Пожалуй, в этом беспорядке
с особенным вкусом видели что-то высшее, что-то прив-
лекательное, что-то забирающее за живое, как будто в
нем заключались драгоценные признаки свободы. В раз-
ном хламе бытовой богемы умели видеть некоторый вы-
сокий и эстетический смысл. В этой любви было что-то
от анархизма, от Достоевского, от христианства. А меж-
ду тем в этой беспорядочной бытовой «левизне» ничего
нет, кроме исторической нищеты и оголенности. Иные
современники в глубине души еще и сейчас презирают
точность и упорядоченное движение, целесообразное и
внимательное к мелочам бытие.
Бытовая неряшливость не может быть в стиле совет-
ской жизни. Всеми средствами, имеющимися в нашем
распоряжении, мы должны вытравливать этот задер-
жавшийся богемный дух, который только по крайнему
недоразумению считается некоторыми товарищами приз-
наком поэтического вкуса. В точности, собранности, в
строгой и даже суровой последовательности, в обстоя-
тельности и обдуманности человеческого поступка боль-
ше красоты и поэзии, чем в любом «поэтическом бес-
порядке».
<...>В нашей жизни еще встречаются такая уми-
лительная нетребовательность, такие неразборчивость и
нечистоплотность. У нас есть еще индивиды, которые
действительно полюбили улицу «до седых волос» и вы-
трезвляются на первом парадном крыльце, а то и просто
на тротуаре.
В семье такая неряшливость быта, непривычка к точ-
ному времени, к строгому режиму, к ориентировке и рас-
чету очень много приносит вреда и сильнее всего нару-
шает правильный половой опыт молодежи. О каком
можно говорить воспитании, если сын или дочь встают
и ложатся, когда вздумается или когда придется, если
по вечерам они «гуляют» неизвестно где или ночуют
«у подруги» или «у товарища», адрес которых и семей-
ная обстановка просто неизвестна. В этом случае налицо
такая бытовая неряшливость (а может быть, и не толь-
ко бытовая, а и политическая), что говорить о каком-
116
либо воспитании просто невозможно,— здесь все слу-
чайно и бестолково, все безответственно.
С самого раннего возраста дети должны быть при-
учены к точному времени и к точным границам пове-
дения. Ни при каких условиях семья не должна допус-
кать каких бы то ни было «ночевок» в чужой семье, за
исключением случаев совершенно ясных и надежных.
Больше того, все места, где ребенок может задержаться
на несколько часов даже днем, должны быть родителям
хорошо известны. Если это семья товарища, только ро-
дительская лень может помешать отцу или матери с ней
познакомиться ближе.
Точный режим детского дня — совершенно необходи-
мое условие воспитания. Если нет у вас такого режима
и вы не собираетесь его установить, для вас абсолютно
лишняя работа чтение этой книги, как и всех книг о вос-
питании.
Привычка к точному часу — это привычка к точному
требованию к себе. Точный час оставления постели — это
важнейшая тренировка для воли, это спасение от изне-
женности, от пустой игры воображения под одеялом. Точ-
ный приход к обеду — это уважение к матери, к семье,
другим людям, это уважение к самому себе. А всякая точ-
ность — это нахождение в кругу дисциплины и родитель-
ского авторитета, это, значит, и половое воспитание.
И в порядке той же бытовой культуры в каждой семье
должно быть предоставлено большое место врачу, его
совету, его санитарному и профилактическому руковод-
ству. Девочки в некоторые периоды особенно требуют
этого внимания врача, которому всегда должна помогать
и забота матери. Врачебная линия, конечно, главным об-
разом должна лежать на обязанности школы. Здесь
уместна организация серьезных бесед по вопросам пола,
по ознакомлению мальчиков с вопросами гигиены, воз-
держания, а в старшем возрасте с опасностью венериче-
ских заболеваний.
Необходимо отметить, что правильное половое вос-
питание в границах одной семьи было бы значительно
облегчено, если бы и общество в целом этому вопросу
уделяло большое активное внимание. В самом общест-
ве должны все сильнее и требовательнее звучать настой-
чивые суждения общественного мнения и моральный
контроль над соблюдением нравственной нормы.
С этой точки зрения нужно в особенности коснуться
такой «мелочи», как матерная ругань.
117
Очень культурные люди, ответственные работники,
прекрасно владеющие русским языком, находят иной раз
в матерном слове какой-то героический стиль и прибе-
гают к нему по всякому поводу, ухитряясь сохранить на
физиономии выражение острого ума и высокой культур-
ности. Трудно понять, откуда идет эта глупая и дикая
традиция.
