Совсем недалеко та минута, когда тромб перекроет всю аорту... Впрочем, до этого не дойдет: Черемашко погибнет раньше. Собственно, ему уже нечем жить. Но не хочет еще сдаваться недавно сильный, а теперь окончательно истощенный организм. Борется из последних силенок.
Не повезло Василю Максимовичу.
Не повезло и Сергею.
И ничего нельзя сделать. В Москве-*-у Вишневского или у Бакулева — такие тромбы извлекают не задумываясь. А здесь аорта, как и сердце, все еще «не тронь меня». Не посмел коснуться аорты и Игорь. Но если отец безнадежно разведет руками и прикажет зашивать Черемашко, не будет ему никакого прощения! Пусть он отстал, пусть находится уже не в первом, а во втором эшелоне современной медицины. Но второй эшелон — это еще фронт, а не тыл! А ведь даже тыловые генералы стремятся располагать свои штабы поближе к переднему краю!
Сергей ничего не посмеет просить у своего полубога. Он безнадежно окаменел над вскрытым Черемашко и не может отвести глаз от пятна на аорте.
Нет, бедняга, больше ты ничего не придумаешь!
После того как врач анестезиолог сообщила, что больной заснул, отец Игоря выпрямился, подставил лоб, чтобы его вытерли. Затем повернулся к присутствующим. И как бы начал обычное совещание по не очень спешному вопросу:
— По-моему, никто из нас с подобным не сталкивался. Да еще в таком запущенном виде... Необходимо обменяться мнениями об одном: что можно и стоит сделать? Предупреждаю: не больше десяти слов каждому. Никаких пояснений и мотивировок.
Отец не собирается покидать поле боя?..
Евецкий — он очутился перед отцом — прочистил горло. Но отец, как ни странно, не дал ему и рта раскрыть;
— Ваши соображения помню. Или у вас что-то новое?
Евецкий поперхнулся.
— Я уверен,— продолжал отец,— кто-нибудь напомнит мне о том, чего я еще не вспомнил. Начнем с самых молодых.— Взгляд отца остановился на Танцюре.— Хотя бы с вас. Я слушаю.
Чтобы отец не узнал его, Игорь до самых глаз поднял свою маску и втянул голову в плечи. Но дышать стало легче.
Слава богу, отец не трус! Похоже на то, что он больше не будет уклоняться от ответственности не только за операцию, но и за ее последствия. Конечно, консультироваться у операционного стола не положено. Но, впервые столкнувшись с тем, с чем встречаться не приходилось, обратиться к своим сотрудникам за советом — правильный шаг. Святая обязанность оперирующего — не упустить ни одной мелочи, найти верный путь к спасению человеческой жизни...
Танцюра не замедлил с ответом — объявил со свойственным ему апломбом:
— Резекция тощей и брыжейки — само собой разумеется. А как удалить тромб? Это вопрос...
— Не знаю, хватит ли вам на поиски ответа всей жизни,— едко бросил профессор.
Его взгляд остановился на Игоре:
— А вы?
Он саркастически прищурился: догадался, кого скрывает слишком старательно натянутая маска. Взгляд перескочил на стоящего рядом с Игорем.
— Без ликвидации тромба больному ничто не поможет,— все-таки заявил Игорь: это был вывод из пережитой им неудачи.
Отец и бровью не повел. Зато оглянулся Самойло Евсеевич, укоризненно покачал головой: разве можно так громко?.. Да Сергей на мгновенье поднял голову и снова уставился на аорту Черемашко.
Тем временем сосед Игоря лепетал:
— Как известно, тромбы иногда рассасываются... А резекция... Компенсируется ли утрата почти всей тощей кишки?
Федор Ипполитович опросил всех. Одни отмалчивались,— их было не так много. Остальные всячески варьировали сказанное соседом Игоря, и можно было подумать, что резекция была нужна не столько Черемашко, сколько самим присутствующим. О тромбе, кроме Ляховского да еще какого-то юноши, никто не вспомнил: не было здесь такого, кто посмел бы коснуться скальпелем аорты.
Ляховский сказал:
— Отсутствие тощей и части брыжейки организм Черемашко быстро компенсирует,— и неуверенно закончил:— К сожалению, выздоровление возможно, если тромб действительно рассосется. Но он укоренился прочно. А технику операции на крупных сосудах мы еще не освоили...
Юноша заявил, что он полностью солидаризируется с Михайлом Карповичем.
Около получаса продолжался этот непредвиденный экспресс-консилиум...
Закончив опрос, отец снова повернулся к больному, а руку протянул к операционной сестре.
— Я тоже допускаю, что тромб может рассосаться... Итак, резекция.
Что ж, вывод как вывод. Тем более — он подсказан подавляющим большинством присутствующих. Значит, не о спасении Черемашко думал профессор Шостенко, руководило им желание застраховать себя: я, мол, посоветовался со всеми!
Игорь больно прикусил себе губу...
