2
В первый же день бойцы убедились, что их предпо-ложейия сбываются, эшелон действительно направлялся на север.
- Не на север, а на восток,- объяснял Тяэгер.
- Не на восток, а на северо-восток,- поправил Сярглепп.
- Ты прав, комсомолец, но не вмешивайся в разговор старших. Есть дорога и прямо на север, но она проходит через Повосокольники, а этот город еще у немцев. Вот мы и идем кругом, через Бологое.
- Непорядок! - ворчал Тяэгер.- Вытянуться путем- и то негде. Лоог, смотри теперь, что стоят твои тыловые крысы. И досок для нар не сумели раздобыть.
- Валяйся тут на полу, как скотина,- заметил Урмет.
- Черти безрукие! - продолжал ругаться пулеметчик.- Повезло тебе, Лоог, что ты к людям попал!
За Лоога заступился Вески:
- И чего ты на него все время наскакиваешь? Вярди 1 такой же солдат, как и ты.
- У него тыловая душа.
- И я бы не отказался от теплого местечка в тылу;
1 Вярди - уменьшительное от Фердинанд.
- Точно,- быстро согласился с Вески ефрейтор.- Там я спал под одеялом. В офицерских брюках ходил. Ел консервы. Покуривал офицерский табак. Беготни хватало, хлопот хватало, язык нужно было знать, со всеми ладить. Но жилось как у Христа за пазухой.
- И шкура осталась цела,- дополнил Тяэгер.
- Шкура осталась цела,- подтвердил Лоог.- Здесь...
- Прекрати болтовню! Шкура у него цела осталась! С души воротит. Твоя шкура дороже, что ли, чем шкура Вески, Тислера, Кальма или Урмета? Консервные банки нас, конечно, не ожидают. Но идти нужно, пока не разобьем в пух и прах адольфов.
Больше Лоог не осмелился хвалить жизнь в тылу, хотя именно теперь, когда он на себе испытал, что такое стрелковая рота, тыл казался ему прямо раем. Будь он на прежней писарской должности, и он бы сейчас радовался. А теперь придется лезть в самую кашу. Было бы идиотизмом умереть сейчас, когда до Эстонии рукой подать. Под Луками в стрелковых ротах выбыло из строя больше половины людей. Многие, правда, вернулись, на разве мало таких, кто сложил голову? Пулю в легкие он не выдержал бы. Еще страшнее - в живот. Вески вчера ночью метался от боли, разве он не видел? А у него нет ни здоровья, ни лошадиного терпения Вески. Он не такой крепкий и сильный.
На следующей станции Рюнк пришел в их вагон.
- Ванакюла взята,- коротко сообщил он.
- Что? - не понял сразу Тяэгер. Вийес пояснил:
- Ванакюла - это деревня в Эстонии. Я знаю. Бывал там. У меня, кажется, невеста осталась.
- Мечта? - издевательски спросил Урмет. Тяэгер рассердился:
- Да хватит вам трепаться! Значит, кусочек Эстонии от фрицев очищен, так, что ли?
- Очищен. Точно так.
- Нарву бы надо брать с флангов,-с неожиданным жаром сказал Рауднаск.- От Васькнарвы и от Усть-Нарвы. Иначе похороним там людей побольше, чем под Луками.
- Артиллерия, артиллерия там нужна,- заметил Вески.
- Ванакюла? - повторил название освобожденной деревни Кальм.- Я и понятия не имел о такой деревне. Теперь запомнится навсегда: Ванакюла.
Тяэгер разволновался и, как обычно, вскочил:
- Черт побери, тянемся, как улитки!
- На нервы действует,- согласился Вески.
- Главное в жизни солдата - ожидание,- сладко зевнул Соловьев.- Поспеем вовремя.
- Поспеем,- повторил Лоог. Тяэгер разъярился:
- Упаси бог, что вы за люди! Успеем! От тебя, Соловьев, не ожидал! Я тридцать месяцев ждал. Потому-то я и тороплюсь. Черт подери, мне некогда! А вам, если у вас времени хватает, самое подходящее место в трудармии.
