Заповедь эта имеет ни больше, ни меньше значения, чем и все
другие, и человек, преступивший по слабости какую бы то ни было заповедь, а
также и заповедь о непротивлении, не перестает быть христианином, если он
правильно верит.
Изворот этот очень искусен, и многие люди, желающие быть обманутыми, легко
обманываются им. Изворот состоит в том, чтобы прямое сознательное отрицание
заповеди свести к случайному нарушению ее. Но стоит только сравнить
отношение церковных учителей к этой и к другим, действительно признаваемым
ими заповедям, чтобы убедиться в том, что отношение церковных учителей к
заповедям, которые они признают, и к этой - совершенно различно.
Церковные проповедники никогда ни в каком случае не проповедуют нарушения
всякой другой заповеди. По отношению же заповеди о непротивлении они прямо
учат тому, что не надо слишком прямо понимать это запрещение, что не только
не всегда нужно исполнять заповедь, но что есть условия, положения, в
которых нужно делать прямо противное. Так что, по случаю заповеди о
непротивлении злу насилием, проповедуется в большей части случаев о том,
как не исполнять еее Исполнение этой заповеди, говорят они, очень трудно и
свойственно только совершенству. Но как же ей быть не трудной, когда
нарушение ее не только не запрещается, но прямо поощряется, когда прямо
благословляются суды, тюрьмы, пушки, ружья, войска, сражения!
Таков четвертый способ ответов.
Пятый способ, самый тонкий, самый употребительный и самый могущественный,
состоит в уклонении от ответа; в делании вида, что вопрос этот кем-то
давным-давно разрешен вполне ясно и удовлетворительно и что говорить об
этом не стоит.
И таковы без исключения все критики культурных верующих людей и потому
понимающих опасность своего положения. Единственный выход из него для них -
надежда на то, что пользуясь авторитетом церкви, древности, святости, можно
запугать читателя, отвлечь его от мысли самому прочесть евангелие и самому
своим умом обдумать вопрос. И это удается.
Русские светские критики, поняв мою книгу так, что все ее содержание
сводится к непротивлению злу, и поняв самое учение о непротивлении злу
(вероятно, для удобства возражения) так, что оно будто бы запрещает всякую
борьбу со злом, русские светские критики с раздражением напали на это
учение и весьма успешно в продолжение нескольких лет доказывали, что учение
Христа неправильно, так как оно запрещает противиться злу.
Русские светские критики, очевидно, не зная всего того, что было сделано по
разработке вопроса о непротивлении злу и даже иногда, как будто
предполагая, что это я лично выдумал правило непротивления злу насилием,
нападали на самую мысль, опровергая, извращая ее, и с большим жаром
выставляя аргументы, давным-давно уже со всех сторон разобранные и
отвергнутые, доказывали, что человек непременно должен (насилием) защищать
всех обиженных и угнетенных и что поэтому учение о непротивлении злу
насилием есть учение безнравственное.
Всем русским критикам все значение проповеди Христа представлялось только в
том, что она как будто им назло мешает известной деятельности, направленной
против того, что ими в данную минуту считается злом, так что выходило, что
на принцип непротивления злу насилием нападали два противоположных лагеря.
Кроме того, русские критики указывали на то, что приложение к жизни
заповеди о непротивлении злу насилием своротило бы человечество с того пути
цивилизации, по которому оно идет. Путь же цивилизации, по которому идет
европейское человечество, есть, по их мнению, тот самый, по которому и
должно всегда идти все человечество.
Таков был главный характер русских критиков.
Иностранные критики исходили из тех же основ, но рассуждения их о моей
книге несколько отличались от суждения русских критиков не только меньшей
раздражительностью и большей культурностью, но и по существу дела.
Иностранные светские критики тонким манером, не оскорбляя меня, старались
дать почувствовать, что суждения мои о том, что человечество может
руководиться таким наивным учением, как Нагорная проповедь, происходят
отчасти от моего невежества, незнания истории, незнания всех тех тщетных
попыток осуществления в жизни принципов Нагорной проповеди, которые были
делаемы в истории и ни к чему не привели, отчасти от непонимания всего
значения той высокой культуры, на которой со своими крупповскими пушками,
бездымным порохом, колонизацией Африки, управлением Ирландии, парламентом,
журналистикой, стачками, конституцией и Эифелевой башней стоит теперь
европейское человечество.
