— Потом подумала и упрямо мотнула головой. — Не могу я так. Не по-людски!— Ладно, — кивнула я. — В крайнем случае — напои ее хорошенько мартини и сними скотч с губ. Колдовать она не сможет нетрезвая.— Вот это уже лучше! — обрадовалась сердобольная Маруська.Я вздохнула и пошла звонить Ворону.Сотовый он долго не брал. Наконец, раздался его сонный и недовольный голос :— Алло!— Привет, — я тяжким вздохом произнесла я. — Как дела?— Мария? — недоверчиво спросил он.— Мария, — призналась я, — ничего что я в такое время звоню?— Да нет конечно, — горячо заверил он меня. — У тебя проблемы?В голосе его явственно слышалась забота и желание оградить меня от всех невзгод.— Нет, вернее да, — призналась я. — Можно я к тебе приеду? Надо поговорить.— Конечно, приезжай, — сказал он и добавил, — ты на меня еще обижаешься? Я днем насчет внешности твоей проехался.— А тебе это важно? — снова тяжко вздохнула я.— Наверно.— Обижаюсь, — честно сказала я. — Мне не очень повезло с внешностью, Ворон, и я сама об этом знаю, наверно не надо меня все же тыкать в это.— Извини, я веду себя как мальчишка. Это сродни дерганию за косичку девчонок в школе, — вздохнул он и положил трубку.Вот черт! За косичку меня дергал только Димка, когда она немного отросла к одиннадцати годам. И я понимала — это все его невысказанные мечты и желания, как мне об этом рассказать, он просто не знал, и потому страдали мои волосы. Дергая меня за косичку, Димка рассказывал мне, как он мечтает сходить со мной в кино, посидеть на берегу нашей речки, что ему хорошо около меня. Я это понимала, и не обижалась на него.Вряд ли Ворон имел это же в виду. Как можно любить человека, и в то же время хотеть его смерти — я решительно не понимала.Но тем не менее воспоминание о Димке меня взбодрило, и я почувствовала себя гораздо увереннее.
За следующие полчаса я успела одеть белое открытое платье, распустить волосы, сделать макияж и побрызгаться из баночки заготовленной водой с заклинанием красоты. Повертелась перед зеркалом и пошла на тестирование к Маруське — она в Каморке спаивала Грицацуеву.— Супер, — пораженно вздохнула Маруська. — Ты как это делаешь?— Да я краситься просто умею, — самодовольно отозвалась я. — Ну и гламарией облилась немного.— А ты чего тогда всегда страшненькой — то ходишь?Я посмотрела на нее, во все глаза рассматривающую меня, вздохнула и честно призналась :— Лень мне каждый день красоту наводить. Я ж блондинка, пигмента нет, вот и получается, что я не страшная, а просто бесцветная. С макияжем — то я о-го-го! Ты мне просто скажи — я трону его сердце? Мне нужно сейчас пробудить в нем нежность, а не страсть. Получится?— Такой — получится, — серьезно заверила меня Маруська, чокнувшись с Грицацуевой. — С Богом.И я пошла.Пацаны на лавочке все как один замолкли, увидев меня. Ночь на двор, чего людям не спится? Я скромно опустила очи долу и проплыла к своей машине. Нежная, беззащитная овечка — только этот имидж мог сейчас сработать. Ворон привороженный. Он должен меня захотеть охранить и защитить.Не зря я мучалась со своей гламарией! Ох не зря! Все эти русские заговоры, «что б понравиться», — полная туфта, эффект небольшой и чисто психологический, а если глаза закрыть, так половина дурнушек и без гламарии окажутся чертовски привлекательными! Да вот только всем вокруг глаза не завяжешь. Я что сделала — первым делом приготовила основу — родниковая чистейшая вода, ну и так, немного ее приправила. Масло ландыша, в аромате которого сплелись, словно любовники в жарком объятии цикламал и буржонал. На что ведутся глупые сперматозоиды, ускоряя свое движение. Сандал, притягивающий своим неприкрытым эротизмом, теплым и чарующим, заставляющий бурлить кровь в жилах и мечтать о несбыточном. Пачули, обволакивающий запах пачули проникает в душу, разъедает все выстроенные кордоны и иланг — иланг после такой атаки проникает людям прямо в сердце — что бы легко войти в распахнутые ворота выбросившей белый флаг крепости. Заполировала я эту адскую смесь заклинанием оморачивания, обычно использовавшийся для того, чтобы заставить парня жениться на определенной девушке. Вышло, как ни странно, просто чудесно. И несмотря на то что я деру по пятьсот зеленых за пол-литровую банку, обычную плебейскую банку из — под кабачковой икры, до краев залитой гламарией, желающих ее купить не переводится. За все это время претензии предъявила только одна дама, которая почему — то решила что сей ценный продукт надо употреблять внутрь, еле успокоила ее муженька.