В Бологом поезд стоял целый день. Тяэгер вяло слонялся между вагонами. Проклинал штабы, железнодорожников, по вине которых их эшелон едва ползет, как будто это дачный поезд.
На соседний путь подошел другой воинский эшелон. Из вагона, остановившегося напротив них, доносилась удалая русская песня. Пел всего один человек, но пел хорошо.
- Вийес,- скомандовал Тяэгер,- теперь покажи ты, что можешь.
- Только не шлягер,- вмешался Рюнк.- Спой "Три танкиста".
Вийес запел.
В вагоне напротив слушали.
Потом снова запел солдат в том вагоне.
Тяэгер куда-то исчез и вскоре привел аккордеониста.
- Давай-ка развернись. -- подбадривал он полкового оркестранта.- Вийес не вытянул против ихнего певца.
Оркестрант из музвзвода заиграл. Тяэгер привел еще двоих-гитариста и скрипача.
Вскоре Тяэгер уже перебрался в вагон новых знакомых.
- Трио,- гордо показал он на музыкантов.- Мы эстонцы. Под Нарву едем.
Выяснилось, что и соседний эшелон направлялся туда же. Это были гвардейцы.
Оркестр понравился русским солдатам. Когда музыканты отдыхали, пел их сержант.
- Тенор со школой,- признал Вийес,
Урмет сказал:
- Славные парни.
- Певец у нас хороший,- говорили гвардейцы. Только уставать начинает. С утра уже заливается.
Оркестранты все подходили. Гвардейцы хвалили оркестр.
- Давайте фокстрот!
- Эстонскую песню!
- Еще!
Оркестр играл. Между солдатами завязалась беседа. Тяэгер, Рюнк, Вески, Урмет и Кальм сидели в вагоне у гвардейцев. Кальм свернул себе такую же гигантскую козью ножку, какую курил старшина средних лет, уже второй раз угостивший его табаком. Оба они сидели молча, лишь изредка улыбаясь друг другу, и слушали, что говорил старший сержант, которого гвардейцы ласково звали Темой.
- Я знаю Эстонию - рассказывал старший сержант.- Был там в сорок первом году. Как раз перед войной. В Пальдиски. Маленький городок. Мы там многое построили. Пальдиски, Пыллкюла, Клоога - все помню. И в Таллине бывал. Кремль у вас могучий, высокие башни, особенно одна...
Он остановился, вспомнил что-то и медленно, по слогам, произнес:
- Пикк Хер-ман. Тяэгер просиял:
-- Пикк Херман! И верно, Пикк Херман! Кальм улыбнулся и попытался перевести:
- Длинный Герман. Пикк - это длинный. Герман - это имя. Я жил в Таллине.
- Интересно,- заметил старший сержант и после паузы продолжал: - А я из Смоленска.
"В Смоленске долго были немцы,- думал Кальм.- Где-то его родия?" Кальм постеснялся спросить об этом.
- В Эстонии меня первый раз ранило,- рассказывал Тема.- На обороне Таллина. Рядом с нами сражался рабочий полк. Ваши бойцы меня подобрали и отнесли на перевязочный пункт. Тяжелые были дни. Фрицы дали нам жиани. Па сердце было погано. Называли себя защитниками, а сами сдавали один город за другим,
- Оюро все обратно отберем,- сказал старшина.
- Большую часть уже освободили,-заметил Рюнк, лучше других говоривший по-русски.
- Конечно, отберем. Уже отобрали и еще отберем. Все отберем. И Таллин освободим,- оживленно подтвердил Тема.- Отступать было тяжело. Да и наступать нелегко. Наступательные бои порой такие тяжелые, что... Смерть все время рядом ходит, И все же наступать лучше. На сердце легче.
Кальм внимательно слушал.
Тязгер хотел сказать, что мы не только освободим свою страну, но побываем и в Германии, потому что иначе фрицев па ум не наставишь, но он не мог вспомнить нужных русских слов, поэтому коротко рявкнул:
- Берлин! Гвардейцы поняли его.
