Привратник отступил, пропуская Криспа. Бритые головы и одинаковые рясы лишали монахов индивидуальных черт, однако долговязая и прямая фигура Пирра сразу бросалась в глаза.
– Святой отец! Игумен Пирр! – отчаянно воззвал Крисп, уверенный, что заклинание Петрониева мага в любую минуту может обратить его в прах. Задержка, вызванная молитвами жрецов, дала колдуну хорошую фору.
Пирр повернулся, скользнув взглядом по роскошной тунике Криспа, столь не похожей на его собственную шерстяную рясу. В глазах настоятеля вспыхнула презрительная насмешка. Потом он узнал Криспа. Выражение лица его переменилось – слегка.
– Давненько я тебя не видал, – проговорил игумен. – Я думал, праздная жизнь во дворце тебе больше по вкусу, нежели наша скромная обитель.
Крисп покраснел, поскольку в словах Пирра было достаточно много правды.
– Мне нужна ваша помощь, святой отец, – сказал он и умолк, ожидая ответной реакции настоятеля. Если Пирру охота лишь посмеяться над ним, нужно срочно искать себе другого жреца.
Но игумен посерьезнел. Он явно не забыл ту странную ночь, когда Крисп впервые забрел в монастырь святого Скирия.
– Фос велит нам помогать любому, кто хочет познать благодать, – медленно проговорил игумен. – Пойдем ко мне в кабинет; расскажешь, в чем у тебя нужда.
– Спасибо, святой отец, – выдохнул Крисп. Он последовал за настоятелем по узким сумрачным коридорам монастыря. Тем же путем он шел и в прошлый раз, но был тогда слишком погружен в свои мысли, чтобы замечать что-либо вокруг.
А вот кабинет он вспомнил. Аскетичный, суровый, как и сам Пирр, он выполнял свое предназначение, чураясь излишеств. Игумен махнул Криспу на деревянную табуретку, сам примостился на другую и вытянул вперед шею, точно бородатая хищная птица:
– Так чем я могу тебе помочь? Мне казалось, ты скорее обратишься за помощью к Гнатию – он с легкостью отпускает любые грехи.
«Да, зато с тобой дело иметь куда как нелегко», – подумал Крисп.
– Гнатий мне не помощник, потому что я нуждаюсь в защите от Севастократора Петрония, – ответил Крисп – и понял, что ему удалось завладеть вниманием игумена.
– Чем же ты заслужил немилость Петрония? – спросил Пирр. – Неужто ты пытался внушить императору, что ему лучше заняться государственными делами, нежели, с благословения собственного дядюшки, погрязать в праздности и распутстве?
– Чем-то в этом роде, – ответил Крисп; он ведь взаправду старался привлечь Анфима к управлению империей. – А теперь Севастократор, хотя и ушел в поход, пытается убить меня колдовскими чарами. Мне сказали, что молитвы жреца могут отвести злые силы. Будете вы молиться за меня, святой отец?
– Буду! Благим богом клянусь, буду! – Пирр, вскочив с табуретки, схватил Криспа за руку. – Пошли со мной к алтарю, Крисп, и вознесем молитву вместе!
Алтарь в монастырском храме, в отличие от Соборного алтаря, не мог похвалиться ни серебром, ни златом, ни слоновой костью, ни драгоценными каменьями. Он был из простого дерева – такой же неприхотливый, как и вся монастырская жизнь. Пирр с Криспом плюнули на пол перед алтарем в знак ритуального отречения от бога тьмы Скотоса, вечного Фосова соперника. Затем, воздев руки к небесам, они хором произнесли символ веры:
«Благословляем тебя, владыка благой и премудрый, заступник наш, пекущийся во благовремении, да разрешится великое искушение жизни нам во благодать!»
Крисп молился про себя. Пирр, более привыкший к выражению мыслей вслух, продолжал говорить и тогда, когда символ веры был прочитан:
– Молю тебя, Фос, защити этого праведного молодого человека от зла, которое ему угрожает. Да выйдет он из этого испытания столь же нетронутым и чистым, каким прошел через испытание дворцовыми беззакониями. Я молюсь за него, как молился бы за родного сына.
Пирр мельком встретился глазами с Криспом. Да, игумен определенно не забыл ту первую ночь, когда Крисп пришел в монастырь.
– Ваша молитва спасет меня, святой отец? – спросил Крисп, как только жрец опустил руки..
– Все в воле Фоса, – ответил Пирр. – И все зависит от того, какое будущее тебе суждено, равно как и от того, не скрою, насколько сильное заклинание направлено против тебя. В конечном итоге воля Фоса, разумеется, победит, однако Скотос по-прежнему бесчинствует в мире. Я помолился – и буду молиться еще. Возможно, моих молитв вкупе с твоими защитными средствами будет довольно.
Пирр был не очень-то щедр на посулы, зато честен: он не хотел обещать того, чего выполнить не мог. В другое время Крисп оценил бы такую прямоту. Но сейчас, пожалуй, ему больше пошла бы на пользу утешительная ложь. Он поблагодарил настоятеля, опустил золотую монету в монастырскую копилку для бедных и пошел обратно в дворцовый комплекс.

