Журналист его напечатал, представив дело так, что Воронцова якобы убили, потому что он шантажировал кого-то из высокопоставленных чиновников.– Не понял, из-за чего его убили? – переспросил Краусс.– Предполагалось, что он поймал за руку некоторых чиновников, которые присвоили деньги партии и на них скупали государственное имущество. Во всяком случае, мой приятель Юрий считает, что это всего лишь предлог, попытка увести следствие в сторону. Я тоже так полагаю.– А вы намерены и дальше расследовать это дело? – спросил Банзер.– Пытаюсь изо всех сил, так что мешать мне не надо.– Хорошо, – понимающе улыбнулся Банзер, – мы начнем готовить вас в туристское путешествие на Кубу, как только вернемся в гостиницу. Говоря об этой поездке… – Он посмотрел на часы и жестом попросил официанта принести счет. – Пора двигаться. Нужно еще зарезервировать и собственные авиабилеты на отлет.– Пошли от них, Катков, – решительно предложила Скотто. – Мы поймаем такси.– Вы в этом уверены?– Я обещала Каткову пирожки с настоящей лимонной начинкой, еще надо купить кое-что по мелочи.– Желаю удачи, Катков, – попрощался с нами Банзер. Он старался казаться веселым, но глаза ему не подчинялись.– Спасибо на добром слове. Сейчас я в умелых руках агента Скотто, разве не так?Банзер и Краусс обменялись быстрыми взглядами, которые Скотто перехватила.– Да-да, – добродушно проворчала она, – и уматывайте отсюда.Они поддержали игру, с оскорбленным видом отодвинули стулья, и Краусс пожал мне руку. Потом пошел к выходу, ловко лавируя между столиками. Банзер же замешкался, о чем-то раздумывая.– Помни, Гэбби, – наконец сказал он, – мы здесь говорили о всякой мелочи, насчет покупок, а не о серьезных вещах.Скотто показала ему на стрелки часов. Он засмеялся, оставил деньги по счету и пошел вслед за Крауссом.Я смотрел, как он уходил, потом перевел взгляд на Скотто и тут заметил одного человека у стойки бара. Бесстрастный взгляд, неприметное лицо, золотые цепочки на шее, свободная легкая рубашка для тропиков – эти детали пронеслись у меня перед глазами, когда толпа около бара на какие-то секунды вдруг раздалась. Определенно, этого человека я уже где-то видел, но вот где и когда? Неужели во мне снова говорит старая привычка быть всегда настороже и перепроверять, а не следят ли за мной? Черт побери, он очень похож на кого-то, кого я видел совсем недавно, но где? В редакции «Правды»? В ОВИРе? На Арлингтонском кладбище?– Что там такое? – попробовала отвлечь меня Скотто от раздумий. – Вы неважно себя чувствуете, Катков?– Это после трех-то стаканчиков ананасового пойла? Спасибо, чувствую себя хорошо. А вы?– Я… в норме. – Она прищурилась и стала быстро скатывать шарики из хлебных крошек. – Звонила мужу вчера вечером, пригласила его сюда на пару деньков.– Хорошо, если он приедет.– Он… отказался приехать. Придумал какую-то причину, служебные дела. Он всегда поступает по-своему и это… а в чем дело-то?– Извините меня, Скотто.– Да ладно, что там вспоминать. Я вот думала, думала, но…Она тоскливо вздохнула и, подкатив хлебные крошки к краю стола, смахнула их ладонью на пол.– Может, поторопимся за пирожками? – предложил я, чтобы отвлечь ее от грустных мыслей.Она кивнула, печально улыбнулась в ответ и пошла сквозь толпу к выходу. Я удержался от желания оглянуться через плечо. Уже около самого выхода все же взглянул на отражение образа в старом потертом зеркале. Тот мужчина уже исчез. 35 Мы стояли на тротуаре на Каль Оча, главной торговой, улице в «Маленькой Гаване». Скотто искала для меня темные очки от солнца – «хамелеоны», одновременно зеркальные и светочувствительные. Я же поминутно оглядывался – не мелькнет ли где тот мужик из бара. Она перемерила на мне не одну чертову пару очков, пока наконец ее не устроил вариант: темно-бордовые линзы в основательной черной пластмассовой оправе. Затем она затеяла ожесточенный торг с уличным продавцом, применив свой итальянский язык против его испанского. Ее напор превосходил, и продавец в конце концов уступил. Следующий час мы крутились в оживленной шумной толпе, покупая какие-то мелочи с лотков и тележек, и затем только поймали такси и вернулись в отель, отягощенные богатыми трофеями.На следующее утро, когда я расхаживал по комнате в новеньких шортах для купания и любовался ими в зеркало – мне надлежало загорать в бассейне и приобрести вид заправского туриста, – в дверь, соединяющую наши номера, постучала и быстро вошла Скотто. Она запахнулась в махровый купальный халат с длинными разрезами у бедер и перетянула его кушаком в поясе. Стали видны тонкая талия и крутые бедра, открылись длинные загорелые ноги. Видок потрясный. Увидев меня в одних шортах, она притормозила в испуге, а я так и таращил свои бесстыжие зенки на ее соблазнительные прелести.