! Вы видите, видите её, да?! — радостно зашептал он, прыгая взглядом по детским лицам. — Значит, здесь, в этом классе, есть честные, правдивые дети… В наше время это такая редкость! Вы все видите птицу?! Какое счастье! Вы не поверите, ведь иногда встречаются такие, кому клетка кажется совершенно пустой!— Гхм, — выразительно кашлянула классная руководительница. Директриса снизу вверх, из полуприседа, вонзила в классную административный взгляд.— Так вот она какая, Синяя птица! — восторженно качнулись малахитовые серьги. И тут же голос директрисы брякнул строго:— Надеюсь, среди учащихся нашей школы нет маленьких врунишек? Надеюсь, все видят эту прекрасную, благородную птицу?!— Да, ё-моё, где ваша птичка-то? Обещали птичку, и чё? — недовольно поинтересовался толстый Вова Пыхтяев, главный тугодум в классе.— Пыха, ты чё? — зашикали с соседних парт.— Так. Пыхтяев, ты хочешь сказать, что не видишь никакой птицы? — угрожающе медленно поинтересовалась директриса. — То есть, по-твоему, клетка пуста?— Эм-м, — промычал Пыха. Тут он получил информативный сигнал в рёбра от Паши Гэга и поспешно выдохнул: — О! вижу, теперь вижу! Вот только что появилась. Возникла птичка, ага. Краси-ивая такая, зелёная вся, с ног до головы, как огурец.— Пыхтяев! — устало склонилась голова директрисы.— А чё сразу Пыхтяев? Чё я опять не так сказал? Ну не огурец, ну как это… как киви.— Пыхтяев. Ты хотел сказать, что птица не зелёная, а…— Ну это… я хотел сказать… зеленовато-синеватая. Цвета морской волны!— Вот-вот, Пыхтяев. Учись отвечать грамотно.Нонна Семёновна уже раскрыла рот, чтобы произнести сердечную благодарность юному волшебнику Рябиновскому за замечательные чудеса и призвать детей к заключительным, переходящим в овацию аплодисментам, как вдруг…Ага. Возникли проблемы. Директриса поморщилась на тоненькую категоричную ручку, взлетевшую с первой парты третьего ряда. Опять эта морковка из грядки выскакивает…Отличница, прилежная ученица, активистка, разрядница по художественной гимнастике, несносная выскочка Надя Еропкина по прозвищу Морковка тянула руку с самым серьёзным выражением серо-голубых глаз. Белобрысый хвостик на макушке торчал несгибаемо, как рыцарский плюмаж.Нонна Семёновна сделала вид, что не замечает торчащей руки. Однако… внезапно раздался нержавеющий голос классной Веры Кирилловны, прежде молчавшей, как ледяная рыба, а теперь внезапно и некстати оживившейся:— Да-да, девочка на первой парте. Какой у тебя вопрос?— Простите, пожалуйста, я хотела спросить, если можно… А где находится птичка?У проклятой Морковки был самый проклятый на свете голос. Это был голос наивной, воинствующей справедливости.Снова стало тихо. Класс напрягся. Стойкая оловянная Морковка была на особом счету.— Ну что же ты, Надюша, — Нонна Семёновна ласково растянула тёмные, черничные губы.— Если тебе плохо видно, подойди, пожалуйста, поближе.— Ой, что Вы, Нонна Семёновна, у меня отличное зрение! — поспешно и радостно заверил белобрысый плюмаж. — Я вижу, что птички в клетке вовсе нет, и просто хотела узнать… Может быть, она куда-нибудь вылетела, а я просто не заметила? Может быть, она с голубыми занавесками сливается?Нонна Семёновна потемнела лицом. По классу пополз липкий шепоток.И тут — юный волшебник Рябиновский сделал несколько лёгких, танцующих шагов и, задевая краями плаща Нонну Семёновну, вплотную приблизился к торчащей из-за парты Еропкиной.Рябиновский сладко улыбнулся.