* * *
Остаток дня он провел в томительном ожидании. Если колдун собирается нанести удар, то пускай бы уже нанес – и дело с концом. Терзания по поводу того, сумеет ли он отбить атаку, изматывали хуже любого удара.
Тем же вечером, когда он нес ужин Анфиму с Дарой, ожидания Криспа сбылись. И, как это часто бывает, он тут же пожалел о своем нетерпении. Опуская широкий серебряный поднос со своего плеча на стол, за которым сидел император с императрицей, Крисп внезапно почувствовал, как все его силы хлынули из тела вон, точно вино из кувшина. Поднос вдруг показался весом в несколько тонн – и, несмотря на отчаянные усилия Криспа, рухнул на пол.
Анфим с Дарой вздрогнули; императрица коротко вскрикнула.
– Это ты глупо придумал, Крисп, – сказал Автократор, тронув пальцем ноздрю. – Даже если еда приготовлена плохо, мог бы дать нам самим пошвыряться тарелками!
Крисп попытался ответить, но из горла вырвался лишь глухой хрип; язык одеревенел, не в силах шевельнуться во рту.
– Ты не заболел? – спросила Дара.
Ноги у Криспа подкосились, и он бесформенным кулем свалился прямо в месиво из остатков ужина.
К счастью, голова у него оказалась повернутой набок, что дало ему возможность дышать. Рухни Крисп лицом в разлитый суп или соус, он бы точно захлебнулся.
Он услышал, как Дара вскрикнула еще раз. Видеть он ее не видел; глаза глядели в другом направлении, и Крисп не мог их повернуть. Каждый вздох был целым сражением за воздух. Сердце с перебоями частило в груди.
Анфим склонился над ним и перевернул на спину. Дышать стало малость легче – но сколь благословенна была эта малость!
– В чем дело, Крисп? – воззрившись на него, спросил император. Привлеченные шумом упавшего подноса и криками Дары, в столовую сбежались слуги. – У него какой-то припадок, у бедняжки, – пояснил им Анфим.
– Нужно отнести его в постель, – сказал Барсим. – Давай, Тировизий, помоги мне вытянуть его из этой дряни. – Оба евнуха, кряхтя, выволокли Криспа из кучи разбросанной еды. Барсим прищелкнул языком. – Вообще-то не мешало бы его помыть, прежде чем укладывать в кровать. Вытащим его пока что в коридор. – И они потащили Криспа от стола, словно мешок с чечевицей.
– Погоди-ка минутку, – сказал Тировизий. Барсим помог Криспу поудобнее устроиться на мраморном полу. Тировизий вернулся в столовую. – Прошу прощения за причиненные неудобства, ваши величества! Я немедленно пришлю кого-нибудь прибрать здесь и принести вам новый ужин.
Будь он в состоянии, Крисп бы хихикнул. «Ах, простите, ваши величества, что вестиарий превратился в кучу дерьма прямо на ваших глазах! Сейчас вам доставят новый ужин, так что ни о чем не беспокойтесь!» Хотя, с другой стороны, Крисп и сам бы на месте Тировизия вел себя не лучше. Так уж устроена жизнь во дворцах.
– Ты слышишь меня, Крисп? Ты меня понимаешь? – спросил Барсим. Но Крисп, хотя он и слышал, и понимал, ответить не мог. Он только и мог, что глядеть на Барсима. Гладкое лицо евнуха задумчиво вытянулось. – Если ты понимаешь, можешь моргнуть?
Усилий это потребовало не меньше, чем попытка поднять камень в человеческий рост, однако Крисп умудрился сомкнуть веки. Мир пугающе потемнел. Пытаясь снова открыть глаза, Крисп облился потом. В конце концов ему удалось. Он чувствовал себя таким усталым, как будто убрал сотню урожаев за раз.
– Стало быть, мозги у него в порядке, – промолвил Тировизий.
– Да. – Барсим положил прохладную ладонь Криспу па лоб. – Жара вроде бы нет. Скорее всего, если будет на то воля благого бога, заразы можно не опасаться. – Постельничий расстегнул тунику Криспа и вытащил его руки, неживые, как у тряпичной куклы. – Принеси воду и полотенце, Тировизий, будь так любезен. Мы его умоем, уложим в кроватку – глядишь, и полегчает.
– Конечно. А что еще мы можем сделать? – Тировизий зашаркал сандалиями по коридору.
Барсим присел на корточки, изучая Криспа. Глядя в свой черед на евнуха, Крисп думал о том, насколько он беспомощен. Любая запавшая в душу Барсима обида, малейшее недовольство тем, что евнуху предпочли полноценного мужчину, – и магия Петрония победит, даром что она не убила жертву сразу.
Тировизий, вернувшись, поставил рядом с Криспом ведро. Не говоря больше ни слова, евнухи приступили к работе. Вода была холодной. Крисп задрожал мелкой дрожью. Судя по всему, бессознательные реакции организма остались нетронутыми. Зато чтобы моргнуть разок, ему пришлось напрячь все силы; Крисп не сумел бы сейчас шевельнуть пальцем даже ради спасения своей души изо льдов Скотоса.
