Потом достала из клетки припухшего попугая, поморщившись, отрубила на чурбачке ему голову и окропила кровью пантаклю. Самая жуткая часть — в первый раз я несколько часов не могла топорик опустить, рыдала над той курицей. Сейчас не рыдаю, но один фиг считаю что это мерзко.После чего прикрыла глаза и отпустила силу. Чувствуя, как заструилась она по венам, я прошептала:— О славное имя великого Бога живого …Сила моя изменила направление.— … которому от начала времен принадлежит все существующее, и я, твоя слуга Магдалина. Сила отколола и впитала в себя кусочек моей души…— Предвечный отец, — благоговейно шептали мои губы, — умоляю, пошли мне твоего Ангела сновидений, имя которого написано в круге пантакля .Сила свернулась, как змея, приготовившаяся к броску.— Покажи мне как найти пропавшие 2 миллиона долларов , — простодушно прошептала я и отпустила силу.— Да будет так. Аминь. — Мысленно я проводила взглядом мое послание наверх. С ангелами шутки плохи и лишний раз их тревожить просто опасно. Но тут — без них никак, придется рискнуть.Немного постояла, приходя в себя и, сложив пантаклю, зашла в комнату. После чего быстренько разделась, сунула пантаклю себе под подушку и легла под одеяло. Бакс лениво приподнял голову со спинки кровати и вопросительно посмотрел на меня.«Скоро мы будем жить в Испании, малыш», — твердо пообещала я ему и провалилась в сон.
Бабку мою на деревне крепко уважали, хоть и была она по их понятиям ведьмой. Но никто ее так не называл — только Мастером. Именно так — с большой буквы. Родители мои, люди беспечные, как водится в российских семьях, подкинули меня ей. Видимо, я им чем — то мешала. Впрочем, у меня к ним претензий не было.Баба Нина, мудрая и строгая старушка, меня любила гораздо больше чем папа с мамой. Днем она вела прием, а я сидела в уголочке и быстро — быстро писала на слух заклинания на кусочках бумаги. Уже потом я, старательно выводя буквы, переписывала их в ту самую тетрадку с заклинаниями и пыталась применять на практике. Бабушка меня не заставляла, но и не препятствовала. А мне все это казалось жутко увлекательным.Незаметно к девяти годам я уже знала как делать и снимать такие сложные вещи как порча на крест, петля рабства, вызов духов. А уж всякие псориазы и начальные стадии рака я щелкала как семечки. Бабка хмурилась мол, мала еще такие вещи знать. А как тут не знать такие вещи, когда магия стала моим единственным спасением?У меня были серьезные проблемы. Почему — то меня здорово не любили люди. Может быть и из-за внешности. Была я тогда толстенькой, носила тяжелые роговые очки и волосы мои, и цветом и видом походившие на подопревшую солому, были неровно подстрижены под горшок. Взрослые меня просто не замечали, однако сверстники были куда более жестокими. Димка, здоровый обалдуй старшеклассник, фамилию я уже и не вспомню, от которого плакала вся школа прицепился именно ко мне. Он дал мне милую кличку Манька Облигация, и все охотно ее подхватили, произнося нарочито издевательским тоном. Мой ранец он выхватывал из рук и забрасывал на ветку дерева повыше зимой и посередине глубокой лужи во дворе — весной. И при этом все дружно ржали — ни одна душа за меня не заступилась.Так продолжалось года два, пока я Димку не приворожила. Вы не поверите, но я все это время была влюблена в своего мучителя светлой детской любовью. Парадокс, но повзрослев, я сделала вывод из своих ошибок — к моему сердцу теперь достучаться нелегко.Первое, что меня поразило на следующее утро после приворота — это то, что от вчерашнего отчаянного желания нравиться Димке у меня не осталось и следа. А Димка в тот день настороженно на меня покосился при встрече и прошел мимо, даже не залепив по обыкновению смачный и обжигающе — больной щелбан. Через минуту кто — то крикнул «Манька — Облигация» и сильно толкнул меня, так что я упала и здорово ударилась головой об батарею у стены. И тут произошло невероятное. Димка кинулся к обидчику и принялся его избивать.В общем, все в школе к обеду знали что Маньку Облигацию так называть больше низзя, только Магдалиной — и никаких сокращений, так же низзя ее колотить, подкладывать кнопки на стул и швырять меловой тряпкой. Из парии я стала королевой.Димку мне до пятого класса, пока меня родители наконец не соизволили забрать к себе, пришлось терпеть. А что делать? Он обеспечивал мне уважение и безопасность.А я после этого стала с утроенным усердием изучать магию. Я осознала, насколько я незащищена в этом поганом мире, населенном здоровенными Димками, и что рассчитывать на кого — то не приходится. Сфотографируй собственное плечо, как я посоветовала сама себе уже будучи взрослой, и опирайся на него, когда станет невмоготу.