В старое время матерное слово, может быть, служило
своеобразным коррективом к нищенскому словарю, к
темному косноязычию. При помощи матерной стандарт-
ной формулы можно было выразить любую примитив-
ную эмоцию, гнев, восторг, удивление, осуждение,
ревность. Но большей частью она даже не выражала ни-
каких эмоций, а служила технической связкой, заменяю-
щей паузы, остановки, переходы,— универсальное ввод-
ное предложение. В этой роли формула произносилась
без какого бы то ни было чувства, она показывала толь-
ко уверенность говорящего, его речевую развязность.
За двадцать лет наши люди научились говорить. Это
бросается в глаза, это можно видеть на любом собрании.
Нищенское косноязычие ни в какой мере не характерно
для наших людей. Это произошло не только благодаря
широкому распространению грамотности, книги, газеты,
но и, главным образом, благодаря тому, что советскому
человеку было о чем говорить, существовали мысли и
чувства, которые и нужно было выразить и можно было
выразить. Наши люди научились без матерного слова
высказывать мысли по любому вопросу. Раньше они не
умели этого делать и пробавлялись общепринятым и
взаимно заменяемым стандартом:
— Да ну их к...!
— Что же ты...!
— Здорово...!
— Я тебя...!
Даже и связная речь, в сущности, была связана из
таких же элементов:
— Подхожу... к нему, а он... говорит: пошел ты к...
Ах ты, думаю..! На ... ты мне нужен..! Да я таких.., как
ты.., видел... тысячи.
Матерное слово потеряло у нас свое «техническое»
значение, но все же сохраняется в языке, и можно даже
утверждать, что оно получило большое распространение
и участвует в речи даже культурных людей. Теперь оно
выражает молодечество, «железную натуру», решитель-
ность, простоту и презрение к изящному. Теперь это
118
своего рода кокетство, цель которого понравиться слу-
шателю, показать ему свой мужественный размах и от-
сутствие предрассудков.
В особенности любят его употреблять некоторые на-
чальники, разговаривая с подчиненными. Получается
такой непередаваемой прелести шик: сидит ответствен-
нейший могущественный деятель за огромным письмен-
ным столом, окружен кабинетной тишиной, мягкостью,
монументальностью, обставлен телефонами и диаграм-
мами. Как ему разговаривать? Если ему разговаривать
точным языком, деловито, вежливо,— что получится?
Могут сказать: бюрократ сидит. А вот если при всем сво-
ем могуществе и блеске рассыпает он гремящее, или
шутливое, или сквозь зубы матерное слово, тогда подчи-
ненные, с одной стороны, и трепещут больше, а с другой
стороны, и уважают. Прибегут в свою комнату и вос-
торгаются.
— Ох, и крыл же! Ох, и крыл...!
И получается не бюрократ, а свой парень, а отсюда
уже близко и до «нашего любимого начальника».
И женщины привлекаются к этим любовным утехам.
При них, конечно, не выражаются открыто, а больше
символически.
— Жаль, что здесь Анна Ивановна, а то я иначе бы
с вами говорил!
И Анна Ивановна улыбается с любовью, потому что
и ей начальник оказал доверие. Любимый начальник!
А так как каждый человек всегда над кем-нибудь на-
чальствует, то каждый и выражается в меру своих спо-
собностей и прерогатив. Если же он последний в иерар-
хическом ряду и ни над кем не начальствует, то он
«кроет» неодушевленные предметы, находящиеся в его
распоряжении: затерявшуюся папку, непокорный ариф-
мометр, испорченное перо, завалившиеся ножницы. В осо-
бо благоприятной обстановке он «кроет» соседнего сот-
рудника, соседнее отделение и, снижая голос на семьде-
сят пять процентов, «любимого» начальника.
Но не только начальники украшают свою речь ис-
тинно-русскими орнаментами. Очень многие люди, в осо-
бенности в возрасте 20—22 лет, любят щегольнуть мате-
рным словом. Казалось бы, что немного нужно истра-
тить интеллектуальной энергии, чтобы понять, что
русский революционный размах нечто диаметрально
противоположное русскому пьяному размаху, а вот не
все понимают же! Не все понимают такую простую, аб-
119
солютно очевидную вещь, что матерное слово есть не-
прикрашенная, мелкая, бедная и дешевая гадость, приз-
нак самой дикой, самой первобытной культуры, цинич-
ное, хулиганское отрицание и нашего уважения к жен-
щине, и нашего пути к глубокой и действительно челове-
ческой красоте.
Но если для женщин это свободно гуляющее похаб-
ное слово только оскорбительно, то для детей оно чрез-
вычайно вредно. С удивительным легкомыслием мы
терпим это явление, терпим его существование рядом с
нашей большой и активной педагогической мечтой.