Евнухи потащили его по коридору в бывшую Скомброву спальню.
– Раз, два… – сказал Барсим.
На счет «три» они с Тировизием подняли Криспа и уложили в постель.
Крисп уставился в потолок; впрочем, ничего другого ему не оставалось. Если заклинание Севастократора настолько выбило его из колеи при всех амулетах и молитвах, подумал Крисп, что было бы, не будь он предупрежден? Наверное, то же самое, что бывает с быком, когда его стукнут молотком между глаз на бойне. Он упал бы замертво, вот и все.
Барсим вернулся чуть позже с широким и плоским судном и осторожно подсунул его под Крисповы ягодицы.
– Ты же не хочешь испачкать простыню, – заметил он.
Крисп попытался изобразить на лице благодарность. Об этом он как-то не задумывался. Как выяснилось, он не задумывался о многих вещах, неизбежных для лежачего больного. В течение томительно долгого лета и такой же бесконечной осени Крисп изучил их все до тонкостей.
Дворцовые евнухи поддерживали в нем жизнь. Ухаживать за членами императорской семьи любого возраста было для них делом привычным. Порой они обращались с Криспом как с дитем, порой – как с выжившим из ума старикашкой. Ланкин держал его в сидячем положении, пока Барсим массировал ему горло, чтобы заставить проглотить ложечку бульона. Криеп исхудал, как скелет.
Доктора щупали его, и тыкали пальцами, и уходили, качая головами. Анфим приказал, чтобы больного осмотрел жрец-целитель. Жрец впал в транс, но, очнувшись, смущенно признал свое поражение.
– Простите, ваше величество, однако болезнь его не имеет причины, которую мог бы исцелить мой дар, – сказал он Автократору.
Было это спустя несколько дней после того, как Криспа хватил удар. Первые дни Анфим практически не отходил от него, постоянно давая евнухам ценные указания, как лучше ухаживать за Криспом. Некоторые из указаний были и вправду ценными; так, например, он велел евнухам переворачивать больного с боку на бок, чтобы не образовались пролежни. Но, видя, что Крисп не обнаруживает готовности вскочить на ноги и продолжать как ни в чем не бывало выполнять свои обязанности, император вскоре потерял к нему интерес и стал навещать все реже и реже.
Хотя вскочить на ноги Крисп действительно не мог, однако мало-помалу начал поправляться. Не вернись к нему силы, пусть даже медленно, пусть даже по капле, он наверняка бы помер либо от голода, либо от отека легких. Выздоровление шло настолько вяло, что Крисп поначалу не замечал его признаков: кто же, скажите на милость, обращает внимание на способность моргнуть или кашлянуть? И все же после этих незаметных успехов он научился глотать, а потом и жевать мягкую пищу.
Говорить он по-прежнему не мог. Это требовало от мускулов слишком уж изощренных усилий. Крисп радовался и тому, что заново научился улыбаться и хмуриться. Младенцы тоже не знают иных способов, чтобы выразить свое настроение.
Крисп особенно ценил вернувшуюся способность к мимике, когда его навещала Дара. Она нечасто заглядывала в его спальню – во всяком случае, гораздо реже Анфима. Но если Анфиму посещения быстро надоели, то Дара продолжала приходить и позже.
Порой, взяв у евнуха чашку и ложку, она усаживала Криспа и кормила его. У Барсима, Тировизия, Ланкина и прочих постельничих это выходило куда более ловко, но Крисп все равно был растроган. Евнухи заботились о нем по обязанности; Дара – исключительно по собственному желанию. Улыбка позволила ему выразить ей свою благодарность.
Хотя Крисп и не мог ей ответить. Дара с ним разговаривала. Рассказывала дворцовые сплетни, делилась понемножку новостями из большого мира. Петроний, как выяснилось, продвигался к захваченному макуранцами Васпуракану, однако продвигался медленно. Молниеносный поход на Машиз оказался несбыточной мечтой. Кое-кто из генералов начал ворчать. Одного из них, некоего Маммиана, Петроний даже отправил в тыл, назначив наместником западного побережья – провинции богатой, но такой мирной, что для настоящего вояки это было хуже смерти.
Сгинул бы Петроний в своем походе, Крисп слезинки бы не проронил – напротив, если бы состояние позволяло, заплясал бы по комнате. О Мавре не было ни слуху, ни духу, но Крисп надеялся, что с ним все в порядке.
Куда меньше понравилось Криспу то, что план Петрония насчет Кубрата удался в точности как предсказывал Севастократор. Наемники Арваша Черного Плаща, напав на кубратов с севера, удержали их от масштабных набегов на империю.
– Говорят, Маломир может даже потерять свой трон, – сказала Дара Криспу как-то теплым летним вечером. Желая услышать побольше, он округлил глаза, словно бы говоря: я весь внимание. Но Дара, вместо того чтобы продолжать рассказ о кубратах, выглянула в коридор. – Тихо сегодня, – проронила она.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56