Магфират наконец не выдержала, оглядела Фирузу и спросила:
— Ты внучка тетушки Дилором? Как тебя зовут?
— Фируза мое имя.
— Красивое имя,— сказала одна из подруг невесты, решив, что Магфират хочет оказать внимание Фирузе.
— Вот уж нашла хорошее имя! — фыркнула Магфират.— Подумаешь, что такое Фируза? Фируза — не драгоценный камень, ничего не стоит. Вот если бы ее звали Лал, или Алмос, или Марворид,- это совсем другое!
— Самое лучшее имя у моей подружки Магфират! — сказала одна байская дочка, украдкой подмигивая другой.— Как звучит: Маг-фи-рат. Просто слюнки текут, когда произносишь, так приятно... Или, может быть, мне только так кажется?
Магфират не поняла насмешки; услышав похвалу своему имени, она развеселилась, зависть ее к Фирузе пропала, и она велела девушке встать и протанцевать перед ней. Фируза смущенно сказала, что не умеет танцевать, но Магфират не отставала от нее, говорила, что все невольницы и их дети танцуют и не может быть, чтобы Фируза ничего не умела. Другие девушки тоже стали настаивать. Фируза растерялась. Она знала, что если откажется и убежит, то Магфират позовет бабушку и начнет кричать, а Дилором-каниз не терпит, когда на нее кричат, ответит резким словом, выйдет неприятность и придется уйти им с праздника. Надо было что-то придумать. Но что? И вдруг Фируза вспомнила.
Недавно в школе у Оймулло Танбур старшие школьницы учили стихи, которые всем понравились. Фируза тоже их выучила. Она решила прочесть эти стихи, чтобы ее оставили в покое.
— Я могу вам прочитать стихи,— сказала она.— Про двоеженца. Магфират ничего не сказала, а девушки стали просить:
— Прочти, Фируза!
Фируза была девушка неглупая, но по-детски простодушная, наивная. Она и не заметила, что у Магфират испортилось настроение, откашлялась и смело, высоким нежным голоском начала:
Эй, послушай, кто несчастней всех на свете,— двоеженец! Я спою о том, что держит он в секрете, двоеженец.
Стонет ночью, слезы точит на рассвете, двоеженец. Да узнают эту песню даже дети, двоеженец!
Фируза остановилась, перевела дыхание. Девушки засмеялись, просили читать дальше.
Муж промолвит слово старшей,— станет младшая суровей, Заупрямится тотчзс же, мужу злобно прекословя, Черной тучею нависнут над ее глазами брови...
Жены ссорятся, ревнуют, силы тратят и здоровье,
С ними гибнет, не дождавшись долголетья, двоеженец.
Две жены — двойная тяжесть и двойное огорченье... Уступать обоим станешь — лишь удвоится мученье. Убежать от жен в пустыню? Может статься, там спасенье?.. О разводе и не думай! Это значит — разоренье! И прибежище находит лишь в мечети двоеженец!
Тут Фируза замолчала.
— Дальше я не помню,— сказала она.
— Нет, помнишь, помнишь! — закричали девушки и со смехом повторяли стихи. А Магфират сжалась, как змея, и молчала.
Вероятно, подружки скоро забыли бы про стихи и плохое настроение невесты, вызванное ими, сгладилось бы, но на беду, одна девушка все испортила. Она повторила последнюю строчку и воскликнула:
— Значит, кто двух жен возьмет, тот раскается! А кто трех возьмет, что с ним станется?
— Кто возьмет трех жен, тот совсем разорится! — закричала другая, и все засмеялись.
— Замолчите вы! — не выдержала невеста.— Довольно! Стыд надо иметь! Что скажут гости внизу, слыша ваш глупый хохот? Мне моя честь дорога!
Девушки сразу смолкли. Фируза во все глаза смотрела на невесту, удивляясь и не понимая, почему она так рассердилась.
