В результате блестяще проведенной операции захвачено свыше полутора миллиардов долларов США. Американские короли преступного мира замышляли использовать гигантские прибыли от незаконной продажи наркотиков для скупки российских предприятий в различных отраслях экономики. Годунов, который разрабатывал операцию в течение нескольких месяцев, сумел, с риском для жизни, внедриться под прикрытием в преступную группу, пытавшуюся провезти деньги контрабандным путем. Их замысел заключался в том…»– Сумел. С риском для жизни, внедриться под прикрытием?! – с возмущением воскликнул я.– Не нужно мне говорить об этом. Кто его учит, как держать себя с журналистами?– Да вы же сами и обучаете.– Я?– Да, вы. Это все ваших рук дело. И вашего чертова семинара, или как его там называют. Годунов прекрасно усвоил, как нужно использовать средства массовой информации.Она понимающе и печально улыбнулась.– Должна признать, он заслуживает пятерки с плюсом за этот фортель с контейнером. Читайте дальше. Вы еще не дошли до самой пикантной части этой заметки.Пикантная часть? Неужели про Юрия? Должно быть, о нем. Она ведь знает многое и намеренно заставляет меня сжиться и корчиться от стыда, если я стану умалчивать о его роли. Быстренько пробежал я глазами всю статью. То и дело мелькали фамилии Воронцова, Рабиноу, Баркина и, разумеется, Годунова. Фамилии Юрия среди них не было. Я начал перечитывать текст более внимательно.Проклятье! Сразу не стало понятно, что Сергей Мурашов был на сто процентов прав. Этот пацан Древний пишет размашисто и круто, но все равно, с моей точки зрения, он оставался беспринципным подонком. Предпоследний абзац особенно насторожил меня. Я прочитал его с изумлением, не веря своим глазам:«Как стало известно из весьма осведомленных источников, следователь Годунов намерен уничтожить сегодня вечером контрабандные доллары на Московском мусоросжигательном заводе».– Видать, самореклама ему покоя не даст.– Шевченко мне об этом уже говорил.– Не верится, что он сожжет все эти деньги!– Сожжет улики. Я готова отказаться от своего жетона, пистолета и пенсии, но подобного в жизни не допустила бы.– Но это же Россия, Скотто.– Да, я это заметила. Шевченко пытался отговорить его от такого шага. Мы, кстати, увидим его там.– А вы знаете, как туда ехать?– Понятия не имею. А вы что, воображаете, будто я встретила вас в аэропорту и прихватила по своей добросердечности?– Да ладно вам. На такое я и не рассчитывал, но с Шевченко одной вам не так-то просто справиться, поэтому предоставьте дело мне.– Заткнись, подлиза.– Агент Скотто, сворачивайте на Московскую кольцевую автодорогу. В отличие от нее я знал, куда надо ехать.Крикливый заголовок в «Правде», где сообщалось, что «ДВА МИЛЛИАРДА СГОРЯТ В ОГНЕ И ДЫМУ», привлек сюда представителей разных средств массовой информации: газет и журналов, телевидения. Приехали и микроавтобусы для прямой трансляции небывалого события по спутниковой связи на ретрансляционные телевизионные станции в Америке, Европе. Вокруг одного из огромных мусоросжигателей сгрудилась толпа народа. В его топке со зверским рычанием билось и трепыхало яркое пламя. Огромное огнеупорное горнило могло бы целиком проглотить прибывший контейнер, Его уже сняли с платформы и установили на рабочую раму, которая доставит его прямо в пылающий ад. Вблизи его раскаленного зева, на возвышении, стоял Годунов, явно рисуясь и выпендриваясь перед толпящимися ниже журналистами.Мы со Скотто стали пробиваться сквозь толпу, разыскивая Шевченко. Она увидела его первой около станка контейнера, где юрко рыскал жужжащий автокар с вилкообразным подъемником впереди. Видимо, большинство коробок из контейнера уже вывезли, потому что за очередной партией упаковок автокар забирался все дальше и дальше в глубь контейнера.– Остался последний поддон, – с унылым видом заметил Шевченко, явно подавленный всем происходящим.– Почему же, черт бы его побрал, он не стал ждать нас?– Ждать? – встрепенулся Шевченко. – Эта наглая сволочь не стала бы даже слушать.– Не могу сказать, что я виню его, – бесстрастным тоном произнесла Скотто.– Что вы этим хотите сказать? – Мы с Шевченко были возмущены.– Мы ведем здесь пустой разговор, мальчики. На это рекламное представление запродали множество входных билетов, так что отменить его никак нельзя.Из контейнера с хриплым громыханием и металлическим позвякиванием задом выехал автокар. Водитель развернулся и на скорости помчался к печи, затем, управляя ручными рычагами, поднял вверх поддон с коробками и поставил его на раму. Рабочие вручную легко покатили эту раму по рельсам прямо к зеву раскаленной печи.