– А кто же еще? Уже не раз вызывала за последние недели. Куда пропал-то?– Я ненадолго уезжал из Москвы. Что там стряслось?– У тебя неприятности с милицией.– С Годуновым, что ли?– Нет, с Шевченко. Он объявил розыск «Жигулей» и дал твои приметы как водителя.– Ах, это, – вздохнул я с облегчением, – тогда все в порядке. Мы все еще разматываем то происшествие. Меня не было всю ночь. Он, наверное, беспокоится, не случилось ли что-нибудь.– Ничего этого я не знаю, но в ориентировке на розыск говорится, что ты вооружен.– Прекрасно. Верочка, я сейчас у дома на набережной. Можешь приехать ко мне?– Нет. Я же на работе.– Попроси кого-нибудь подменить тебя. Я в затруднении, не знаю, как быть. Мне нужно с тобой посоветоваться.– Не могу я никак. А что Юрий? Позвони ему.– Дело как раз в нем. Пожалуйста, это очень важно, ты даже не представляешь, насколько важно.– Хорошо, Коля. Сейчас выезжаю, жди.От одной мысли, что сейчас я увижу Веру, в животе у меня сладко заныло. Я устроился на скамейке и начал засекать время. Прошло четверть часа, полчаса. Я курил сигарету за сигаретой, теряя всякую надежду, как вдруг заметил ее изящную фигурку, лавирующую среди толпы.Оказывается, ее задержали пробки на дороге из-за первомайской демонстрации. Вера внимательно слушала мои приключения и злоключения. Я спросил ее, что мне делать дальше.– Не могу тебе этого сказать. Даже не представляю, Коля, как к этому подступиться. Кстати, раньше ты меня вообще не слушал. Что же изменилось?– Положение у меня просто безвыходное, – ответил я, улыбнувшись. – Любой, кто столкнулся бы с теми документами, которые ты мне передала, пожалуй, сразу бы и не разобрался в них. Кстати, забыл поблагодарить тебя за них. Если бы не они, то ничего бы не было.– Сама удивляюсь, как умудрилась достать их.– И все-таки как же?– У меня подруга работает в общем отделе, где регистрируют входящие и исходящие документы. Она передо мной в неоплатном долгу. Ей удалось перехватить конверт с документами, когда его принесли на отправку. – Вера махнула рукой. – Ты все еще хочешь, чтобы я дала тебе совет?– А ты можешь?– Могу.– Ну и что же посоветуешь? Идти мне в монахи или как?Она фыркнула и отбросила на плечи длинные волосы.– Будь тем, кто ты есть. Это тебе в самый раз подходит.– А кто же я теперь есть?– Да вроде ты ничуть не изменился.– Зато кругом все как-то изменилось. Раньше что я знал? Долдоны в Кремле – это плохие ребята, а мы – хорошие. А теперь все смешалось.– Положись на свои чувства, на интуицию, верь им, и все будет в порядке, Николай. Лучшего совета я не знаю. – Она смущенно улыбнулась и бросила взгляд на часы. – Мне нужно бежать. – Она повернулась, чтобы уходить, но помедлила и бросилась мне в объятия. Глаза ее так и сияли. – Господи, как я по тебе соскучилась. Ты позвонишь?– Если ты этого хочешь.– Ой, как хочу, Коленька. – И она чмокнула меня в щеку.Я смотрел ей вслед, пока она не исчезла в толпе, затем потопал вдоль набережной, глубоко задумавшись. Только через полчаса вернулся к «жигуленку» и не успел открыть дверь, как услышал чьи-то шаги. Обернувшись, увидел, что ко мне спешат сразу четверо, размахивая на ходу пистолетами.– Милиция! – выкрикнул один. – Повернуться кругом и положить руки на крышу машины!– Я без оружия, – ответил я, выполняя приказ. – Пистолет лежит в бардачке.Какой-то милиционер достал его. Они обыскали меня, забрали бумажник и ключи от машины и только после этого разрешили повернуться.– Вы Николай Катков?Я устало кивнул.– Вас ждет следователь Шевченко.Вдвоем они затолкнули меня в патрульную машину, двое других сели в «жигуленок» и поехали следом. Водитель патрульной машины, избегая ехать по улицам, заполненным демонстрантами, помчался к управлению милиции в объезд. Через четверть часа мы уже шли по коридору здания на Петровке, 38.