— У кого ты узнала эти стихи? — зашипела по-змеиному Магфират.— Чей ядовитый язык научил тебя этим пакостям?
— У нас в школе девочки читали,— сказала Фируза.
— Врешь! — крикнула Магфират.— Тебя кто-то подучил нарочно. Говори, кто?
Фируза молчала.
— Иди позови свою бабушку.
Фируза обмерла. Случилось то, чего она так боялась. Если бы она знала, что Магфират не понравятся эти стихи, она и не заикнулась бы про них. А теперь расскажут бабушке, она огорчится, обидится. Увидев, что
Фируза расстроилась, девушки вступились за нее:
— Ну ладно, что она сделала такого?
— Что вы сердитесь, подружка? Это ведь не про вас...
— Не мучайте бедную девочку!
— Дилором-каниз занята, у нее столько дела...
Магфират, видя, что Фируза не двигается с места, стала браниться:
— Вон отсюда! Иди позови свою рабыню-бабку, пусть сейчас же мнится!
Фируза тихонько вышла, слезы кипели у нее в глазах.
Внизу свадебный пир был в разгаре. Гостям разносили жаркое. Старухе Дилором пришлось еще раз пойти к котлам и побраниться с аксакалом, чтобы он как следует раскладывал жаркое по тарелкам, побольше мяса давал. Тут подошла к ней расстроенная Фируза и сказала, что ее «)иот невеста.
Нет, ягненочек,— ответила старуха, глядя, как разносят тарелки с жарким. — Сейчас невеста сама пусть ко мне приходит, мне некогда. Иди, иди, веселитесь там!
Но Фируза ухватилась за бабушкин рукав.
— Нег! - воскликнула она и ничего больше не смогла сказать, бросилась к ней на грудь и заплакала.
Старуха тотчас все забыла — свадьбу, гостей, жаркое, музыкантов, аксакала: Фируза плачет на празднике! Этого никогда еще не бывало! Значит, кто-то ее сильно обидел.
— Ну, ну? — спрашивала она, лаская внучку.— Ну, что случилось? Что? Почему ты плачешь?
— Магфират! —только и сказала Фируза и низко опустила голову.
— Магфират тебя обидела? Нагрубила тебе? Прогнала?
Фируза подняла голову, по ее нежному лицу в три ручья катились слезы. Старуха вытерла их своим рукавом и нахмурилась.
— Пойдем! — сказала она Фирузе.— Я сама поговорю с госпожой невестой.
Они поднялись наверх. Старуха, полная гнева, шагала по ступенькам не останавливаясь, но, поднявшись, вынуждена была задержаться. Она задыхалась, сердце часто билось. Обмахиваясь рукавом, она ласково погладила по голове внучку, с испугом глядевшую на нее полными слез глазами.
За это время подруги невесты успели шутками и прибаутками развеселить Магфират, она перестала сердиться и, когда вошла старуха, даже встала из почтения к ней.
— Ваалайку ассалом! — ответила старуха на приветствие девушек.— Садитесь, садитесь. Дай бог почаще вам так собираться!
Ну, госпожа, что прикажете?
Суровость старухи смутила Магфират, она растерялась, не знала, что сказать.
— Да ничего, просто так,— промямлила она,— мы пошутили.
— Оставьте свои шутки для чимилека, госпожа невеста, сурово сказала старуха.— В самый разгар работы заставлять меня, девяностолетнюю старуху, лезть сюда на балахану, а мою единственную внучку, зеницу ока, обидеть, заставить плакать — нехорошо!
Все молчали, сидели присмирев. Магфират подняла I олову.
— Вот вы и поучите вашу единственную зеницу ока, как надо себя вести! — сказала она, глядя прямо в глаза старухе.— Научите ее, что хорошо, что плохо!
— А что она сделала дурного?
— Спросите у нее самой!
Фируза стояла, опустив глаза, руки-ноги ее, несмотря на жару, похолодели. Страх охватил ее, сердце трепетало, ей хотелось скорей вырваться отсюда, убежать от этих дерзких, ядовитых на язык девушек, смешаться с толпой, чтобы никто не видел ее.