– В чем дело? У вас такое выражение лица, будто вы увидели привидение или что-то в этом роде?– Только что увидела, – ответила она, оглядывая меня с головы до ног. – Можно подумать, что ваше тело не видело солнца с тех самых пор, как Кастро захватил Гавану.– Москва расположена не на самом экваторе, географию вы знаете.– Да вы тут сгорите за несколько минут!– А я думал, что идея заключалась именно в этом.– Идея заключалась в том, чтобы придать вашему телу загар, а не солнечный ожог.Она вынула из кармана тюбик с жидким кремом и стала вертеть меня кругом, намазывая кремом спину и плечи и растирая его. Запах у него был густым и приторным.– Что это за крем, из чего он приготовлен?– Из итальянского кокосового масла, – пошутила она. – А точнее, из оливкового масла и чеснока. Вы станете от него коричневым, и в то же время кожа будет защищена от вредной солнечной радиации.Руки у нее оказались сильными и опытными. Кончиками пальцев она мягко разглаживала мне кожу, не пропуская ни одну складку и ложбинку. Ее голые ноги нежно терлись о мои. Глубоко внутри меня возникло приятное ощущение и стало медленно разгораться по всему телу. Знала ли она об этом? Соображала ли, что делает в данный момент? Или все это мне только мерещится? «Только во сне, Катков. Только в своем сне». Так вроде она говорила. Но на этот раз я ведь не сплю. В нашем своеобразном танце позы менялись естественно, плавно и неумолимо, и вскоре мы уже стояли лицом к лицу, глядя прямо в глаза друг другу. В ее глазах я прочел нежность и кротость, чего раньше никогда не наблюдалось.– Ты и впрямь настроилась на это… самое? – шепнул я, когда наши губы опасно сблизились. – Я хочу сказать… твой муж… Ты уверена, что…Она приложила палец к моим губам, и я принялся слегка покусывать его. Тогда она отдернула палец, смущенно хихикнув при этом.– Я очень хочу, чтобы ты сознательно настроилась.– А ты как?– Я-то?– Да. Ты с Верой разговаривал после того случая? Я потряс головой – нет, не доводилось.– Ну так как же?Я лишь пожал плечами.– Сам не знаю, чего мне хочется и что получится. А ты как?– Уверена, что все будет хорошо. Вот и все, что я знаю.– Ты его любишь?Она застенчиво улыбнулась и шепнула:– Да, люблю.– В таком случае мне следует сказать, что самое время принять нам прохладный душ. А ты как считаешь?Она кивнула, затем легко рассмеялась и швырнула мне тюбик с лосьоном.– Некоторые места у тебя я еще не протерла.Уик-энд мы провели в бассейне, томясь и изнывая под пронзительными лучами солнца, перелистывая низкопробные книжонки в мягкой обложке из гостиничной лавки и перекусывая в ресторанчиках прямо на пляже. Ну а днем в понедельник нарочный принес мне билет на грузовой теплоход «Галифакс», отплывающий на Кубу.Отплывать он должен был в 6 часов 30 минут вечера в тот же день.Лунный серп уже появился в быстро сгущавшихся сумерках, когда я и Скотто ехали по пирсу в таможенном микроавтобусе вместе с инспектором Агюилером. Машина миновала охрану у ворот и подъехала к посадочному причалу, к месту, где на корме судна находились всякие палубные надстройки: капитанская рубка, кубрики команды и пассажирские каюты. Трюмы «Галифакса» были загружены полностью, на грузовой палубе за внушительной сборной оградой из металлических сеток и решеток друг на друге стояли в три ряда контейнеры. Корабль осел по самую ватерлинию.Агюилер принялся оформлять грузовые документы с первым помощником капитана.Я вышел из автобусика и принялся разгружать вещи, но тут Скотто заметила у меня пишущую машинку и решительно захлопнула дверь.– Эта штука останется у меня, – заявила она, решительно отодвигая меня в сторонку.– Почему вдруг?– А потому, что туристы с собой их не возят.– Никогда об этом не думал, – отмахнулся я, но почувствовал, что она права.– У вас будет целых четырнадцать часов, чтобы все обдумать хорошенько и уложить по полочкам в голове. Так что даром время не теряйте.– А я и не собираюсь терять. Только не забудьте прихватить машинку, когда приедете в Москву.– Обещаю не забыть.– Как только что прояснится, постараюсь позвонить.– Только не тяните.Я лишь улыбнулся.– Мне нужно знать, что с вами, Катков, все в порядке. Очень нужно. – Она положила руки мне на плечи, с минутку поколебалась, а затем крепко обняла. – Береги себя, Катков.