"Учение Христа не годится, потому что не соответствует нашему
индустриальному веку", наивно говорит Ингерзаль, выражая этим с совершенной
точностью и наивностью то самое, что думают утонченно-образованные люди
нашего времени об учении Христа. Учение не годится для нашего времени
индустриального века, точно как будто то, что существует индустриальный
век, есть дело священное, которое не должно и не может быть изменено. Вроде
того, как если бы пьяницы против советов о том, как им привести себя в
трезвое состояние, отвечали бы, что эти советы неуместны при их
алкоголическом состоянии.
Рассуждения всех светских писателей, как русских, так и иностранных, как ни
различны их тон и манера доводов, все в сущности сводятся к одному и тому
же странному недоразумению, именно к тому, что учение Христа, одно из
последствий которого есть непротивление злу насилием, непригодно нам,
потому что оно требует изменения нашей жизни.
Учение Христа негодно, потому что, если бы оно было исполнено, не могла бы
продолжаться наша жизнь; другими словами: если бы мы начали жить хорошо,
как нас учил Христос, мы не могли бы продолжать жить дурно, как мы живем и
привыкли жить. Вопрос же о непротивлении злу насилием не только не
обсуждается, но самое упоминание о том, что в учение Христа входит
требование непротивления злу насилием, уже считается достаточным
доказательством неприложимости всего учения.
А между тем казалось бы необходимо указать хоть на какое-нибудь решение
этого вопроса, так как он стоит в основе почти всех дел, которые занимают
нас.
Вопрос ведь состоит в том, каким образом разрешать столкновения людей,
когда одни люди считают злом то, что другие считают добром, и наоборот? И
потому считать, что зло есть то, что я считаю злом, несмотря на то, что
противник мой считает это добром, не есть ответ. Ответов может быть только
два: или тот, чтобы найти верный, неоспоримый критериум того, что есть зло,
или тот, чтобы не противиться злу насилием.
Первый выход был пробован с начала исторических времен и, как мы все знаем,
не привел до сих пор к успешным результатам.
Второй ответ - не противиться насилием тому, что мы считаем злом, до тех
пор, пока мы не нашли общего критериума, - этот ответ предложен Христом.
Можно находить, что ответ, данный Христом, неправилен; можно выставить на
место его другой, лучший, найдя такой критериум, который для всех
несомненно и одновременно определял бы зло, можно просто не сознавать
сущности вопроса, как не сознают этого дикие народы, но нельзя, как это
делают ученые критики христианского учения, делать вид, что вопроса
никакого вовсе и не существует или что признание за известными лицами или
собраниями людей (тем менее, когда эти люди мы сами) права определять зло и
противиться ему насилием разрешает вопрос; тогда как мы все знаем, что
такое признание нисколько не разрешает вопроса, так как всегда есть люди,
не признающие за известными людьми или собраниями этого права.
А это признание того, что то, что нам кажется злом, то и есть зло, или
совершенное непонимание вопроса, и служить основой суждений светских
критиков о христианском учении, так что суждения о моей книге, как
церковных, так и светских критиков, показали мне то, что большинство людей
прямо не понимают не только самого учения Христа, но даже и тех вопросов,
на которые оно служит ответом.
Можно не разделять этого жизнепонимания, можно отрицать его, можно
доказывать неточность, неправильность его; но невозможно судить об учении,
не усвоив того жизнепонимания, из которого оно вытекает, а тем более
невозможно судить о предмете высшего порядка с низшей точки зрения: глядя
на фундамент, судить о колокольне. А это самое делают люди научные нашего
времени. Делают они это потому, что находятся в подобном же церковным людям
заблуждении о том, что они обладают такими приемами изучения предмета, что
если только употреблены эти приемы, называемые научными, то не может уже
быть сомнения в истинности понимания обсуждаемого предмета.
Это-то обладание мнимым непогрешимым их орудием познания и служит главным
препятствием понимания христианского учения для людей неверующих и так
называемых научных, мнением которых и руководится все огромное большинство
неверующих, так называемых образованных людей. Из этого-то мнимого
понимания вытекают все заблуждения научных людей о христианском учении и в
особенности два странных недоразумения, более всего другого препятствующие
правильному пониманию его.