— Да пустяки, ничего особенного,— вмешалась в разговор одна из девушек.— Мы попросили Фирузу показать нам свой талант, а она прочла стихи про двоеженца.
— Ну и что ж из этого?
— Кто-то подучил ее! — сказала Магфират.— Она не признается, но я отлично понимаю, что это козни одной из хозяек дома, куда я собираюсь войти.
— Не торопитесь, госпожа невеста, еще будет у вас время ревновать и ссориться! Моя девочка, слава богу, не служит вашим соперницам, чтобы передавать вам их слова.
Речь ли Дилором подействовала на Магфират, или гневный взгляд глубоко запавших глаз напугал ее, но она смолчала. Старуха продолжала:
— Я, больная, встала с постели и, тычась носом в землю, приковыляла на вашу свадьбу — послужить людям, и вот что мне, несчастной, досталось в награду! Идем, ягненочек, проживем и без свадебного плова!
Фируза и старуха встали, чтобы уйти, но девушки окружили их.
— Не сердитесь, бабушка, извините нас! — говорили они.— Это мы виноваты, это мы по глупости! Не уходите! Посидите с нами!
Мы с Фирузой помиримся.
Кто-то из девушек схватил дойру, другие закружились перед старухой и добились того, что она улыбнулась и покачала головой.
— Ну ладно уж, так и быть, не будем вам ножку подставлять на вашем празднике, госпожа невеста! Что ни говори, мы все-таки ваши слуги, выполним, что от нас требуется, и тогда уйдем...
В это время снизу послышались голоса, зовущие старуху. Сама хозяйка дома — мать Магфират, старая женщина, поднялась, тяжело дыша, наверх и, увидев тут Дилором, сказала:
— Что-то вы рано успокоились, тетушка! Там внизу без вас и собака хозяина не найдет. Девушки-то отсюда не сбегут!
— Это госпожа невеста меня сюда позвала, отвечала старуха.— А что там случилось?
— Идите, пора уже плов подавать.
— Аксакал с ума сошел! Сваты еще не пришли, кому же плов давать?
Фируза тоже вышла вслед за бабушкой. За спиной ее послышался смех Магфират:
— Если она нам не станет служить, где же она хлеб себе достанет, эта старая рабыня!
Фируза вздрогнула, вспыхнула и поглядела на бабушку — не попала ли в цель эта отравленная стрела? Но старуха шла спокойно, как будто ничего не слыхала. Уж лучше бы ей не быть такой спокойной, лучше бы излить свой гнев на Магфират и ее мать, лучше бы она накричала на них, разбранила их самыми сердитыми словами! Но она скрепя сердце промолчала и, только сойдя вниз, не смогла устоять на ногах, села на землю, холодный пот градом лил с ее лица. Служанки подбежали к ней, вместе с Фирузой подняли, отвели в комнату, положили у окна, сняли с нее платок. Дрожащими руками Фируза поила свою бабушку холодной водой и обмахивала ее веером.
Опытная старая служанка отогнала от окна зевак, с любопытством заглядывавших в комнату, сказала им, что просто Дилором-каниз стало дурно, это случается со старыми. Потом побежала в подвал, налила и чашку сахарной воды, подсыпала шафрану и принесла старухе. Запах шафрана и сладкая вода привели Дилором в чувство.
— Слава богу! — выговорила она с облегчением.— Сердце опять на место стало. Не бойся, ягненочек, бабка твоя жива.
Фируза вытерла слезы и поцеловала бабушку. В комнате уже никого не было, кроме детей, которых уложили спать. Все отправились встречать сватов. Музыканты громко заиграли, запели песню в честь сватов.
— Не бойся за меня, мне уже легче!— сказала старуха.— Иди посмотри, что там делается, полюбуйся, какое зрелище! Я немного отдохну и тоже выйду. Там сваты приехали.