— Ну вот, друзья, — радостно и с каким-то облегчением волшебник развёл руками, потом обвёл класс каким-то почти задушевным взглядом и снова с размаху опустил сожалеющие глаза на светлую Надинькину макушку:— Мы нашли девочку, которая не видит птички!Рябиновский ласково погладил Еропкину по голове, и ошарашенной Надиньке показалось, будто на темя вылили стакан ледяной воды:— Гм, теперь мы знаем, кто главный врунишка в классе. Класс взорвался радостным ржанием.— Еропкина! — икал Коля Бублин. — Свистулька!— Морковка! Воображуля! Завирушка!— Кто бы мог подумать! — громко удивлялась Нелечка Буборц. — А ещё отличница!— Ах, я всегда это знала, всегда, — кивала Фаечка Касимова. — Я знала, что не надо с ней водиться.Маленькая прозрачная капелька упала на тетрадный лист и испортила такую красивую надпись про первое сентября. Глава 3.Заклятье доброго колдуна Кто он таков — никто не знал.Но уже он протанцевал на славу козачка и уже успел насмешить обступившую его толпу.Когда же есаул поднял иконы, вдруг всё лицо его переменилось: нос вырос и наклонился на сторону, вместо карих, запрыгали зелёные очи, губы засинели, подбородок задрожал и заострился, как копьё, изо рта выбежал клык, из-за головы поднялся горб, и стал козак — старик. Н. В. Гоголь. Страшная месть Надинька перестала реветь в середине второго урока. Первую половину третьего провела в кабинете директрисы, где её пытались утешить лично Нонна Семёновна, затем завуч Ксения Полуэктовна (по прозвищу Бензопила) и преподавательница музыки Раиса Радиковна (по прозвищу Гамма-Радиация). Затем багровая от стыда, шарахающаяся от взглядов встречных старшеклассниц Морковка была препровождена в методкабинет английского, где затихла под грузом упражнений по грамматике. Четвёртый и пятый уроки просидела на алгебре, неотрывно глядя на царапинку на парте, и, наконец, сбежала с классного часа — в каморку под лестницу, где уже совершенно безудержно расплакалась, заливая слезами передник на груди старенькой уборщицы Марьи Степановны.После шестого урока взъерошенная, но уже притихшая Морковка шла по коридору к раздевалке четвёртых классов. Штук двадцать десятиклассниц толпились возле входа в кабинет химии, причём приблизительно раз в полминуты, вся толпа, точно по команде, заливалась хохотом. Ах, вот в чём дело! Великолепный Лео раздавал свои фотокарточки, делал в девичьи анкеты остроумные записи, которые тут же зачитывал, чем и приводил поклонниц в шумный восторг.Решительно шмыгнув носом, Морковка положила портфель на подоконник и — ринулась в толпу старшеклассниц, молча орудуя локтями. Слёзы у неё высохли совершенно. Она не собиралась просить у Рябиновского автограф. У неё был всего один вопрос, если можно.— Простите!Леонард едва уловимо вздрогнул, маслянистые глаза цвета тараканьей спинки заметались по разрумянившимся девичьим лицам — но источник угрозы находился намного ниже уровня взгляда. Серо-голубая сталь морковкиного взгляда блеснула на уровне пояса:— Простите, уважаемый волшебник. Я хотела спросить, умеете ли Вы делать добрые чудеса? Или только злые?— Что ещё такое взялось? — холодно улыбнулся волшебник Лео. — Чего опять нужно, девочка?— Цветы в кабинете Веры Кирилловны, которые Вы осыпали бриллиантами, завяли через сорок минут, — звонко сказала Надинька. — По-вашему, это доброе чудо? Кому нужна такая красота, если от неё умираешь?Поклонницы перестали хихикать. Минуту назад они как раз обсуждали с Леонардиком тему красоты. Леонардик рассказывал о чудесах, способных любую девушку сделать поистине прекрасной.Волшебник Рябиновский чуть побледнел, что, впрочем, сделало его лицо ещё интереснее.