Годунов поднял руку и повелительным жестом приостановил экзекуцию, приказав рабочим вскрыть несколько картонных коробок. Затем с каким-то подчеркнутым фанфаронством выхватил из коробки первую попавшуюся упаковку с миллионом долларов наличными, высоко поднял ее над головой и с победным видом швырнул в ревущий раскаленный ад. Затем швырнул еще пачку, за ней другую. Затрещали вспышки фотоаппаратов. Зажужжали кино– и телекамеры. Загорелись яркие лампы подсветки. Начальник следственного управления стоял самодовольный, напыщенный, словно индюк. Затем он дал сигнал рабочим, и они вывалили весь поддон с коробками в бушующее пламя. Годунов, удовлетворенный, покинул свой пьедестал.Корреспонденты, репортеры, фотографы и телеоператоры сразу окружили его, забрасывая градом вопросов: «Сколько времени вы разматывали это дело? До каких верхов в МВД удалось вам докопаться? А известно ли вам…»– Спросите его, для чего он сжег улики! – выкрикнул Шевченко.– А что с уликами? – откликнулся кто-то из репортеров.– Вопрос, конечно, интересный, – подхватил другой.– Шеф! Вы можете прокомментировать?– Ну что ж, но прежде позвольте представить моего коллегу. Все вы знакомы со старшим следователем по расследованию дел, связанных с убийствами, товарищем Шевченко. – Телевизионные камеры и яркие осветительные лампы замелькали около Шевченко и взяли его на прицел. – Я люблю отдавать должное тем, кто этого заслуживает. – Годунов самодовольно ухмыльнулся. Рябоватое лицо, мятый костюм сидит мешковато, говорит грубовато, но манеры поведения отрепетированы, а время действа выбрано на редкость удачно. – Дело стало раскручиваться с убийства, которое следователь Шевченко провел с присущим ему блеском. Руководствуясь полученными уликами и свидетельствами, он пришел к выводу о том, что убитый, некто Воронцов, между прочим, коррумпированный высокопоставленный сотрудник МВД, вдохновитель и организатор всего этого преступления, был связан с людьми, которые улаживают разногласия и спорные вопросы роковыми путями и методами. Он погиб, ликвидировали, кстати, и того человека, который его убрал. Старшему следователю известно, что милиция не может возбуждать уголовные дела против мертвых, а это делает его реплику насчет улик бессмысленной.– А что скажете про других участников сговора? – не унимался Шевченко. – Как насчет возбуждения уголовного дела против них? Если желаете, могу назвать пофамильно.– Да их назовет любой, кто читает газеты или смотрит телевизор. К сожалению, находятся они в местах, весьма от нас отдаленных, и связаться с ними невозможно.– Благодаря вам они там и находятся, – сердито заметил Шевченко.– Вы оказались правы, – обратилась ко мне Скотто. – Творится что-то странное, лишенное мало-мальского смысла.– Тем не менее, – продолжал Годунов, не обращая внимания на выпады Шевченко, – если мы не можем возбудить уголовное дело, это вовсе не означает, что не в наших силах пресечь его. – Он замолк, театрально повел рукой в сторону бушующего пламени и самодовольно осклабился. – Пусть это пламя послужит серьезным предупреждением преступникам, пусть знают: российское правосудие беспощадно и скоро на расправу, и, привезут ли они контрабандой еще два миллиарда долларов или двадцать миллиардов, все до последнего цента сгорит в этой геенне огненной. Ни наше народное хозяйство, ни его целостность не купить наемникам американского преступного «дна», пытающимся всучить нам всякую мерзость и дрянь.Шевченко бросил на него хмурый взгляд, повернулся спиной и пошел сквозь толпу к своему «Москвичу». Уехал он, не сказав ни слова.Годунов продолжал что-то монотонно бубнить, превознося свои же доблести.На Скотто было жалко смотреть, казалось, еще минута этого трепа – и ее стошнит.– Пошли, Катков, – сказала она. – Сегодня дам вам что-нибудь дернуть за мой счет.Уже на подходе к ее машине я вдруг остановился. То, о чем я подумал, показалось мне достойным внимания и проверки. Вся моя жизнь пошла наперекосяк с того вечера, когда Вера подала мне сигнал по биперу, когда я сидел на собрании начинающих лечение московских алкоголиков. Добавить к этому еще пару пустых минут ничего не стоит.– Подождите, Скотто, я хочу кое-что проверить. Я обошел контейнер, внимательно рассматривая его. Номер тот же, та же белая краска. Та же въевшаяся в краску грязь и дорожная соль. Те же коробки с наклейками на испанском и русском языках. Все на контейнере с виду то же самое, что и было, когда его набивали деньгами, а мы стали следить за ним, но моих инициалов, нацарапанных ножом Скотто рядом с номером, не было. 42 – Что, подменили контейнер, говорите?! – воскликнул Шевченко, в изумлении откинувшись на спинку стула за своим рабочим столом. – Я же сам видел, как Годунов швырял миллионы в мусоросжигатель. Или не кидал он их?