— Никуда я без вас не пойду!— склонилась к старухе на грудь Фируза.— Не нужны мне их зрелища.
Темная ночь. В безоблачном небе сияют мириады звезд, словно на голову невесты-вселенной посыпали золотые и они, раскатившись во все стороны, ярко засверкали. В небе некому их собирать, эти золотые, а зато на земле, в ожидании их, на дворе Оллоёр-би столпилось много народу, особенно мальчишек,— встречать жениха. Весь двор освещен фонарями и факелами, мехманхана разукрашена для дорогих гостей, суфа тоже. На новеньких курпачах сидели старики с имамом ближней мечети и тихо беседовали. Перед ними дастархан, подносы со сластями, тарелки с жарким.
С женской половины дома слышались песни, звуки дойры, говор и шум разносился по всему городу. Издалека слышен был барабанный бой — это приближалась процессия с женихом.
Беготня в доме невесты усилилась. Услышав приближение жениха, повара с аксакалом торопливо подбросили дров под котлы с пловом.
Хайдаркул с помощью повара принялся за дело: прежде всего надо было вымыть рис и засыпать его в котлы. Огромной»ложкой он доставал из большого котла с соленой водой полусваренный рис ич<клал на новенькие циновки, разложенные на пучках полыни. Пять циновок риса получилось. Водоносы принесли холодной воды и стали поливать рис, пока не смыли с него слизь, а потом уж повара засыпали его на мясо и морковь с кишмишем, кипевшие на медленном огне в большом котле.
Хайдаркул работал, а сам напряженно прислушивался к звукам карная. Процессия с женихом приближалась, и все сильнее билось сердце Хайдаркула. Он задумал отомстить Гани-джану именно во время свадьбы, в ту самую минуту, когда тот вступит в дом невесты. Нет, пусть ни минуты не насладится он перед смертью! Процессия приближается, и сердце готово разорваться от волнения. Он знает, что рука его не дрогнет, что нож его поразит злобное сердце бая, но почему же он дрожит сейчас? Схватят ли его тотчас после того, как он совершит свое дело, или все так растеряются, что он успеет скрыться? Ему самому все равно, но что будет с Дилором-каниз? И аксакал и суфи видели его у нее в доме. Значит, надо сделать так, чтобы не попасться. Но как?
Аксакал велел ему вынести к воротам вязанку хвороста и зажечь.
Он занялся этим и вдруг увидел Асо. Проходя в ичкари, юноша с улыбкой посмотрел на своего друга. «Чудесный парень этот Асо»,— подумал Хай-даркул. Выхватив из очага пылающую головешку, он отнес ее к воротам, чтобы поджечь хворост. Ярко вспыхнули колючка и полынь, костер разгорелся жарким пламенем, и тут показалась процессия. С горящими факелами в руках, с барабаном и сурнаем впереди, множество людей с шумом, криками и плясками приближались к дому.
Держа за пазухой наготове нож, Хайдаркул стоял в воротах. Оллоёр-би, его сыновья и родственники, имам и старшины квартала, друзья и знакомые — все столпились у костра в ожидании приближавшегося жениха. В это самое мгновение к Хайдаркулу подбежал Асо и тронул его за плечо. Хайдаркул вздрогнул.
— Что случилось?
— Тетушка Дилором!— задыхаясь выговорил Асо.— Ей плохо, бросайте все, ее надо отнести домой. Фируза кричит, плачет, все собрались вокруг нее.
— Эх!— ударил себя по лбу Хайдаркул.— Что же мне делать? А нельзя подождать немного? Нет, не выйдет. Сейчас пойдем... А как же я? Жаль... Ты один не справишься, конечно... Ах, как нехорошо... Ладно, пойдем.
И он пошел за Асо.
А у ворот в это время остановилась процессия с женихом. Барабанщики с сурнайчи отошли в сторону и заиграли. Молодежь стала прыгать через костер.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56