Уже два тридцать, тридцать пять, тридцать шесть, семь, восемь, девять, а звонка информатора все нет. Скотто мечется по кабинету, ее шеф не сводит глаз с часов. Я же просто подыхаю без курева. Наконец звонок – мы подпрыгнули от неожиданности, хотя и ждали его. Скотто подняла трубку, подала нам сигнал помалкивать, приложив палец к губам, и записала адрес. Передав его Банзеру, она только и вымолвила:– Теперь ваш ход, Джо.Банзер долго смотрел на адрес, потом сказал, воздев глаза к небу:– Очень мне не нравится, когда бросаешь в дело все оперативные силы, а они приходят с пустыми руками. Не знаете, кто владеет зданием фабрики?Скотто лишь виновато вздохнула.– Нет, зато нам известен владелец той транспортной компании.– Так? Вообще-то не столь и важно, кто ими владеет, потому что у них могут быть тысячи вполне законных счетов в банках. Откуда нам знать, что вполне законная компания не использует это здание в качестве вполне законного хранилища?Скотто поняла его намек.– А ведь вы правы, Джо. Я непременно выясню владельца.Она поднялась и пошла в оперативный центр, я поплелся за ней. Аналитик из секции разведки, связавшись с банком данных в офисе профсоюза клерков Балтимора, мгновенно получил нужные сведения.«На ваш запрос сообщаем, – появился развернутый текст на мониторе компьютера, – что в настоящее время здание арендуется фирмой «Коппелия пейпер продактс, лимитед».У Скотто от удивления брови полезли на лоб.– Лимитед? Они что, канадцы?– Да. Чеки за городские коммунальные услуги выписаны на Монреальский банк.– Не могу вспомнить, где я встречала такое название. – Скотто задумалась на минутку-другую, затем удрученно встряхнула головой.– Зато я помню, – заметил я как бы между прочим, сразу оказавшись в центре внимания. – «Коппелия», если мне не изменяет память, – название известного балета.Скотто сделала круглые глаза, но аналитик кивком подтвердил мои слова.– Я видел его в центре имени Кеннеди пару лет назад, – задумчиво проговорил он. – Это… ну… в общем романтическая комедия. Там… один хлипкий пижон… влюбляется… в восковую куклу…– Да-да! Ее и звали Коппелия, – поддержал я аналитика. – Нельзя сказать, что она была от этого в большом восторге.– В самый разгар своей страсти пижон угодил в дерьмо, попадал во всякие там переделки, – усмехнулся аналитик. – Но все же вернулся к своей красотке, и они зажили счастливо.Скотто посмотрела на нас, словно на клоунов, появлявшихся на арене цирка в паузах между номерами. – Колоссально! Они небось хранили в здании пачки и пуанты для балерин. – Она посмотрела на аналитика и добавила: – Потом их расхватали агенты из ФБР.Аналитик вытаращил глаза.– Пачки и пуанты? – недоумевающе спросил я. – Может, я что-то недопонимаю?– Да он сам на содержании у ФБР, – бросила Скотто. – Так кому же принадлежит здание?– Никогда не слышал такого названия, – отвечал аналитик. – Кто-то упоминал корпорацию ИТЗ.Мне показалось, что у Скотто даже глазные яблоки щелкнули, когда она метнула на меня быстрый взгляд. Я позволил себе легкую улыбку.– Два очка в вашу пользу, Катков!Потом она пошла докладывать Банзеру, а я готов был рухнуть от изнеможения. Пока Скотто была занята, я побрел в оперативный центр, где меня угостила чашечкой кофе та расторопная девушка-аналитик, которая с помощью компьютера выследила Рабиноу.– Как там дела? – спросил я ее.– Пока нового ничего нет, – раздраженно ответила она. – Мы выдали звонки, попросили проверить, нет ли Рабиноу по запрошенным адресам. Все ответили, что он не появлялся.– Можно подумать, будто все они получили такое указание – отвечать, что местопребывание Рабиноу не их ума дело.В ответ она протянула мне другую компьютерную распечатку:– Я запрашивала и ККЦБ.– ККЦБ?– Комиссию по контролю за ценными бумагами. Это федеральное агентство. Все компании, выпускающие акции для продажи на фондовой бирже, обязаны проходить регистрацию эмиссии и регулярно отчитываться за проделанную работу. Такие отчеты должны предварительно обсуждаться на заседаниях советов директоров ряда компаний Рабиноу. Но по меньшей мере за последние два месяца такие заседания нигде не проводились.– Целых два месяца?Она лишь удрученно кивнула.– Есть у меня кое-какие идеи, но пусть пока зреют. Я не знал, как мне быть, если она все же разыщет Рабиноу. Позвонить ему и попросить об интервью? Однако шансы на то, чтобы только связаться с ним по телефону, ничтожно малы. Проследить, где он прячется? А он может быть где угодно: в Нью-Йорке, Лос-Анджелесе, даже в Тель-Авиве, коли на то пошло. Но сейчас я выхожу из игры: слишком устал, чтобы стратегически мыслить.