– Это, так сказать накладные расходы при совершении сделки, – ответила Скотто, дав понять, что подобные вещи само собой разумеются. – Подумаешь, ради правдоподобной показухи они пожертвовали парочкой миллионов.Шевченко понимающе кивнул.– В таком случае с самого начала мы были правы Годунов соучастник, а вовсе не секретный агент, действовавший под прикрытием.– Кто бы он ни был, главное здесь в том, что это не тот контейнер.– Минутку. И вы, и я видели, как его выгружали из самолета. А Катков видел, как его грузили в него… – Он перевел взгляд на меня. – Так ведь?– Да, так. Если не считать…– Чего не считать?– Того, что подставной контейнер загрузили заранее.Скотто нахмурилась и недоверчиво посмотрела на меня.– Разве два таких громадных трейлера влезут в грузовой отсек самолета?– В «АН-22»? Да запросто.– В таком случае, если вы правы в своих предположениях, – Шевченко заметно оживился, – тогда настоящий контейнер с деньгами все еще в самолете.– Да с момента посадки прошло почти пятнадцать часов! – взорвалась Скотто. – Они не допустят, чтобы два миллиарда долларов находились там так долго.Шевченко согласно кивнул. Он уже выбивался из сил. Мы тоже. С минутку он сидел, тупо уставившись в потолок, затем поднял трубку телефона и позвонил в дежурную часть, чтобы передали ориентировку всем постам ГАИ на задержание контейнера № 95824. Подумав немного, позвонил в оперативную группу и дал им задание поехать в аэропорт и проверить «АН-22».– Хуже от этого не будет, пусть проверят. Контейнер либо в самолете, либо его уже увезли куда-то.– Вот еще что. Контейнер не иголка, к тому же у него на борту номер. Так что разыскать его особых трудов не составит. – Голос у Скотто был хриплым от усталости.– Но это же Россия, миссис Скотто.– Черт возьми, Катков, что вы мне твердите про Россию?– Потому что здесь все наоборот. Вам известно, что тут говорят про зиму, а?Шевченко лишь поморщился.– Предполагаю, что вы все-таки неверно понимаете обстановку.– Как это? Как это? – всполошилась Скотто, понимая, что сказала что-то не то.– У нас про зиму говорят, что она не может ждать.– Да бросьте. Это проявление русской мужской солидарности или нечто другое?– Да нет же, Скотто, – начал я объяснять. – Так у нас говорят, когда хотят обозначить: как бы вы ни старались, при всем желании кое-что нельзя преодолеть. То есть выше своих ушей не прыгнешь.Скотто понимающе улыбнулась, а Шевченко при этом заметил:– Зря я сказал эти слова, Катков, однако…– Что, еще какое-то сугубо русское понимание слова? – опять встревожилась Скотто.– Нет. На этот раз только Шевченко так понимает. Он из той породы людей, которые думают, что свободное общество несет особое бремя.– И мои телеса заодно. Терпеть не могу, когда начинают разглагольствовать насчет них. Видите ли, уже раньше в этом пустословии было мало проку, а теперь его стало еще меньше. Предположим, что Годунов замешан в преступлении, предположим, что контейнер подменили, тогда почему же они не повезли подмененный контейнер, скажем, в Сибирь, чтобы заманить нас туда, а настоящий контейнер с деньгами в это время запрятать где-нибудь в укромном месте. Зачем его выставили напоказ?– Она дело говорит, Шевченко. Действительно, к чему эта вся показуха? Зачем надо было устраивать торжественное аутодафе? К чему весь этот хипеж с журналистами? Должна же быть какая-то причина?– Отвлекающий маневр, отвлечение внимания – называйте эти действия как хотите, мне все равно, – раздраженно ответил Шевченко. Он встал из-за стола и подошел к большой карте Москвы. – Куда? Куда его могли запрятать?– Видимо, в какое-то место вроде огромного сейфа, – предположила Скотто. – Если бы это случилось в Майами, то контейнер уже находился бы в каком-нибудь банковском хранилище с электронными кодовыми запорами.– А что вы думаете о здании бывшего банка? – закинул я удочку.– Что за здание? Какого банка?Тогда я подошел к карте и ткнул пальцем во Фрунзенский район города.– Вот здесь ночной клуб «Парадиз». Раньше в этом здании находился банк. Его подземелья ничуть не меньше, чем весь «Антонов».– Вы точно знаете?– Меня туда водили вроде как на экскурсию. Шевченко сразу же оживился и стал деловитым.Схватил трубку телефона и набрал номер дежурного.– Шевченко говорит. Мне нужны три бригады. Кого вызвать? А-а… да… да… Пусть они займутся. Клуб «Парадиз» в Лужниках. Встретимся около него в 23.30.– Остается всего полчаса, – удивилась Скотто. – Разве вы успеете получить ордер на обыск?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52