– Катков? Катков, с вами все в порядке?! – с тревогой воскликнула Скотто, когда меня ввели в кабинет Шевченко.– Да вроде все в норме.– Ну и слава Богу. Готова убить тебя, черт проклятый. Теперь-то что случилось?– Случилось? – начал я выворачиваться. – Что вы имеете в виду?– Да ладно тебе, Катков! – рявкнул Шевченко, вскакивая со стула и подходя ко мне. – Что, двенадцать часов надо было проверять свои подозрения?– Кое-кому понадобилось бы еще больше.– Нужно так понимать, что вы завершили свое расследование и нашли злополучный контейнер? – с иронией в голосе спросил он.Я молча кивнул, лихорадочно соображая, что сказать в ответ.– И где же он? – Теперь он уже рычал.Я молчал. Настала такая тишина, что стало бы слышно муху, если бы она пролетела. Я долго молчал, не зная, что ответить. Потом решился и нехотя выдавил:– Я ошибался. 45 – Вас куда-нибудь подбросить? – резко спросила Скотто, когда мы направились к стоящим во дворе «Жигулям».– Спасибо, не надо. Я только возьму свои вещи из машины и пойду ловить такси.– А может, передумаете? У меня до отлета масса времени.Судя по всему, Скотто так и кипела от негодования. Без сомнения, она предложила это от чистого сердца. Я понял, она что-то задумала и хотела переговорить наедине.– Ну ладно, – согласился я. – Мне нужно к Юрию, это недалеко.Несколько кварталов мы проехали в полном молчании. Скотто по-прежнему думала о чем-то своем. Лишь когда мы остановились перед светофором, она взглянула на меня.– Ну как, все-таки нашли его, Катков?– Вы говорите так, будто заранее знаете ответ.– Знаю. – Она резко кивнула.– В таком случае, видимо, нет необходимости отвечать.– Вы кого-то выгораживаете?– Ну, Скотто, вам ведь хорошо известно, что я на такое никогда не пойду.– Так почему же сейчас идете?– Потому что получилось все совсем не так, как я предполагал. Все… все запуталось и оказалось более сложным, нежели мне представлялось. Тут не действует обычный принцип: вот – черное, а вот – белое.– Ну, спасибо за ясность, – шутливо заметила она. – Вроде бы я не тупица, почему бы не рассказать мне подробности? Как знать, может, я и пойму, что к чему.– У меня лучшее предложение. Сверните-ка туда, за угол.Повернув на Тверскую, она остановилась у гостиницы «Москва». Там мы вышли из машины и пошли к Красной площади. Оттуда доносились какие-то выкрики, эхом отражаясь от каменных стен и башен Кремля. Это был день твердолобых коммунистов. Их набилось на площади, наверное, сотни тысяч. В центре ее стоял грузовик. В его кузове возбужденные люди через портативные мегафоны выкрикивали, как Ленин в свое время, подстрекательские призывы, накаляя страсти. Старые усатые вояки, пожилые полные женщины, дети с красными флажками в руках – все в унисон выкрикивали: «Ле-нин! Ле-нин! Ле-нин!». Море советских символов, флагов, знамен, плакатов и транспарантов заполонило всю Красную площадь. Повсюду серп и молот, зловещие для меня портреты Ленина и Сталина. Масса людей, не желающих свержения тирании и пришествия свободы. Совершенно поразительное зрелище! Было от чего прийти в ужас.– Пройдет еще немало времени, прежде чем Россия хоть чем-то станет походить на Соединенные Штаты, Скотто.– Не спорю, но согласны ли вы с этими шутами гороховыми или не согласны, шаг в верном направлении сделан. А инакомыслие, свобода выражать свое мнение и есть основа свободного общества.– Спасибо за разъяснение, – склонил я голову.Она слегка зарделась.– Мое мнение по этому поводу таково: не важно, сколь бурно и яростно люди выражают свое несогласие, важно, как побудить их работать и жить лучше. Это же не скопище неорганизованных американцев, высылавших на улицы с протестами против демократии.