Через полгода после этого произошел такой случай. Бабы Нины дома не было, она уехала в соседнюю деревню, как издалека приехала женщина, привезя на поклон к бабушке своего мужа.— Вот, — плаксиво сказала гостья, — все анализы в норме, а все деньги только на лекарства уходят. Придуривается, козел. Я б его в жизни не повезла, да он мне всю плешь проел, скорей бы уж помер.И она с ненавистью взглянула на мужика. Я проследила за ее взглядом и ахнула — по всему выходило, что мужик помрет у меня на руках, не дождавшись помощи. Мужик был на кресте. Есть такая порча, очень страшная для проклятого. Кто — то слепил куклу и окрестил ее черной свечой, нарекая именем этого мужика, а потом прибил ее к кресту и отчитал заупокойную. И оставил ее, садист, на сорок дней, чтобы продлить мучения. Обычно эти куколки сжигают на девятый день, после этого человек пострадает месячишко — и готов. Этот же мужик был обречен на полгода.— Тебе страшно? — спросила я тогда мужика.— Всегда, — прохрипел он. — Аж давит.— Да не слушай ты его, придурка, — прошипела женщина, — и вообще, где бабка?И это тоже было последствие порчи — все люди отворачивались от распятого на кресте. Все, даже родная мать, даже любимая жена.— Неприятности были? — снова спросила я.Он слабо кивнул.— Неприятности! — взвилась баба, ей было все равно перед кем драть глотку, — ферма сгорела подчистую, а мне его корми, таблетки покупай! Дочь развелась, соседи в суд подали, а по мелочи сколько всего! И не упомнить, как проклял все кто, а как жили, как жили, никто на селе лучше не жил! Ууу, скотина, скорей бы сдох!Я кивнула головой — все правильно, порча влечет разрушение всего созданного человеком, человек теряет все что нажил.— Да я и сам хочу умереть, только ты да дочь держат, — глухо сказал он.Последний штрих — мысли о самоубийстве. Все верно. И загибается вот так человек, а врачи руками разводят — все в норме было, чего это он так?— В общем так! — повелительно припечатала я. — Вы, женщина, идите — ка в комнату, поспите до утра. А вы, мужчина, скажите свое имя и тоже спать ложитесь.— Иван, — сказал он и я облегченно перевела дух — если б он был каким Эдиком, которых у нас отродясь на деревне не водилось, я бы не смогла помочь. Самое интересное, что не баба, ни мужик со мной спорить не решились, разбрелись по углам, а я выудила из — под клеенки кухонного стола помятую трешку и побежала к соседям, Карасевым.— Баба Аня, пусть Зойка мне сорок яиц продаст, только у меня всего три рубля, хватит? — выпалила я разбуженной Карасихе.Меня и бабку на деревне знали, и она и не подумала разораться, что ее средь ночи подняли. Подняли — значит надо кому — то помочь.— Так я сама их тебе так дам, — сонно моргнула она.— Нет, надо что б купить и у младшей по возрасту, — уперлась я.Через пять минут я уже произвела обмен трех рублей на сетку яиц и побежала в летнюю кухню. Посмотрела на часы — было как раз без десяти три, самое время, и поставила чугунок на газовую плиту. Яйца быстро сварились, я сунула туда скорлупки от яиц с Пасхи и соль с чистого четверга, потом сбегала в сарай, взяла топор и выбрала в курятнике хромоногую пеструшку. Еще час ушел на безрезультатные попытки ее зарубить. Курица, вскоре смирившаяся со своей участью, лежала на чурбачке в кухне, посматривая на меня полуприкрытой пленкой глазом, а я ревела и гладила ее. Ну не могла я ее зарубить, не могла! А яйца так и кипели в чугунке. В конце концов я плюнула и вернулась в дом. Придет бабуля и все сделает.Но бабули дома не было, а мужик глядел на меня больными глазами, глазами человека, который через час умрет. Предсмертная серость уже залила его щеки, заострила нос, и я почувствовала как он мне неприятен. И именно это решило дело, я поднялась, вернулась на кухню, крепко зажмурилась и рубанула по шее все так же лежавшей на боку курицы. Она только дернулась, а я уже держала ее тушку над чугунком и тупо смотрела на стекающие из шеи капли крови в бурлящую воду и читала заклинание, изо всех сил стараясь не зареветь.Потом я вычерпала яйца, взяла фонарик и пошла на кладбище — следовало управиться до утра. Ночь, вроде должно быть страшно — но тогда я даже и не подумала об этом. Потом, став взрослее и из триллеров узнав, что мертвецы имеют обыкновение совершать прогулки под луной — бояться стала жутко. А тогда я спокойненько добежала через лес до кладбища, с фонариком методично обошла его, разыскивая могилы с тезками моего пациента и оставляя там по одному яичку. Положив последнее яйцо на могилу дяди Вани Никишева, утопшего по пьянке в прошлом году, я не оглядываясь побежала по узким тропинкам меж могил домой — я боялась, что придет бабушка раньше меня и заругается, или мужик помрет. Или все вместе.