А за те деньги, которые я выложил, торгаши без раздумий и мать родную заложили бы, будь ордена у них.Лестница вела в коридор с мраморными стенами и полом, мы подошли к дверям из тяжелого плотного дерева.– А тот стрелок? Что-нибудь известно о нем?Баркин лишь мотнул головой:– Пока ничего не знаю.– В таком случае, наверное, он не из местных. – Мне вспомнились окурки «Мальборо» на тротуаре. – Может быть, он иностранец?– Как же. Из Минска, Свердловска или из Тбилиси, – съехидничал Баркин. – Кто его знает? Теперь в каждом городишке есть своя банда, мечтающая пробиться в историю.Мы вошли в элегантный офис, так не похожий на остальной ярко оформленный клуб, где все было почти как в тропиках.Здесь лежали толстые шерстяные ковры, стены закрывали высокие, от пола до потолка, панели из ценных пород дерева, массивный инкрустированный стол был завален папками и бумагами. Компьютер с терминалом, в вазе – свежие цветы. А когда Баркин нажал потайную кнопку, одна из панелей отошла, открыв тускло поблескивающую тяжелую бронированную дверь, ведущую в банковскую кладовую.Баркин сиял, как новенький лимузин.– Разве найдется казино лучше, нежели это? – горделиво вопросил он.И важно, словно дирижируя симфоническим оркестром, стал включать тумблеры, повернул штурвал, освобождая запорные болты, и потянул за рычаг открытия тяжеленной, толстой двухметровой двери весом в несколько тонн. Она легко повернулась на двух огромных шарнирах, пропустив нас в довольно просторное хранилище – вдоль его стен были установлены стеллажи с глубокими ящиками. В каждом лежали купюры твердой валюты, разложенные по странам, о чем свидетельствовали бирки на ящиках. Самый большой был заполнен долларами США различного номинала. В центре хранилища, на столе, стояла счетная машинка денег.Баркин включил свет. Я положил на стол фишки.– Пятьсот шестьдесят долларов, – быстро подсчитал он, подошел к ящику с американской валютой, пересчитал тоненькую пачку купюр и с ухмылкой сунул ее мне в руку. – Больше ее сюда не приводи, – сказал он.– Почему? Она же может и проиграть.Аркадий рассмеялся, закрыл хранилище, проводил меня в ресторан и ушел, сказав, что ему надо встречать новых посетителей.Скотто уже сидела в кабинке около самой сцены и смотрела представление. Я присел рядом и передал ей деньги.– Спасибо. Недурной выигрыш, а?– Побольше годовой зарплаты среднего работяги в России. Где это вы наловчились так лихо играть?– В Бруклине. Где же еще? Научил меня дядюшка Анджело. Маму игра не прельщала, однако…– Значит, маминого брата зовут Анджело?Скотто сухо кивнула:– Он был связан с уголовниками, но парень просто замечательный.– А мне помнится, будто вы говорили, что ваша мама русская?– Ну и что? Мало ли что я наболтаю. Я ведь также говорила, что работаю у вашего брата в Бруклине, – ухмыльнулась Скотто. – Мама у меня сицилийка. Мои родные приехали в Америку из Палермо.Я откинулся на спинку стула и стал внимательно ее разглядывать.– А вы ведь и впрямь очень даже хороши.– Ага, – сказала она будничным тоном, словно о чем-то само собой разумеющемся. – Я же профессионалка. Меня приучили думать на ходу. Всегда контролировать себя. Говорить по-русски. Делать…– Врать, как сам дьявол, и…– Себе врать.– …придавать вранью видимость правды.– Да, если того требует обстановка.– Представляю, каково узнавать потом, что кто-то докопался до правды.– Да, нелегко. Вы начинаете говорить, прямо как мой муж.– А у вас есть муж?– Представьте себе. А вы небось подумали, что я скажу, что у меня спид или еще что-нибудь в этом роде?– Извините, госпожа Скотто. Боюсь, что домохозяйка из вас не вышла.– А я и не веду домашнее хозяйство – его муж ведет. Мы ненадолго расстались, насколько – точно не знаю. – Она замолчала, а затем с понимающей улыбкой спросила: – Так что же ваш дружище Баркин рассказал вам?– Что рассказал?– Непонятно разве? Я предоставила ему удобный случай, и мы оба знаем, что он им воспользовался.Я отдал должное проницательности и предусмотрительности. Она нарочно оставляла нас вдвоем, зная, что при ней Баркин говорить не будет.– Он сказал, что ордена Воронцова на черном рынке не выставлялись.– В таком случае вы, вероятно, правы, что мотив убийства – вовсе не грабеж. А еще что он говорил?– Тот, кто пытался убить меня, не из местных уголовников.Она задумчиво покачивала головой, пока официант расставлял шампанское и черную икру.– Платит выигравший, – сказала она и попросила подать счет.Официант объяснил, что все прислано в знак признательности, и, наполнив бокалы шампанским, положил в карман двадцать долларов, которые Скотто подвинула ему в качестве чаевых.– Да, кстати, – небрежно спросила она, когда официант ушел, – вы когда-нибудь слышали фамилию Рабино? Майкл Рабино?