидаться с ней?
Не успел водонос ответить, как кто-то тихо открыл ворота и вошел I дом. Это был Хайдаркул.
— Привет, привет,— сказал он таким тоном, словно недавно с ними расстался. Затем он вынул спрятанную за пазухой свечу, зажег ее от коптилки и поставил на полку.
Повернувшись лицом к востоку, он молча постоял, поднял руку и произнес:
Аминь. Лео и Ахмед-джан повторили:
— Аминь.
— Вы очень неосторожны! — сказал Хайдаркул.— Разве можно так?
— Что, что случилось?
— Я тоже собрался прийти сюда в канун пятницы, возжечь огонь и прочитать заупокойную молитву. Но я шел и все думал, как бы сделать, чтобы никто не заметил меня. Ворота, наверное, заперты изнутри, а может, бай уже распорядился навесить замок снаружи?.. Вот какие мысли одолевали меня. А тут — подхожу к воротам, чуть тронул их, а они уже открылись, в комнате свет... Я сообразил, что это кто-нибудь из вас. Хорошо, что на улице ни души, а не то...
Но дело обстояло не совсем так. За грудой камней и кучей мусора, притаившись, сидел суфи и следил за прохожими. А шагах в двадцати от домика Дилором, подглядывая в щель ворот своего дома, этим же занимался имам. Завидев Хайдаркула, входящего во двор Дилором, суфи вышел из прикрытия и, прихрамывая, направился к дому имама. Войдя туда, он сказал дрожащим от волнения голосом:
— Хитрец аксакал оказался прав, господин! В домик старухи явились три негодяя.
— Да ведь он не говорил о троих!
Почему трое?
— О троих он, правда, не говорил, но предположил, что человек, похитивший девушку, непременно сегодня явится сюда. Так оно и вышло.
— Вышло не вышло, предполагал не предполагал — не в этом сейчас дело! Скорей пойдем сообщить аксакалу.
И, задыхаясь от быстрой ходьбы, они устремились к дому Нусратулло.
А тем временем три друга покойной Дилором мирно беседовали. Хайдаркул изменил свою внешность: укоротил бороду, подкрутил кверху усы, надел нарядный халат из гиждуванской алачи, а голову повязал серой чалмой. В этом наряде он похож был на провинциального щеголя.
— Видно, баю не суждено еще умереть, час его не пробил, сказал он.— Его и мой нож не взял! Да и минута была неподходящая... Ну ничего, в следующий раз не вывернется... Я мог бы, конечно, и сейчас пробраться по крыше к нему в дом и прикончить. Но убивать больного, раненого — нет, это не дело! Пусть поправится, выйдет из дому, тогда уж не избежать ему встречи со мной.
— Где вы теперь живете? — спросил водонос.
— В игорном доме. Пригодилось мне мое умение, я когда-то поигрывал. А теперь я обслуживаю эту публику, сам иногда играю, бывает, что выиграю, а бывает, что проиграю. Но, главное, меня никто не подозревает.
— Вам все же нужно быть очень осторожным. В игорный дом заходят нередко стражники, люди из суда. В доме нашего бая тоже есть слуга-картежник.
— Да, конечно,— сказал Хайдаркул,— разные там люди бывают, немало проходимцев и негодяев.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56