Охрана дома Ворона пропустила меня беспрепятственно. То ли он их предупредил, то ли они просто на меня засмотрелись. Второй вариант мне неожиданно понравился и я робким взглядом лани посмотрела на охрану из — под ресниц, не прерывая шага. Я однозначно произвела впечатление. У меня даже слегка закружилась голова — настолько неожиданно приятно оказалось быть поразительно красивой и нравиться. Бог мой! А может права Маруська и макияж с чарами нужно накладывать почаще? Заготовить впрок трехлитровую банку лично для себя — на пару месяцев хватит. Мысль меня вдохновила, однако пока я поднималась на лифте, скептически хмыкнула. Я стану предметом насмешек всех ведьм в округе, скажут мол, Машка совсем голову потеряла. И правда это выглядело как — то смешно — ходить постоянно под гламарией.Двери лифта распахнулись. Подперев стенку плечом, напротив стоял Ворон, босой, слегка взлохмаченный, в длинном махровом халате.— У охраны глаза при виде тебя на лоб наверно вылезли, — ласково улыбнулся он, увидев меня.— Вылезли, — подтвердила я и мы рассмеялись.— Пойдем? — он вопросительно кивнул на дверь квартиры.— Приглашаешь? — далее взмах ресницами, нежный взгляд.— Приглашаю, Мария. Ты у меня еще ни разу не была.Он подошел, взял меня за руку и внезапно приложил мою ладошку тыльной стороной к своей щеке. Ладошка моя пахла ванилью, сандалом, пачулями и перцем, и Ворон слегка прикрыл глаза, вдыхая дурманящий аромат. «Ангел» от Мюглера поверх гламарии — я собиралась бить наверняка. Аромат раскаленной адской страсти и неземной невинности — в одном флаконе. Плюс заклинание оморачивания, не забывайте. Медленно, словно нехотя он провел моей рукой по щеке и коснулся губами моих пальчиков. Это было какое — то наваждение. Он легко касался губами моей ладошки, и от каждого прикосновения меня словно током дергало.«Возьми себя в руки, — возмутился внутренний голос, — ты чего раскисла, это он должен раскиснуть, а ты его — ловко подсечь».«Не могу, » — отрешенно отозвалась я.В мою смятенную душу вплелся отрывок далекого разговора.« — Зря ты этого балбеса приворожила, — бабушка ругала меня за Димку. — Мала еще, чтобы понять, твой это человек или нет. Всю жизнь парню испохабишь, кому это надо.— Да он нормальный, бабуль, вот вырастем, и окажется, что он как раз мой человек. Узнаем друг друга получше как раз к тому времени.— Дура ты, Магдалинка, — в сердцах бросила бабка. — Хоть полжизни ты с человеком проведи, но если тебя сразу в сердце не кольнуло да душа не потянулась, не прибавится любви меж вами. За своей половинкой на край света пойдешь, ни на кого больше не посмотришь и жить только ради него будешь. Так ли тебе мил твой Димка?Я подумала тогда — мы с Димкой на северном полюсе — край света по географии был там, я точно помнила, вокруг нас некормленые белые медведи а я — о, ужас! — в домашнем халатике и тапочках.— Мама! — я передернула плечами. — Бабуль, а как его узнать, того человека?— Сердце не обманет, иглой каленой вонзится в тебя это знание, внученька. Оно подскажет, слушай его».Внутренний голос что — то еще лепетал, ругался, плакал, увещевал, но я ничего не слышала за звуком дыхания Ворона, которое я ощущала на своей ладошке.Сердце — оно кольнуло.Сердце — дало сбой.Подсказало…Стало до жути обидно за то, что был у меня Букинский, Никанор и несколько последствий нетрезвых вечеринок. Хотелось стереть их из памяти, хотелось, чтобы никогда не было их в моей жизни — с их прикосновениями и обладанием моим телом.В какой — то момент я перестала себя контролировать, медленно, словно во сне подняла вторую руку и провела по его груди, раздвигая складки халата. Ворон глухо застонал. Мне понравилось. Это было такое… удовольствие — чувствовать под его ладошкой теплую, загорелую кожу. Бог мой… Он еще толком ко мне и не прикоснулся — а я уже умирала от желания обладать им.Так вот ты какая, половинка моя…— Поцелуй меня, — прошептала я, скользя по коже ладошками за спину, и припадая к нему всем телом.Потом подняла глаза и обмерла. У него опять были глаза зверя. Он медленно сжал в своей лапище мою руку, которую ласкал, и неимоверная боль обрушилась на меня. Мои пальцы словно дробились под его сжатием, и я застонала, заплакала от этой боли, уткнулась ему плечо, целуя обнаженную кожу. Я не вырывалась — я делила с ним мою боль, прижимаясь к нему всем телом, впечатываясь в его тело своим.— Что… что ты делаешь? — наконец глухо произнес он.— Я тебя, кажется, люблю, — беспомощно сказала я сквозь слезы.Ворон яростно посмотрел на меня и непроизвольно усилил нажим, и мы оба вскрикнули от синхронной пронзившей боли.— Перестань, ты сломаешь себе и мне руку, — выдохнула я.— Что ты делаешь? — закричал он.— Я тебя люблю, — преодолевая боль сказала я, — и ты меня тоже. А любящие делят все пополам, и боль тоже.— Ты врешь! — перекосился он. — Я — тебя — не — люблю!!!