Когда я вернулся в кабинет Скотто, она по-прежнему висела на телефоне. Я плюхнулся на софу, намереваясь кое-что записать. Узоры на обивке софы казались живыми – они трепетали и плавали под моим взглядом. Последнее, что я помню, – желание попросить еще кофейку.– Катков? Катков, просыпайтесь! – трясла меня Скотто. – Поехали дальше, мы накроем ту фабрику.Я приподнялся на локте и покосился на окно. На улице было темновато, хотя не так, как в тот момент у меня в голове, но все равно довольно темно. Я схватил куртку и заковылял вслед за Скотто, сокрушаясь, что так и не выпил чашечку кофе. Не знаю, сколько я проспал на софе, но за это время она успела получить ордер на обыск, разработать план операции и сколотить оперативную группу для ее осуществления. Теперь, как она сказала, той фабрике придет хана. 23 По словам Скотто, от Арлингтона до Балтимора примерно час езды. Она добралась туда за 45 минут, выбрав шоссе № 75, проходящее через центр города. В пути я узнал, что в оперативную группу вошли представители балтиморской полиции, поскольку эта территория находится под ее юрисдикцией, Управления по экономическим вопросам, ибо грязные деньги получены в результате нелегальной продажи наркотиков, и таможенной службы, потому что налицо серьезная угроза контрабандного вывоза денег за границу.– Как? И нет даже ФБР?После гонений на аэродроме в иммиграционной службе я не мог удержаться, чтобы не помянуть эту службу.– Зачем оно, если я и так могу им помочь, – насмешливо ответила Скотто.– Неужели? Хотите еще больше выделиться?– Не могу же я быть в каждой бочке затычкой. В любом случае они и так исхитрятся испортить мне день.Балтимор представлял фантастическое нагромождение зданий из бетона и алюминия, припорошенных снегом, тесноту узких улочек, веером расходящихся от вдающегося в сушу залива. По крутой Холаберд-авеню мы добрались до грязного и мрачного восточного района города. Замусоренный, заставленный брошенными разбитыми автомашинами, с жалкими бездомными людишками, свернувшимися калачиками в подъездах заколоченных домов, он напомнил мне Ленинградский вокзал в Москве и соседние с ним дома, ставшие прибежищем для бездомных москвичей, число которых растет не по дням, а по часам.Балтиморская полиция уже успела выставить охрану и засады по Колгейт-стрит, на которой расположена фабрика. Мы припарковались у заброшенного склада напротив, где разместился командный пункт операции, и вошли в комнату, обклеенную выцветшими киноафишами и листовками избирательных кампаний.Скотто присела на раскладной стул и стала копаться в своей объемистой сумке с ремнем через плечо, внушительном туристском снаряжении из черной кожи, с множеством отделений, карманчиков и секций, на кнопках и застежках «молния». Она выступала и в роли дамской сумочки, и как служебный кейс. Прежде всего она достала автоматический пистолет, вынула из него обойму, быстро ее проверила и, всунув обратно в рукоятку, загнала патрон в патронник. Взгляд ее ничего не выражал, руки работали споро и уверенно. Затем по профессиональной привычке она начала готовить снаряжение, не раз спасавшее ее в схватках. Достав наплечную кобуру, вложила в нее пистолет, затем вытащила черную штормовку с надписью на спине «АГЕНТ МИНФИНА» и вывернула ее наизнанку.Там и сям группки полицейских, в форме и в штатской одежде, оживленно переговаривались между собой. У каждого мента имелось портативное радиопереговорное устройство. Вдруг заговорил электронный динамик – сообщались последние указания. Банзер и начальники других задействованных ведомств столпились вокруг длинного стола, знакомясь с поэтапным планом фабрики. Жилистый чернокожий малый с усами подошел к Скотто и представился капитаном Трас-ком из балтиморской полиции и старшим в своей группе. А затем тоненьким голосом спросил ее, кивнув на меня: дескать, что за хмырь?– А это наш гость, – ответила она, не моргнув глазом. – Следователь из Москвы. Он слушал там мои лекции. Теперь закрепляет знания на практике.Банзер поспешно отвернулся в сторону, с трудом удерживаясь от смеха.Капитан Траск сдержанно кивнул и отошел, не спуская с меня глаз: неужели из Москвы? Живой русский?Я наклонился к Скотто.– Выходит, я следователь? – спросил ее шепотом.– Что еще может делать здесь журналист? – ответила она тоже шепотом. – Разве не расследовать?– И то правда.– Разве вас не было на моем семинаре?– Ну как же, был. Правда, считанные минуты.– Но разве вы не закрепляете здесь полученные знания?– Еще как закрепляю. И тему вашего семинара преотлично помню.– Я и сказала все, как есть.