- Берлин! - подтвердили они.
Молоденький лейтенант оживленно разговаривал с Рюнком. Выяснилось, что оба они в первую военную зиму воевали под Ленинградом.
Старшина спросил:
- Кто из вас бывал в Ярославле? Я ярославский. Урмет бывал. После выздоровления его послали на
три недели на поправку в Тудаевский санаторий под Ярославль.
- Старинный город. Большие фабрики. Волга,- сказал он. И у него русский язык сильно хромал.
Старшина весело засмеялся. Ему было приятно, что нашелся человек, бывавший у него на родине. Эшелон гвардейцев отправился раньше. Тяэгер шел рядом с вагоном и повторял:
- Нарва!
- Нарва! - кивали головами русские товарищи. Они преотлично понимали Тяэгера, и Тяэгер их.
з
И капитан Аава считал, что эшелон двигался медленно. Аава был полон нетерпения, как младший сержант Тяэгер. Только внешне он этого ничем не выказывал.
Офицеры были настроены так же, как солдаты. Все были оживлены, все нетерпеливо ждали. Только адъютант лейтенант Симуль ходил с несчастным видом.
- У меня страшные головные боли,- жаловался он каждому встречному.- Проклятое последствие контузии! И, как на грех, именно теперь начали мучать. Теперь, когда мы вскоре вступим на родную землю...
Он глотал колоссальное количество различных пилюль и порошков, но категорически отказался обратиться к врачам.
- Чем они помогут? Что они могут сделать? Я себя знаю - эти боли ничем не вылечишь. Быть может, только покоем где-нибудь в лесах или в горах. Но кому сердце позволит в такой момент уйти из части! Время ли сейчас возиться с лечением! Конечно, эти головные боли, идущие от повреждений нервов, изнурительны, но пока я стою на ногах, я буду выполнять свой долг.
Командир батальона отмечал на топографической карте каждый эстонский поселок, который упоминался в сообщениях Совинформбюро, и просил командиров рот информировать солдат о том, как идет освобождение их родины.
В седьмой роте он делал это сам.
Тяэгер долго изучал карту и потом произнес:
- Эстонские деревни, ей-богу, эстонские деревни! Я уже в новогоднюю ночь сказал, что скоро будем дома. Вы не забыли этого, ребята?
Теперь заговорил Рюнк:
- Эстония, Эстония... На Эстонии война не кончится!
- Хочешь до Берлина дойти? - спросил Соловьев.
- Конечно.
- Для меня важнее всего Эстония,- сказал Рауд-наск.
- Освобождение Эстонии и окончательную победу разделять нельзя, ребята,- высказал свое мнение Тяэгер.- Чтобы Эстония осталась свободной, придется, наверное, действительно и в Берлине побывать.
- Домой бы заскочить, на сердце сразу легче бы стало,- сказал Урмет.
- Трудно сказать, кто из нас дойдет до дома,- остался пессимистом Рауднаск.
Ефрейтор Лоог с удовольствием вставил бы, что война - лотерея и никто не знает, полный или пустой билет он вытянет, но, вспомнив о присутствии командира батальона и командира роты, удержался.
- Все не погибнут,- заметил Тислер.
Вески взмахнул рукой:
- О своей смерти никто, конечно, не знает. Но выше голову, друзья. Сейчас должен дрожать не я, сейчас пусть дрожит кулак Сассь.
Младший лейтенант Мяги взял карту:
- Как бы тебе не пришлось столкнуться с Сассем раньше, чем ты ожидаешь. Может, встретит тебя под Нарвой с винтовкой в руке.
Вески захохотал:
- Сассь - и передовая! Не знаете вы Сасся. Я-то не испугался бы Сасся, будь у него хоть и винтовка в руках. Но Сасся на передовой нет. И сына его нет, от фронта они держатся подальше. Ловить партизан, прочесывать леса, гоняться на облавах за честными людьми - там они первые. И на женщин покрикивать. Старый Сассь, возможно, снова стал волостным старостой, это да! А от боев он держался бы подальше, если бы и был наполовину моложе. С Сассем придется схватиться после войны. Когда очистим Эстонию от фашистских хорьков, прихлопнем Гитлера и я вернусь в Рабааугу.