— А дедушка говорит, что чудеса бывают только добрые! Потому что настоящие чудеса может делать только Бог! Вот! — Надинька строго сдвинула белобрысые брови. — А Вы устраиваете просто злые фокусы, а не чудеса!— Ну зачем так, девочка… — Лео внезапно улыбнулся, во взгляде его мелькнуло кое-что существенное, горячее, — хочешь, я покажу тебе самое что ни на есть доброе чудо?— Разве Вы умеете?— Конечно.Рябиновский протянул смуглую руку.— Пойдём со мной, девочка. Если не боишься. Никто не должен видеть.Надинька вытаращила глаза на страшную протянутую руку волшебника.— А к-куда мы пойдём?Её рука невольно протянулась навстречу, волшебник ухватил за белые холодные пальчики.— Здесь, за углом. В гардероб для младших классов. Обернувшись к изумлённым поклонницам, он ласково добавил:— Я вернусь через минуточку. Никто из вас не расходится, договорились?!Не слыша ничего вокруг себя, Надинька Еропкина шла с великим волшебником Рябиновский в пустую, гулкую раздевалку младших классов. Среди кривых металлических вешалок, напоминавших рога и вилы, среди крючьев, похожих на железные когти, они остались совсем вдвоём. Наденька готова была умереть от страха. Белый хвостик совершенно поник.— Ну вот, деточка… я покажу тебе доброе чудо.Лео присел на корточки, его смолистые кудри рассыпались по жёлто-красному шарфу на плечах.Надинька смотрела в большое смуглое лицо, видела каждую чёрную волосинку в бровях, каждую искорку в крупных маслянистых глазах и очень, очень боялась. Но… она понимала, что ей нужно получить ответ на страшно важный вопрос про добрые чудеса. Осмеянной Морковке хотелось самой понять и простить волшебника Леонарда. Она понимала, что должна дать знаменитому волшебнику шанс сделать добро.— Чудо будет очень сложное, но очень доброе, — говорил Лео, как бы улыбаясь блестящими глазами. — Хочешь, в течение целого месяца все вокруг, завидя тебя, будут радостно улыбаться? Один только взгляд на твоё лицо будет поднимать людям настроение! Ты сможешь развеселить самого печального старика, самого грустного ребёнка.— Простите… — пролепетала Надинька, — не надо так шутить. Я же не волшебница…И тут Лео больно схватил её запястья. Глубоко и страшно заглянул в глаза и прошептал:— Ошибаешься!— Что?..— Ты не знаешь про себя ничего! — поспешно зашептал он. — Запомни: ты — очень сильная волшебница. Я почувствовал эту скрытую силу, едва вошёл в класс. У тебя врождённый дар. Да! Из тебя могла бы выйти могущественная белая волшебница… Настоящая добрая ведьма.— Прошу, ну прошу Вас… — Надинька готова была разрыдаться снова, да только слёз не осталось. — Пожалуйста, не смейтесь надо мной! Я не могу…— Доверься мне. Магическая сила дремлет в тебе, остаётся лишь разбудить это пламя. И тогда — ты сама сможешь творить чудеса, дарить людям радость. Представляешь, как они будут благодарны?! Как они будут любить тебя! Ну, каково? — он торжествующе потёр руки. — Помнишь, ты просила показать тебе не дешёвый фокус, а настоящее доброе чудо. Теперь я могу сделать это для тебя. Прямо сейчас.— По-настоящему? — глаза Надиньки глянули слишком серьёзно.— Обещаю. Только нужна твоя помощь.Леонардик вынул из рукава волшебную палочку. Теперь вблизи Надинька заметила, что палочка была сплошь исцарапана крошечными нерусскими буквами.— Ты сейчас закроешь глаза, и пока я буду колдовать, ты должна сосчитать до десяти тысяч. Умеешь считать до тысячи?— Да-да, — быстро кивнула Надинька. У неё почему-то стала дрожать левая коленка. Видимо, от усталости.