– Да нет, что-то не припоминаю. Звучит вроде как итальянская фамилия.Она улыбнулась и отрицательно покачала головой.– Она звучит как Рабиноу, – и продиктовала по буквам. – А происходит от Рабиновича. Дело было много лет назад, тогда он одно время работал на Мейера Лански.– Лански? Не тот ли, что был в числе заправил рэкета на Кубе?– Тот самый и единственный заправила. Рабинович уже готовился стать главарем рэкетиров, но Кастро, так сказать, не допустил его до престола. Он и болтался на Кубе как мелкая сошка, пока Лански не загремел. Тогда он воспрянул, сменил фамилию на Рабиноу и открыл собственное дело. Провернул все лучшим образом: теперь владеет сетью гостиниц в Лас-Вегасе, Атлантик-Сити, Рено, на озере Тахо…– Что-то подсказывает мне, что он мог бы обучать кое-чему и людей Баркина.– А мне что-то подсказывает, что он их уже обучает.– Почему вы так считаете?Скотто рассмеялась и сделала изрядный глоток шампанского, затем наклонила пустой бокал в сторону большого стола:– А потому, что сидит он вон за тем столом.Чуть обернувшись, я увидел группу западных бизнесменов – опознать их было нетрудно по сильно накрахмаленным рубашкам и сшитым на заказ костюмам. Они подобострастно внимали элегантному, с орлиным профилем мужчине лет шестидесяти с небольшим, который больше слушал, чем говорил, а отвечал повелительным кивком головы – либо да, либо нет. Очки без оправы удачно сочетались у него с легкой сединой, аккуратным пробором, густой загар придавал ему вид удачливого банкира, занимающегося инвестициями.– Это тот тип, с вашим цветом лица и с моим орлиным носом?– Он самый.– У меня такое чувство, будто я уже видел его здесь раньше. – И я обвел рукой местное тропическое великолепие Карибского бассейна.– Наверное, тут он вспоминает давно минувшие денечки.– Или снова воссоздает их, – заметила она с некоторым подозрением в голосе.– Так вы и за ним наблюдаете?– Да, конечно, – подтвердила агент Скотто. Затем посмотрела прямо мне в глаза, довольно улыбнулась и добавила: – Агенты СБФинП наблюдают одновременно за многими людьми. 16 Когда мы вышли из клуба «Парадиз», уже стемнело, а температура опустилась намного ниже нуля. В такой вечер было бы неплохо, чтобы она затрахала меня вусмерть, согревая гладким чувственным телом мои озябшие телеса. Но с ее стороны никаких намеков не наблюдалось, а я поползновений не выказывал.Наоборот, пожелав на прощание всяческих удач и, с саркастической улыбкой, пригласив навестить ее в Нью-Йорке, если соберусь приехать к брату в Лонг-Бич, она остановила такси и покатила – со своим выигрышем и едким юмором – к себе, в посольство США.Я затопал к ближайшей станции метро, задаваясь вопросом, а не следит ли СБФинП и за мной, а потом переключился на другое: что может ждать меня дома? Вчера я был зол, подавлен и пьян в стельку, не говоря уже о том, что меня застукали с голой бабой. Наемный убийца сам убит, торгаши наградами быстро узнают, что он отправился на тот свет. Но теперь-то я, по крайней мере, знаю, что они не заказывали убийство, черт бы их всех побрал. Однако успокаиваться нельзя: тот, кто его заказывал, вряд ли остановится перед тем, чтобы прикончить меня. Нет и еще раз нет. Домой возвращаться никак нельзя. Там далеко небезопасно, да еще эта Людмила! Я же совсем забыл про нее.Разыскав телефон-автомат, я набрал свой номер – трубку никто не снимает. А может, ей надоело похмеляться и она ушла к себе? Уверен, так и было. Где она живет, я понятия не имел, и теперь не узнаешь, а не ждет ли меня в квартире другой убийца? К тому же у нее можно было бы пожить некоторое время. Теперь любое место безопаснее, чем моя квартира. Даже у Веры и то лучше. Я понимал, на что нарываюсь, но все равно позвонил ей на работу.– Алло. Это я.– Я занята, Николай, – сухо ответила она.– У меня неприятности. Нужно где-то отсидеться.– Послушай-ка, я уже испила свою чашу до дна. А ты даже спасибо не сказал. Проси помощи у своих баб.– Да не мои они бабы. Подожди, дай мне объяснить все. Я…– Я уже сказала, Николай. Между нами все кончено.В трубке что-то щелкнуло и затихло.– Вера! Вера, слышишь меня? – закричал я в трубку и, прислонившись к стенке, почувствовал жалость к самому себе. Затем осторожно повесил ее, сжал кулаки в карманах куртки и поплелся в темноту.Бесцельно брел я по улицам огромного города, замерзший, усталый, голодный, мечтая хоть о номере в гостинице. За временем я не следил, очнулся вдруг перед домом, где живет Юрий. Света в его окнах не было. Видно, он еще не пришел с работы. Поднимаясь на третий этаж, я все сильнее ощущал запах вареной капусты, от чего внутри меня все выворачивалось. Присев на подоконник, я стал поджидать его. Несколько часов прошло, когда наконец-то послышались на лестнице его тяжелые шаркающие шаги.