– Во всяком случае, уже сейчас, а не потом, любой ценой нужно защищать это право – отстаивать свои взгляды, которые я, может, и не разделяю.– Легко говорить, да трудно сделать.– Катись ты в задницу. Если вы, Катков, хотите считаться демократом, то и поступать должны как демократ. Нельзя быть на словах демократом, а в жизни антидемократом.– Да ведь за одну ночь не переделаешься. Демократия у нас только зарождается. Основы ее непрочны. Малейший толчок со стороны – и все разлетится вдребезги.– Шуты на площади этим и занимаются.– Все верно, но желания остановить их у меня нет. Вместо этого я хотел бы приобрести достаточно времени, чтобы основы демократии утвердились и окрепли.– Это за миллиард восемьсот тысяч долларов, что ли?– Думаю, вы начинаете кое-что понимать. Сейчас России нужны более важные и неотложные перемены нежели соблюдение азов закона.– И даже более важные, чем желание поступать по правде?– Этого я с уверенностью не знаю.– Но знаете, что за этим скрывается?– Да, но не знаю точно, что мне делать. Лицо ее просветлело.– У меня есть кое-что стоящее, способное вам помочь. С этим вам легче будет сделать окончательный выбор. Она вернулась к стоянке автомашин, где припарковала «жигуленок», и открыла багажник.– Держи, – сказала Скотто, протягивая мне пишущую машинку.Наверное, вид у меня был преглупый. Я совсем забыл о своей собственности, которую она пообещала вернуть.– Признаюсь, вы меня здорово удивили.– Всего-навсего сдержала свое обещание, – сказала она, но с усмешкой отдернула машинку, когда я потянулся за ней. – Отдаю только в обмен на фотоаппарат.– На фотоаппарат?– Вы же знаете, какой Джо въедливый, – ответила она как бы между прочим. – Да еще эти чертовы бюджетные лимиты и финансовые отчеты – мне нужно будет отчитаться за приобретение камеры.Я наклонился к заднему сиденью «жигуленка» и достал из кейса фотоаппарат.– Вот и обменялись, – удовлетворенно заметила Скотто, положив камеру в карман. Тут она увидела, что я забираю свой багаж. – Что вы делаете?– Да передумал. По-моему, я порядком надоел Юрию, перестал быть для него желанным гостем, а сдавать вещи в камеру хранения мне совсем не хочется. Сниму-ка здесь номер на несколько дней, а потом подыщу себе более постоянное пристанище.– Ничуть не сомневаюсь, когда вы найдете его, оно станет вашим постоянным местом жительства. – Скотто вложила в свои слова немало сарказма.– Я просто не хочу делать ошибок.– Знай же, вот тут-то наступят настоящие трудности.– Видите ли, одна светлая личность сказала, что она не любит журналистов, потому что они не думают о последствиях после того, как выложат правду-матку. Скотто одобряюще улыбнулась мне:– Как знать, Катков, что будет потом? Может, вам за эту правду даже орден пожалуют?Она поцеловала меня на прощание, села за руль и, слегка посигналив, поехала со стоянки. Я смотрел вслед, пока машина не скрылась из виду, затем пошел к гостинице, думая о Скотто и задаваясь вопросом, вправду ли она должна отчитываться за фотоаппарат или же состоявшийся обмен – всего лишь хитроумная уловка с целью присвоить камеру?Устроив свои дела в гостинице, я пошел прогуляться. До Москвы-реки было рукой подать. Первые теплые денечки быстро очистили город от остатков снега и льда. Как и они, сомнения мои таяли, что называется, на глазах. Нечего думать, нечего передумывать. Одним броском кисти я подкинул вверх кассету с фотопленкой. Описав дугу, она с легким шлепком исчезла в весенних водах реки. Вдали вырисовывался неровный силуэт дома на набережной. Покачиваясь, словно пьяный, он быстро погружался в темноту.

1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52