Раздался гудок к отплытию, затем еще один. Я освободился от ее объятий, подхватил свои вещички и поспешил к палубному трапу. Портовые рабочие освободили швартовы. Мощный буксир потащил судно от пирса. Я стоял у поручней вдоль борта и смотрел, как медленно исчезает в темноте Скотто. Она прощально махала одной рукой, в другой у нее была пишущая машинка. Я махал в ответ, пока она совсем не скрылась из виду, потом закурил сигарету. На спичечном коробке ярким золотистым цветом блеснула надпись: «Версаль». Она напомнила мне прощальный вечер в ресторанчике с потертыми зеркалами и мелькнувшим в них отражением. Долго я смотрел на этот коробок, тщетно пытаясь вспомнить, кого же я все-таки видел там, у стойки бара? Этот неясный образ не исчезал из памяти, а даже как бы отчетливее прояснялся. В том, что я видел его раньше, сомнений у меня теперь не было. Да, это был тот самый малый, который прижал меня в лифте и обыскал, пока мы поднимались в апартаменты Рабиноу в Нью-Йорке. 36 Пройдя между двумя островками, стоящими у самого входа в бухту Майами, «Галифакс» вышел в залив. Ровное биение судовых механизмов дрожью отдавалось во всех отсеках. Корабль прибавлял ходу и направлялся к юго-западной оконечности островов Флорида-Кис, к выходу в открытое море. Отражаясь в темной спокойной воде, яркие огни судна походили на таинственные маленькие космические ракеты, летящие в строгом строю в безвоздушном пространстве.Пассажирские каюты находились под капитанским мостиком, рядом с каютами капитана и его первого помощника. Моя оказалась чистенькой, удобной, почти без запаха дизельного топлива, пропитавшего весь теплоход. Я разложил вещи, и меня охватило приятное ощущение благополучного отъезда. Если бы не тот парень у бара в ресторане «Версаль»… Может, я его и не интересовал, не знаю даже, заметил ли он меня. Рабиноу испытывал особую привязанность к «Маленькой Гаване» и вполне возможно, что послал своего охранника принести ему любимой кубинской еды. Хотя более вероятно, что он держит меня на крючке и приставил своего головореза следить за мной. Правда, ничего подозрительного на пирсе во время отплытия я не заметил.Капитан «Галифакса», говорливый мужчина средних лет, произносящий слова с шотландским акцентом, за ужином без умолку что-то тараторил насчет Боснии и Трумэна, биографию которого он как раз читал в те дни. Капитан не мог припомнить, чтобы в последнее время ему приходилось брать на борт пассажиров, ему и в голову не приходило, что какой-то турист предпочтет грузовое судно. Я наплел ему всякой ерунды, что, мол, терпеть не могу самолетов и стараюсь по возможности избегать воздушных путешествий. Члены команды, которые тоже присутствовали на ужине, выглядели вполне дружелюбно, не считая одного похожего на бандюгу пуэрториканца – громко чавкая за столом, он вскоре ушел, не сказав ни слова. Ужин рассеял представления о том, что все матросы – с головы до пят татуированные кретины.Разошлись мы около полуночи. Несколько минут я простоял у поручней вдоль борта, вглядываясь в чудесную ночную темень со сверкающими крупными звездами, а затем, пошатываясь и приноравливаясь к морской качке, медленно поплелся вниз по проходу и своей каюте.Дверь оказалась открытой.Но ведь я запирал ее, когда уходил. Я точно помню, что запирал, хотя мне показалось, что вроде бы язычок замка не щелкнул. Я уже осторожно входил внутрь, как почувствовал, что за мной кто-то стоит в проходе. Развернувшись, я лишь засек взглядом промелькнувшую тень, исчезнувшую за углом. Я поспешил туда – вдали затихали быстрые приглушенные шаги, где-то заскрипели проржавевшие шарниры. В пересекающем коридоре тоже никого не оказалось, лишь в самом дальнем конце его болталась в такт качке судна открытая крышка люка. Через него я вышел на корму.Там тоже было пусто.Никто не бежал сломя голову вниз по трапу на главную палубу; никто не крался к капитанскому мостику; никто не пробирался вдоль металлических перил фальшборта к заграждениям вокруг контейнеров, установленным на грузовой площадке; никого не было на узких мостиках, проложенных между рядами контейнеров. Никакого движения вообще – ни шагов, ни шороха, ни звука, который мог бы издать человек. Слышались лишь приглушенное бормотание судовых двигателей да шепот ветра, извечно толкующего с морем.Может, мелкий воришка польстился на мои жалкие пожитки? Кто-то из матросов? А может, тот пуэрториканец?Я вернулся в каюту. Не похоже, чтобы в ней рылись, все, вроде, на месте. Если в ней побывал не вор, то кто же тогда? Наемный убийца? Головорез Рабиноу продолжает следить за мной? Капитан или кто-то из команды, не успевший досказать анекдот за ужином, решил досказать его здесь? А может, это все игра моего больного воображения? Может, опять разыгралась мания преследования, рожденная слежками КГБ?Я запер дверь, вскарабкался на койку и попытался уснуть, но не мог, лишь изредка дремал урывками.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52