– Зачем же ты припер ее сюда, а не забросил в свою контору? – поддел я Юрия, как только в пролете показалась его голова.– Уверяю тебя, я подумал об этом. – В руках Юрий держал увесистую авоську, набитую консервами. – Слинял сегодня с работы пораньше. Мама всегда составляет список продуктов, которые нужно купить к субботе.– Что она теперь поделывает?Юрий помотал затекшей рукой:– Да старенькая она у меня, прожила долгую жизнь. – И, пожав плечами – дескать, сам понимаешь, – направился в комнату. – Кстати, извини меня, но нет никакой возможности достать их. – Это он оправдывался, имея в виду документы Воронцова.– Да хрен с ними. Право слово. Я…– Я уж так старался, поверь мне, – нудел Юрий, торопливо снимая перчатки и пальто. – Ничуть не удивлюсь, если их уже уничтожили.– Ну и удивляйся себе на здоровье. Спасибо, что старался. – Я пристроился поближе к радиатору, которым можно было обогреть и Кремль.Вся его квартира была чуть побольше моего спального алькова, но в своем отчаянном положении я, не задумываясь, поменялся бы с ним жильем.– Вообще-то я заскочил к тебе не за документами, а потому, что хотел бы заночевать.– Да? Почему же? Что случилось?– Да ничего особенного. Для первого раза простительно: надрался в стельку и завалился в постель с другой бабой.Юрий испуганно вздрогнул, кончики его усов поднялись чуть не до уголков глаз.– Вера, как и следовало ожидать, засекла меня.– Это естественно.– Но, к моему несчастью, дело этим не ограничилось. Не успела она завестись как следует, а тут еще одна красотка заявляется. Высокая такая, живая, как ртуть. Глазищи – во, так и полыхают.– Что и следовало ожидать, – опять прокаркал Юрий, снимая ботинки и пиджак.– Вера лишь взглянула на нее, сразу психанула, швырнула в меня газету и выскочила как ошпаренная. И я стою, омерзительный алкаш с похмелья, растерялся, не знаю, что и делать: одна баба в постели, другая в дверях, третья в бегах. Конечно, погнался за Верой, уже пробежал полкоридора, и тут только до меня дошло, что лечу ей вслед абсолютно голый…Юрий так зашелся смехом, что не мог вымолвить ни слова.– Прости меня, старик, – наконец выдавил он. – А где и как ты умудрился подцепить эту, как ее…Он не договорил, оставляя за мной право назвать имя.– Людмилу-то? Я познакомился с ней на собрании начинающих лечение от алкоголя. Высидеть до конца там не смог, да и она тоже. Мы двинулись, не сговариваясь, в двенадцатый винный магазин на Вековой улице. А поход наш закончился у меня дома, где мы надрались как последние сволочи.– А все остальное принадлежит истории, – заключил он, не переставая ржать.Я, как баран, глупо качнул головой и заржал вслед за ним.– Ну вот, – сказал Юрий, сразу став серьезным, – теперь мне понятно, почему ты не можешь попадаться Вере на глаза. Но почему не можешь пойти спать к себе?– Кто-то пытается убить меня.– Что и следовало ожидать, – меланхолично повторил Юрий, понимающе кивнув.У него был вид терпеливого родителя, который всю жизнь посвятил воспитанию непослушного дитяти, но тот то и дело попадает в беду.– Кто это, я и понятия не имею.Юрий снова кивнул, вышел из комнаты и принес картонную коробочку ванильного мороженого и две чашки. Выложил в них по большой порции этого сладкого деликатеса и заполнил все персиковым бренди.– Может, это пойло проймет твои жилы и охранит их от других неприятностей, – провозгласил он тост.Остаток вечера мы провели, обсуждая мою встречу с агентом Скотто и подливая бренди в мороженое.Утро встретило нас таким морозцем, что даже лобовое стекло у «жигуленка» Юрия было покрыто изморозью. Однако двигатель завелся без труда. Юрий подбросил меня к Крымскому мосту, а сам поехал к себе на службу.При виде старинного здания на набережной меня охватила ностальгия, я даже забыл о наемном убийце. В этом четырехэтажном доме с серыми стенами, не видном из-за массивных опор автомобильной эстакады, был не так давно престижный Институт международных отношений, а ранее его занимал лицей в память цесаревича Николая, основанный в 1868 году моим прадедом М.И.Катковым. Мои родители гордились тем, что он учил лицеистов согласно демократическим принципам, а однажды даже совершил путешествие в Америку. Маленьким у себя дома я часами просиживал у окна и смотрел на проплывающие речные трамвайчики. В это время года их не увидишь. Лед на Москве-реке запер их в зимних затонах и будет держать там в плену до поздней весны.Холодный ветер пробирал меня до самых костей, когда я ступил на подвесной Крымский мост.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52