Капитану Траску предложили установить на другом длинном столе переносной командный радиоузел, проверить связь и готовность всех оперативных групп. За каждым ведомством, участвовавшим в операции, были закреплены свои радиочастоты, но сверхчувствительная аппаратура оперативников легко улавливала все сигналы, исходящие из командного центра, на разных волнах. Эти же радиоустройства командного пункта использовались и для записи переговоров в качестве «черных ящиков». И вот что из этого получилось.Капитан Траск нажал кнопку вызова таможни, а откликнулся сотрудник Управления по экономическим вопросам, на вызов представителя этого управления ответил какой-то балтиморский полицейский. Путаница вызвала оживленный смех. Все это сильно смахивало на телефонную связь в Москве, где можно было набрать один номер телефона, а попасть неизвестно куда. Когда я обратил внимание Траска на такое сходство, он лишь отмахнулся и добродушно рассмеялся.– Да черт с ней, пусть все так и действует, пока я не стану первым в истории чернокожим, сделавшимся краснокожим.Командиры подразделений, и я с ними, заняли на улице удобные позиции, чтобы наблюдать за ходом операции. Одноэтажное кирпичное здание фабрики имело куполообразную крышу, окна забраны решетками. Там было совершенно темно, не было никаких признаков жизни, никакого движения, свидетельствовавшего о том, что это тайное прибежище компании «Коппелия пейпер продактс, лимитед».Сотрудники правоохранительных органов выдвинулись на ударные позиции и окружили фабрику. Некоторые держали в руках пистолеты, другие – помповые ружья, все были одеты в ветронепроницаемые штормовки с отличительными эмблемами своего ведомства. Каждый вход на фабрику освещался мощными прожекторами, которые превратили темную ночь в яркий день.– Это полиция, – громогласно объявил Траск в электронный мегафон, многократно усиливший его писклявый голос и придавший ему воинственную суровость. – Вы окружены. Выходите по одному, руки заложить за голову.Окна такие же темные, двери неподвижные. Внутри никакого шевеления, никаких голосов. Траск несколько раз повторил свое требование, после чего к главному входу подошли несколько полицейских из штурмовой группы, в бронежилетах под черными комбинезонами из плотной материи. Они несли ручной электрический таран на батареях, чем-то напомнивший мне громоздкие мушкеты, вдохновившие Чайковского сочинить увертюру в память Отечественной войны 1812 года. Четверо полицейских, ухватившись за ручки тарана с обеих сторон, раскачали его и с силой ударили по дверям. Электрический заряд разнес дверь в щепки.Штурмовая группа тут же устремилась в здание. За ними, сбросив напряжение, последовало начальство. Первой в дверь проскочила Скотто, но первый же встретившийся ей штурмовик сказал, что на фабрике нет ни единой души. При появлении Банзера и начальственной свиты повсюду зажглись яркие лампы дневного света. Огромное помещение фабрики было совершенно пустым. Ни разломанного стула или покореженного картонного ящика, ни обертки от упаковки денег. Оштукатуренные кирпичные стены не хранили абсолютно ничего, не говоря уже о денежных стопках и пачках, вырученных от продажи наркотиков; именно здесь, по нашим расчетам, они должны были находиться в ожидании, когда их пересчитают, упакуют и отправят на отмывку.У Скотто даже бессильно обмякли плечи. Она удрученно вздохнула, с опаской покосившись на Банзера. Но на всякий случай нужно было обыскать все конторские комнаты и складские помещения. Она открыла какую-то дверь – вниз, в подвалы, вела узенькая лестница. Она нашла выключатель и повернула его, но свет не загорелся. Мы спускались в темноте, которую прорезал лишь луч ручного электрического фонарика. Внизу нас встретили голые стены и длинный коридор, по обе его стороны располагались камеры хранения. Первые оказались пустыми. Едва мы вошли в следующую, как сзади в коридоре послышался звук, напоминающий скрип дверных петель.Скотто замерла и бросилась назад к двери.– Я Скотто. Из Минфина, – громко сказала она. – Кто тут?В ответ ни звука.Тогда она выключила фонарик и, вынув из кобуры пистолет, подала мне знак стоять на месте, а сама потихоньку двинулась назад по темному коридору. Все внутри у меня неприятно поджалось, но я тоже потихоньку подался вслед за ней и вскоре различил, как она осторожно продвигалась по коридору, плотно прижавшись к стене, по направлению к приоткрытой двери. Скрип доносился откуда-то сзади нее. Я оступился. Скотто моментально обернулась, в руке у нее вспыхнул фонарик, другой она сжимала пистолет. И что же мы увидели? Из-за двери метнулась огромная крыса размером чуть ли не с маленькую собачонку. Быстро промелькнув мимо Скотто, она метнулась в одну из камер хранения на другом конце коридора.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52