Необходимо поднять решительную, настойчивую и
постоянную борьбу против площадного слова, если не из
соображений эстетических, то из соображений педаго-
гических. Трудно подсчитать, а еще труднее изобразить
тот страшный вред, который приносит нашему детству,
обществу это наследие Рюриковичей.
Для взрослого человека матерное слово — просто не-
удержимо оскорбительное, грубое слово. Произнося его
или выслушивая, взрослый испытывает только механи-
ческое потрясение. Матерное слово не вызывает у него
никаких половых представлений или переживаний. Но
когда это слово слышит или произносит мальчик, слово
не приходит к нему как условный ругательный термин,
оно приносит с собой и присущее ему половое содержа-
ние. Сущность этого несчастья не в том, что обнажается
перед мальчиком половая тайна, а в том, что она обна-
жается в самой безобразной, циничной и безнравствен-
ной форме... Частое произношение таких слов приучает
его к усиленному вниманию к половой сфере, к одно-
бокой игре воображения, а это приводит к нездоровому
интересу к женщине, к ограниченной и слепой впечатля-
емости глаза, к мелкому, надоедливому садизму слове-
чек, анекдотов, каламбуров. Женщина приближается к
нему не в полном наряде своей человеческой прелести и
красоты, не в полном звучании своей духовной и физиче-
ской нежности, таинственности и силы, а только как воз-
можный объект насилия и пользования, только как
оскорбленная самка. И любовь такой юноша видит с зад-
него двора, с той стороны, где человеческая история дав-
но свалила свои первобытные физиологические нормы.
Этими отбросами культурной истории и питается первое
неясное половое воображение мальчика.
Не нужно, конечно, преувеличивать печальные по-
следствия этого явления. Детство, жизнь, семья, школа,
120
общество, книга дают мальчику и юноше множество
противоположных толчков и импульсов, вся наша жизнь,
деловое и товарищеское общение с девушкой и женщи-
ной приносят новую пищу для более высоких чувств, для
более ценного воображения.
Но не нужно и преуменьшать.
Каждый мужчина, отказавшийся от матерного слова,
побудивший к этому товарища, потребовавший сдержан-
ности от каждого встречного, разошедшегося «героя»,
принесет огромную пользу и нашим детям и всему на-
шему обществу.
Т. 5. С. 171—178
Научить любить, научить узнавать любовь, научить
быть счастливым — это значит научить уважать самого
себя, научить человеческому достоинству. Никакие обра-
зовательные экскурсии в автономную область Венеры
не помогут этому делу. В человеческом обществе, а тем
более в обществе социалистическом, половое воспитание
не может быть воспитанием физиологии. Половой акт
не может быть уединен от всех достижений человеческой
культуры, от условий жизни социального человека, от
гуманитарного пути истории, от побед эстетики. Если
мужчина или женщина не ощущает себя членом общест-
ва, если у них нет чувства ответственности за его жизнь,
за его красоту и разум, как они могут полюбить? Откуда
у них возьмутся уважение к себе, уверенность в какой-то
своей ценности, превышающей ценность самца или самки?
<...>Не так еще давно проблема полового воспита-
ния занимала много свободных людей в такой форме:
как объяснить детям тайну деторождения? Проблема
выступала в либеральных одеждах, и либеральность эту
видели в том, что уже не сомневались: тайну деторож-
дения детям нужно обязательно объяснить. С высоко-
мерием посмеивались над старыми возмутительными
подходами, ненавидели аистов и презирали капусту. Бы-
ли убеждены в том, что от аистов и от капусты должны
происходить разные бедствия и что своевременное объ-
яснение эти бедствия предупредит.
Самые%отчаянные и либеральные требовали полного
срывания «покровов» и полной свободы в половых раз-
говорах с детьми. На разные лады и различными голо-
сами толковали о том, какими ужасными, извилистыми
путями современные дети узнают тайну деторождения.
Впечатлительным людям в самом деле могло показать-
121
ся, что положение ребенка перед тайной деторождения
подобно трагической коллизии какого-нибудь царя Эди-
па 42. Оставалось только удивляться, почему эти несча-
стные дети не занимаются массовым сумоубийством.
В наше время нет такого стремления объяснить де-
тям тайну деторождения, но в некоторых семьях добро-
совестные родители и теперь страдают над вопросом: как
быть с этой тайной и что отвечать детям, если они спра-
шивают. Надо, впрочем, отметить, что в области этой
панической проблемы, такой важной и неотложной, бы-
ло больше разговоров, чем практических мероприятий.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57