Рауднаск обратился к командирам.
- Это правда, что в немецких войсках есть эстонские части?
- Правда,- ответил старший лейтенант Мянд.- Не знаю, сколько их. Говорят о каком-то легионе. Один полицейский батальон прошлой осенью действовал в районе Невеля. А есть ли он под Нарвой, этого я не знаю.
- Уж лучше бы немцы.- Это произнес Кальм.- Немцы, итальянцы, испанцы - все равно кто, но не эстонцы.
Рюнк отрубил:
- Фашист - он фашист и есть.
- Нам надо быть готовыми ко всему,- заметил командир роты.- Неужели вы думаете, что тотальная мобилизация не коснулась эстонцев? Капиталисты давно снюхались с гитлеровцами, и уж они постараются нарядить в немецкие мундиры как можно больше эстонских парней. Я, конечно, не знаю, сколько народу удалось оккупантам добровольно завербовать в фашистские войска, сколько мобилизовать насильно. Но если их пошлют против нас, будем биться с ними. Будем бороться против них и за них. Когда придет время и наши дети посмотрят, как же вели себя их отцы в эту войну, тогда наш корпус должен отплатить за все преступления полицейских батальонов и других частей СС.
- Тот, кто мешает мне вернуться в Эстонию, тот мой враг. Будь то чистой воды адольф или эстонский эрзац,- спокойно, как давно решенное, сказал Тяэгер.
Старшина Рюнк думал, что если под Нарвой действительно стоит эстонская фашистская часть, то там и его брат Рихард. Больше ему негде быть,- ведь ясно, что он сбежал в лес к бандитам еще летом сорок первого года.
- Мобилизованные - это одно,- сказал Вески.- Половина из них не будет воевать против нас. Полицейские батальоны и эсэсовцы -это совсем другое. Их голыми руками не возьмешь.
Рюнк посмотрел на товарищей:
- И брата нельзя жалеть, если он продался Гитлеру.
Кальм подумал: хорошо, что у него нет брата. Рауднаск о чем-то глубоко задумался.
- Верно! - горячо сказал Тислер.- У меня в Эстонии брата нет. Ни брата, ни сестры, ни отца, ни матери, ни сына, ни дочери. Есть дальние родственники по матери - их я не знаю, они не в счет. Вы, парни, думаете, что мне будет легче, чем вам, если нам действительно придется воевать против эстонцев? Возможно, что это так, но нелегко было бы и мне. И все же все дело в том, кто будет бороться против нас. Фашисты. Те, кому советский строй не по нраву. Кто не хочет примириться с властью народа. И здесь не может быть двух мнений. Рюнк сказал верно.
Рауднаск пробурчал:
- Audiaiur et altera pars l. Тяэгер сердито посмотрел на него: - Чего ты там опять бормочешь? Капитан Аава встал:
- Товарищ Рауднаск, мы свое решение приняли давно. И не собираемся его пересматривать. Мы приняли свое решение, когда пошли на мобилизационные пункты. Единственное правильное решение. Да, история сложилась так, что на наши плечи легла нелегкая ноша. Но я уверен, что все мы честно понесем ее до конца.
Следует выслушать и другую сторону (лат.).
Я убежден, что народ ожидает от нас этого. Я знаю наш народ, знаю, что он никогда не станет рабом фашистской Германии, что он не прекращает борьбы за свою свободу. Если нам придется столкнуться с эстонскими частями немецкой армии, то их дело решать, будут ли они сражаться или сложат оружие. Кто выберет сопротивление, тот наш враг. И сражаться с ним мы будем без колебаний и без жалости. Другого пути нет
Кальму понравились слова Аава, что эстонский народ никогда не станет рабом. И капитан прав - народ, наверное, ожидает их.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34