Я промолчала, лишь вскрикнув от новой острой вспышки боли.— Вот видишь…И тиски на моей ладошке разжались. Ворон нежно — нежно коснулся пальчиков губами, слегка дуя на них.— Что еще делят? — требовательно спросил он, ненавидяще глядя на меня. — Говори сразу, чтобы я знал. Счет в банке, квартиру, что ты еще со мной делить собралась???— Все…— А ты разве не знаешь, что я смертник? — издевательски сказал он. — Детка, если так, то через две недельки ты умрешь, вместе со мной!— Это очевидно, — устало сказала я.Ворон внимательно посмотрел и внезапно распахнул дверь.— Разделишь мой дом?— Конечно, — сквозь слезы кивнула я. — Я буду твоей гостьей сегодня.— А навсегда никто и не зовет.— Где у тебя кухня? — Я сделала вид что не расслышала и храбро шагнула через порог его квартиры.— Пойдем, я тебе покажу, — он взял меня за руку и отвел на кухню.Я оглядела большую и светлую кухню, села за стол и попросила:— Свари мне кофе. В джезве. Умеешь?— Леди, — поднял он бровь. — Это вообще единственное, что я умею готовить.— Только мне слабенький, светло — коричневый и соли пару крупинок, — предупредила я.— Извращенка, — покачал головой Ворон, и принялся за дело.А я сидела, положив локти на холодную мраморную столешницу и рассматривала его. На него было приятно смотреть, странно что я раньше этого не замечала. Он был высокий — даже выше меня, по виду — старше меня лет на семь — восемь, а еще у него был потрясающий профиль — четкий, очень красиво выписанный. С такого профили надо было чеканить древние монеты. Мои уголовники по большей части красотой не блистали, но Ворона можно было спокойно снимать в рекламе Мальборо. Черные густые волосы сзади были коротко подстрижены, спереди падали до бровей. Единственно что его портило — прядь седых волос в челке. На виске я углядела белый шрамик, выделявшийся на загорелой коже, и меня это почему — то умилило. А еще я вспоминала, как он обнаженный лежал у меня в комнате. Я хотела вернуть тот момент, сидела на Вороновой кухне в двух метрах от него и жалела о той бездарно проведенной ночи. Уж теперь бы я не растерялась, я бы поцеловала каждый кусочек невыразимо притягательной смуглой кожи, я бы вырвала стон из этого самоуверенного безупречного тела, и проснулась бы на его плече наутро, в кольце его рук. Неосознанно я потянулась к своей руке и коснулась губами кожи, там, где касались ее губы Ворона.— Мария? — тихо позвал он.И я встрепенулась. Неверяще посмотрела свою руку. Что со мной?? Он привороженный !! Он не мог, просто не мог всколыхнуть во мне весь этот эротический бред. Но тем не менее…— Ты хотела о чем — то поговорить?— Да, — наконец собралась я с мыслями. — Послушай, меня хотят убить.— Кто? — автоматически спросил он, помешивая кофе в джезве.— Ты, — робко призналась я.Он молча болтал ложечкой, сражаясь с поднимающейся пенкой, минуты шли, а я молилась про себя «Скажи, скажи, что это не ты, и я тебе поверю».— Бред, — наконец коротко ответил он и разлил кофе по крохотным фарфоровым кружечкам.— Мне в большую кружку и с молоком, что ты мне наливаешь, коленки мочить, — бесцветно сказала я.Он мне соврал.Это было так же очевидно как и то, что меня зовут Магдалиной.— Ворон, не надо. Я все знаю, у меня сидит связанная ведьма, которой ты меня заказал. — Мой голос был тих и невыразителен. — Я не знаю, почему ты так решил, но я не опасна тебе. Особенно … после сегодняшнего…Он молча поставил передо мной большую кружку.— Ворон, — безнадежно позвала я. — Убивший ведьму долго не живет, спроси хоть у кого. Живая — я тебя люблю и все для тебя сделаю. А мертвая — это буду не я, а просто дух. Мстительный дух. И тебя от него никому не уберечь.«Что ты делаешь? — застонал внутренний голос. — Ты что ему так прямо говоришь что его любишь? С мужчинами так нельзя!»«Это очевидно», — устало ответила ему я.Ворон спокойно поглядел мне в глаза, поморщился и попросил:— Маш, а ты мне насчет Зыряна не можешь погадать? Мне б мыслишки его знать.Он ставил меня на место. Мое дело — ворожить и колдовать. Все что ему от меня надо — это мой дар. Никаких бессонных ночей, полных обожания и нежности, никаких совместных завтраков. И у меня не будет его сына — темноволосого прехорошенького малыша, которому я буду лучшей на свете матерью. Я бы никогда не ругала малыша с его четким монетным профилем, ни за промоченные ботинки, ни за плохие отметки, непедагогично разбаловала бы его и во всем бы ему потакала. Ничего не будет этого. Никакой долгой — долгой жизни вместе, никакой смерти в один час — что может быть лучше. Никакого «forever together».— Приходи завтра часиков в три, прогадаем без проблем, — мертвым голосом сказала я.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33