Одно из этих недоразумений то, что христианское жизненное учение
неисполнимо и потому или вовсе не обязательно, т.е. не должно быть
принимаемо за руководство, или должно быть видоизменено, умерено до тех
пределов, в которых исполнение его возможно в нашем обществе. Другое
недоразумение то, что христианское учение любви к Богу и потому служение
Ему есть требование неясное, мистическое, не имеющее определенного предмета
любви, которое поэтому должно быть заменено более точным и понятным учением
о любви к людям и служении человечеству.
Первое недоразумение о неисполнимости учения состоит в том, что люди
общественного жизнепонимания, не понимая того способа, которым руководит
людей христианское учение, и принимая христианское указание совершенства за
правила, определяющие жизнь, думают и говорят, что следование учению Христа
невозможно, потому что полное исполнение требований этого учения уничтожает
жизнь. Если бы человек исполнил то, что проповедуется Христом, то он
уничтожил бы свою жизнь; и если бы все люди исполнили это, то прекратился
бы и род человеческий, говорят они.
Не заботясь о завтрашнем дне, - о том, что есть и что пить, во что одеться;
не защищая свою жизнь, не противясь злу насилием, отдавая свою жизнь за
других своя и соблюдая полное целомудрие, человек и человеческий род не
могут существовать, думают и говорят они.
И они совершенно правы, если принимать указания совершенства, даваемые
учением Христа, за правила, которые каждый обязан исполнять так же, как в
общественном учении всякий обязан исполнять правило уплаты податей, участия
в суде и т.п.
Недоразумение состоит именно в том, что учение Христа руководит людьми иным
способом, чем руководят учения, основанные на низшем жизнепонимании. Учения
общественного жизнепонимания руководят только требованием точного
исполнения правил или законов. Учение Христа руководить людьми указанием им
того бесконечного совершенства Отца небесного, к которому свойственно
произвольно стремиться всякому человеку, на какой бы ступени несовершенства
он ни находился.
Недоразумение людей, судящих о христианском учении с точки зрения
общественного, состоит в том, что они, предполагая, что совершенство,
указываемое Христом, может быть вполне достигнуто, спрашивают себя (так же,
как они спрашивают себя, предполагая, что законы общественные будут
исполнены), что будет, когда это все будет исполнено? Предположение это
ложно, потому что совершенство, указываемое христианам, бесконечно и
никогда не может быть достигнуто; и Христос дает свое учение, имея в виду
то, что полное совершенство никогда не будет достигнуто, но что стремление
к полному, бесконечному совершенству постоянно будет увеличивать благо
людей и что благо это поэтому может быть увеличиваемо до бесконечности.
Христос учит не ангелов, но людей, живущих животной жизнью, движущихся ею.
И вот к этой животной силе движения Христос как бы прикладывает новую,
другую силу сознания божеского совершенства - направляет этим движение
жизни по равнодействующей из двух сил.
Полагать, что жизнь человеческая пойдет по направлению, указанному Христом,
все равно, что полагать, что лодочник, переплывая быструю реку и направляя
свой ход почти прямо против течения, поплывет по этому направлению.
Христос признает существование обеих сторон параллелограмма, обеих, вечных,
неуничтожимых сил, из которых слагается жизнь человека: силу животной
природы и силу сознания сыновности Богу. Не говоря о силе животной,
которая, сама себя утверждая, остается всегда равна сама себе и находится
вне власти человека, Христос говорит Только о силе божеской, призывая
чеовека к наибольшему сознанию ее, к наибольшему освобождению ее от того,
что задерживает ее, и к доведению ее до высшей степени напряжения.
В этом освобождении-увеличении этой силы и состоит, по учению Христа,
истинная жизнь человека. Истинная жизнь, по прежним условиям, состоит в
исполнении правил закона; по учению Христа она состоит в наибольшем
проближении к указанному и сознаваемому каждым человеком в себе божескому
совершенству, в большем и большем приближении к слиянию своей воли с волей
Божией, слиянию, к которому стремится человек и которое было бы
уничтожением той жизни, которую мы знаем.
Божеское совершенство есть асимптота жизни человеческой, к которому она
всегда стремится и приближается и которое может быть достигнуто ею только в
бесконечности.
Учение христианское кажется исключающим возможность жизни только тогда,
когда люди указание идеала принимают за правило.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86