— Отлично! Считай десять раз до тысячи! Что бы ни случилось: не прекращай считать. И не открывай глаза, пока не произнесёшь самое последнее число — десять тысяч.В раздевалке сделалось сумрачно, видимо, у солнца уже не было сил светить так ясно, как поутру. Облака задавили свет, в углах сгустился полумрак.— Нельзя открывать глаза? — переспросила Надинька.— Совсем-таки нельзя. Иначе чудо не сработает. И больше того, свершится ужасная беда: заболеет кто-то, кого ты любишь!— Мама? — Надинька чуть не упала от страха. — Или папа?— Этого, драгоценная моя, точно никто не знает. Лучше не проверять.— Мне надо подумать, — прошептала Морковка. Теперь у неё тряслись уже обе коленки. Это было довольно противно и мешало думать. Через минуту она спросила:— А если я согласна, тогда я стану настоящей волшебницей? И смогу делать так, чтобы люди не грустили?— Да. Глядя на тебя, все будут улыбаться.— И Марья Степановна? И даже безрукий дяденька в метро? И наша соседка тётя Катя, у которой старшего сына на войне зарезали?— Все, абсолютно все будут улыбаться и даже весело смеяться. Это и есть доброе чудо. Только не прекращай считать. Даже если будет немного неприятно.— Мне уже… Я согласна, — Надинька кивнула. Убитый хвостик покорно мотнулся.За окнами усилился ветер, суетные тени облаков замелькали по стене. Истошно, точно закашлявшись, закаркала ворона, и в тот же миг ударом ветра распахнуло старую оконную раму — взметнулись занавески, раздражённо задребезжал сорванный шпингалет. Девочка вздрогнула.— Последнее условие, — улыбнулся юный волшебник Лео. — Если правда хочешь стать белой волшебницей, ты должна понять, что волшебство — главное дело твоей жизни. Оно превыше всего. Превыше родины, семьи и даже, например, Бога. Готова ли ты пойти против воли родителей, учителей — ради того чтобы посвятить всю свою жизнь служению белой, доброй магии?Надинька кивнула. Из распахнутого окна веяло осенней гнилью, по подоконнику лупили холодные мокрые ветки. Бедная Надинька! Ей так хотелось приносить людям счастье! Неужели папа с мамой будут против? Неужели дедушка запретит? Да нет же! Дедушка всегда учил Надиньку быть доброй, помогать другим…— Громче скажи! — прошептал волшебник. — Готова ли пойти против воли родителей, лишь бы только стать доброй волшебницей?!— Да, — прошептала Надинька.— Главнее ли для тебя волшебство, чем воля твоих родителей, твоей церкви, твоих учителей, всего на свете? Говори ещё громче!— Да, да! — чуть не крикнула девочка, ей уже хотелось, чтобы всё это поскорее закончилось…Ворона за окном смолкла.— Тогда… закрывай глаза и начинай считать, — пластмассовым голосом произнёс волшебник.В тот же миг что-то маленькое, жутко горячее прижгло Надину кожу над переносицей. Глава 4.Генеральская внучка С первого взгляда она не очень мне понравилась. Я смотрел на неё с предубеждением: Швабрин описал мне Машу, капитанскую дочь, совершенной дурочкою. А. С. Пушкин. Капитанская дочка В половине четвёртого поток праздничных детишек, выходящих из школы № 1505, совершенно иссяк. Остались только россыпи безумных малышей, списанных родителями на продлёнку, да несколько очкастых старшеклассниц из клуба обожателей серебряного века. Сообщество из четырёх-пяти нестарых ещё учительниц довольно шумно отмечало День знаний в кабинете биологии, однако никто из этих достойных педагогических леди не смог навести генерал-полковника Тимофея Еропкина на след потерявшейся внучки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66