— Одну секунду, Федор Ипполитович! — вдруг про* молвил Сергей и указал на пятно на аорте.— Если это оставить, все пойдет насмарку...
Игорь затаил дыхание.
Неужели дойдет до четвертой в течение одного дня стычки между непреклонным учителем и самым послушным учеником? Неужели Сергей действительно не тот, каким представлял его себе Игорь? Неужели он сейчас потребует, чтобы отец разрезал аорту?
Как ни больно, а пришлось Игорю еще раз убедиться, что Шостенко-старший неплохо усвоил кое-что из практики тех руководителей, которые, не зная, что ответить, легко перекладывают ответственность за это на спрашивающего. Он небрежно кинул:
— Что же вы предлагаете?
Ответ у Сергея был готов:
— Не пора ли проверить, чему я научился здесь за четыре года? Позвольте мне удалить тромб.
Еще раз в операционной раздалось на этот раз не такое громкое, но такое же единодушное:
— Ох-х...
Танцюра схватил Игоря за руку, изо всей силы сжал ее. Его глаза загорелись: вот-вот завопит на всю операционную «ура» в честь своего патрона.
Все вытаращили глаза на Сергея. «Что ты мелешь? Тебе больше всех надо?»
А Михайло Карпович и Андрей Петрович почему-то переглянулись. Они ждали этого от Сергея?
Придя в себя от неожиданности, отец спросила
— Но как?
Сергей нетерпеливо переступил с ноги на ногу.
— Сделаю за три минуты, а рассказывать надо час. Позвольте же!
Всем корпусом, словно голова утратила способность поворачиваться, отец обернулся к Ляховскому и Евецкому...
Самойло Евсеевич пожал плечами:
— Не возражаю. Именно об этом я вам, Федор Ипполитович, твердил все утро! Больной-то его...
Игорь сжал кулаки. Да как он смеет советовать отцу такое? Почему он хочет сделать из Сергея козла отпущения?
А Михайло Карпович покачал головой: '
— У меня тоже нет возражений. Но по иной причине: Сергей Антонович слов на ветер не бросает.
Медленно, как человек, который не знает, на что решиться, профессор повернулся к Сергею:
— Ты думаешь...
— Нет, я знаю,— не дал ему закончить тот.— Я ваш ученик, Федор Ипполитович.
После паузы, которая показалась Игорю неимоверно долгой, то ли перешагнув через самого себя, то ли уподобляясь евангельскому персонажу и умыв руки, отец сказал:
— Попробуй...
— Иглу! Скальпель! — в тот же миг потребовал Сергей.
Несколько секунд он стоял неподвижно, затем порывисто наклонился над аортой Черемашко.
Игорь невольно зажмурился: не рехнулся ли рак- отшельник? Как из мощного брандспойта, брызнет сейчас кровь, аорта вырвется из-под пальцев Сергея... И не нужно будет вырезать Василю Максимовичу тощую кишку и какую-то часть брыжейки. Сергей собственными руками убьет несчастного.
Но ничего не нарушило тишины в операционной.
Глянув на своего друга, Игорь удивился: низко склонившись, словно став внезапно близоруким, поворачивая, точно курица, голову то вправо, то влево, Сергей копался (другого слова и не подберешь) не в аорте, а возле закупоренной тромбом артерии, осторожно освобождал ее от прилегающих, еще не омертвевших тканей.
Чего-то не понимал и отец. Он спросил, как в то время, когда был генералом, а Сергей рядовым;
— Ты что делаешь?
Сергей еле слышно прошептал
— Ухожу от аорты.
— Зачем?..
Отец не закончил. Он тоже вдруг наклонился, его голова прижалась к голове Сергея.
Чуть не стукнул Игорь кулаком себя по лбу. Не догадаться сразу, что затеял этот вечный тихоня,— на такое лишь последний идиот способен! Он подался вперед, оперся о плечи стоящего впереди, чтобы ничего не пропустить.
Сергей хочет воспользоваться давлением крови в аорте. Он освободит несколько сантиметров артерии, которые еще не поражены гангреной и могут выдержать это давление, перережет ее, пальцами на секунду зажмет аорту ниже артерии, чтобы сердце всей силой навалилось не тромб. Тогда он выскочит из артерии, как пуля из ружья. Конечно, вырвется и немного крови — тем меньше, чем ловчее Сергей перехватит отрезок артерии зажимом, а затем зашьет его по живому. А если и прольется лишняя капля, то на столике позади Сергея стоят наготове несколько ампул консервированной крови...
И как все это просто! Чудесная у Сергея голова!., Только бы удачно завершить ему задуманное! Только бы не дрогнула в последний миг его рука!
А отец не сразу догадался. Понял Сергея почти одновременно с Игорем...
Но почему Сергей так долго копается возле этой артерии?
Теперь все в операционной боятся пошевельнуться, не смеют громко вздохнуть. Не все, по-видимому, поняли, чего хочет их самый скромный коллега. Даже у Танцюры недоуменные глаза. И, пожалуй, только один Каранда догадывается, что произойдет, если Сергей допустит хоть малейший промах: у него так сжаты кулаки — вот-вот лопнет кожа на косточках...