Мужик еще не помер, когда я появилась на пороге, а вот бабушка и правда была дома. Для начала мне всыпали хорошего ремня, потом выслушали, потом холодно отправили спать.Я легла на кроватку, и крепко заснула, утомленная первой рабочей ночью.Утром мужик проснулся здоровым.Бабка велела жене, которая теперь истово хлопотала над своим Ваней, заказать в трех церквях годовую службу о здравии, и на этом я рассталась со своим первым клиентом. Как сказала мне бабушка — я практически сдала экзамен на третью ступень.После этого она принялась меня учить всерьез. Через год моих родителей почему — то обуяла совесть и меня забрали в город. Мне было одиннадцать лет и у меня была пятая ступень Мастера. До двенадцатой, последней, ступени, бабушка не успела меня доучить — в ту зиму она умерла. Потом уже мать говорила, что она за месяц до смерти слала телеграммы, просила меня привезти, но я должна была посещать школу и мать мне те послания просто не показала.Вспомнилось мне, как в последний вечер сидели мы с ней на лавочке, щелкали семечки и болтали ногами. Димка дефилировал взад вперед по другой стороне дороги от нашего дома, хмурым видом давая понять что моему отъезду не особо рад.Баба Нина задумчиво наблюдала за ним, потом наконец вздохнула, поднялась и велела мне идти за ней. Привела она меня свою комнату, строго на меня посмотрела и укоризненно произнесла :— Кружишь головы всем без разбора, Магдалина. Не хорошо.И не дожидаясь ответа подошла к большим, в человеческий рост часам из темного дерева. На них я еще в девять лет написала ручкой на гладком участочке — Дима + Магдалина. Глупая выходка. Бабуля повернула их задом наперед и нажала на выпуклость в резном узоре наверху. Задняя дверца, слегка скрипнув, отворилась.— Видишь? — показала она на углубление.Я заглянула. Большая, толстенная книга лежала там. Черный кожаный переплет был украшен белой надписью — «Библия ведьмы».— Твое, — сухо сказала бабушка. — Никому в руки не давай, передать можно только дочери или внучке. Да повидайся с Сашкой своим, измаялся парень, только о тебе и речь.— Магда — дурра, — раздался надо мной пронзительный голос и я изумленно подняла глаза. Надо мной на балке сидел здоровый попугай и чистил перышки.
С минуту я непонимающе таращилась в пустоту. Реальность в виде моей собственно квартиры и меня, лежащей в кроватке, была слишком контрастной. Только что я держала руку бабушки. Только что Димка неловко чмокнул меня в щечку, сказал что он меня все равно найдет и опрометью убежал. Странный сон… Я заново пережила свое детство. Но про то что есть Библия Ведьмы — я узнала только что. Бабушка так и не успела передать мне родовую Книгу, не успела благословить… А все мать, которая не соизволила отвезти меня к умирающей старушке.— Машка, — тихо позвал меня чей — то голос.— А? — отозвалась я.— Чего на завтрак будешь?Я подумала, и сообразила — Маруська. Приподнялась на локте, и увидела ее на другом конце кроватки.— Кофе, как обычно, но сварю сама, ты его слишком крепким варишь, зубы сводит.— А я тосты поджарю тогда. Тебе чем их помазать?— Йогуртом, — ответила я. — Черничным.Маруська встала и в одних трусиках прошлепала в ванную умываться, и я завистливо посмотрела ей вслед — именно такую форму груди я всю жизнь хотела — третий размер, и плотная, словно ей силикона накачали. У меня ж она сначала была маленькая и невыразительная, потом я подколдовала и она стала невыразительной, но очень большой. Зато у меня талия пятьдесят восемь сантиметров, и а не семьдесят два как у Маруськи!Я сладко потянулась и тут увидела ЭТО. Крошечное белое пёрышко лежало слева на моей подушке. Снежно — белое, оно искрилось, словно бриллиант высокой чистоты. Бог мой!Я осторожно подхватила пёрышко, благоговейно полюбовалась на него и убрала в стенной сейф.У меня дома побывал Ангел….Мой проводник в мой сон…Подойдя к окну, я раздвинула шторы, вышла на лоджию и несколько минут просто стояла, наблюдая за рассветным городом. В такое время, на заре, когда тишина стоит на улицах и свежий ветер шелестит листвой, хорошо творить светлую магию. Лечить малышей, возвращать в семью любимого мужа, делать удачу.Только вот на сегодня у меня нет клиентов. Поэтому я просто постояла, наслаждаясь рассветом, вернулась в спальню и накинула халат.Умываясь, я анализировала сон. Детские воспоминания — шелуха. Бабушка открыла мне, где лежит Книга и велела повидаться с неким Сашей. Каким Сашей ? У меня Саш много.Беда с этими пророчествами — никогда не скажут ясно, мол, сделай то — то и то — то. Нет, все приходится домысливать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33