Танцюре еще можно простить его недоумение: он целый день ждал от своего патрона чуда и не видит, что до свершения этого чуда остались считанные секунды.
А вот чем недоволен Самойло Евсеевич? Только что он откровенно радовался: все складывалось, как ему хотелось, Сергей окончательно спятил, и всю ответственность за скорую смерть Черемашко можно свалить на него. А сейчас его грызет зависть. Он готов завязаться в узел от досады, что не ему первому пришла в голову эта замечательная мысль: для такого размазни, как Сергей, это случайная удача, а если бы нечто подобное осуществил он, кандидат медицинских наук Евецкий, сколько славы и кое-чего посущественней принесло бы это ему!..
Наконец Сергей перерезал освобожденную артерию. Перерезал как раз на границе между омертвевшим и живым. Не дыша, проверил зондом, не помешает ли в ней что-нибудь тромбу выскочить. Теперь пальцы его левой руки охватили аорту. А между пальцами правой
затрепетало ее ответвление. И тут Сергей с немой просьбой посмотрел на своего соседа.
Спасибо Андрею Петровичу, он понял. Подстраховывая младшего коллегу, он также приготовился зажатый артерию.
Поняла .Сергея и операционная сестра: в другой руке Каранды оказался зажим.
Сергей бросил через плечо:
— Отпустите!
Пальцы его левой резко сжались.
Когда крайне напряженно ожидаешь чего-то, кажется, будто время остановилось. А то, чего ждешь, приходит внезапно.
Между ассистентами предлинным языком как бы вспыхнуло и погасло пламя. Точь-в-точь как при пушечном выстреле. Если бы не ярко-красные брызги на халате Андрея Петровича, Игорь был бы уверен, что ему все это померещилось.
В третий раз в операционной прозвучал то ли сдержанный вздох, то ли сдавленный стон всех присутствующих.
...Верхняя артерия брыжейки зашита. Ее, собственно, уже нет.
Сергей выпрямился. Часть его лица между шапочкой маской была такой же белой, как и марля. Нелегко далось ему осуществление своей идеи.
Но сказал он твердо:
— Спасибо, Федор Ипполитович...
Он еще благодарит, этот праведник! За что? Да настоящий учитель на руках бы носил такого ученика!
А профессор Шостенко не проронил ни слова...
Врач, державший левую руку Черемашко, впервые раскрыл рот:
— Пульс падает...
— Кровь! — скомандовал отец.
Впрочем, это было скорее напоминание о том, что само собой разумелось.
На стояке моментально появилась ампула, плечо Черемашко туго обхватил жгут, и неизвестно откуда появилась еще одна женщина — она торопливо нащупывала вену над локтем больного.
Когда у тебя столько помощников и каждое твое слово выполняется быстрее, чем ты его произносишь,
можно не бояться и внезапного падения пульса. Не то что в шахтерской больничке, где в операционной лишь ты, фельдшерица вместо ассистента да медсестра.,,
— Пульса нет...
Сказано совсем тихо, но для всех словно гром ударил.
— Не нахожу вены...
А от этого беспомощного шепота обдало жаром Игоря.
— Сергей! — тревожным полушепотом окликнул полубог.
Но Сергей знал, что делать. Ланцет очутился в его руках еще до оклика отца. Трех секунд не прошло, а доступ к обескровленной вене уже открыт, вошла в нее толстая игла, исчез с плеча жгут, уровень крови в ампуле начал быстро падать...
Самойло Евсеевич сокрушенно оглянулся.
«Вот видите, я же говорил»,— было написано на его лице.
Склонившись над серым, как пепел, небритым лицом Черемашко, Сергей звал:
— Василь Максимович!.. Василь Максимович!..
Рука Андрея Петровича неторопливо массировала
грудь Черемашко над сердцем.
Одна ампула опустела. Двести кубиков крови..,
Уже кончается кровь во второй...
— Василь Максимович! — тем же ровным голосом зовет Сергей..
На стояке третья ампула...
Неужели так много крови выплеснула аорта? Или операция окончательно лишила сил Черемашко?
— Василь Максимович, неужели вы спасовали?..— дрогнувшим голосом спросил Сергей.
Лишь после этого пошевелились бесцветные губы Черемашко. И в три приема вылетели три коротких слова:
— Ну... что... вы...
И только через минуту Игорь услышал:-
— Пульс нитевидный...
Еще около двух часов длилась операция.
Не так легко и просто удалить из человеческого организма омертвевшие ткани, соединить оставшиеся, да так, чтобы организм как можно быстрее компенсировал утраченное, сшить перерезанные сосуды,— а их в брюшной полости не счесть,— убедиться, что Нормальное кровообращение нигде и ничем не нарушено...
Снова Игорь восхищенно следил за работой отца:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22