200, даже 100 лет тому назад люди смотрели на богатство как на достоинство
и на собирание богатства как на добродетель и уважали богатых и старались
подражать им, теперь люди, в особенности бедные, презирают и ненавидят
богатых только за то, что они богаты, всякие же попытки богатых тем или
иным путем поделиться с бедными вызывают в этих самих бедных только еще
большую ненависть к богатым.
В прежние времена властители и богатые верили в свое положение и знали, что
рабочий народ верит в его законность, и народ действительно верил в
предопределенность положения и своего и своих властителей. Теперь же и те,
и другие знают, что нет никакого оправдания ни властвованию правителей, ни
богатству богатых, ни задавленности рабочих, и что для того, чтобы
властителям и богатым удержать свое положение, а рабочим освободиться от
своей задавленности, надо и тем и другим не брезгать употреблением для
этого всевозможных средств: обманов, подкупов, убийств. И те и другие
делают это и, что хуже всего, делая это, в глубине души большей частью
знают, что ничего не достигнут этим, и что продолжение такой жизни
становится все более и более невозможным, и ищут и не находят выхода из
этого положения. А выход неизбежный и один тот же для всех все яснее и
яснее представляется людям. Выход один: освобождение себя от той когда-то
свойственной человечеству веры в необходимость и законность насилия и
усвоение отвечающей теперешнему возрасту человечества, одинаково
проповеданной во всех религиях мира, веры в необходимость и законность
любви, исключающей какое бы то ни было насилие человека над человеком.
Перед этим-то решительным шагом, который предстоит в наше время всему
человечеству, и стоят теперь в нерешительности люди нашего мира и времени.
Но хотят ли или не хотят этого люди, они не могут не совершить шаг этот. Не
могут не совершить его, потому что то религиозное верование, которое
обосновывало власть одних людей над другими, отжило свое время, новое же,
соответственное времени верование в высший закон любви все более и более
входит в сознание людей.

VIII
Казалось бы, что бедствия, вытекающие из насилий, производимых людьми друг
над другом, должны бы вызывать в них мысль о том, что они сами виноваты в
этих бедствиях. А если люди сами виноваты, а я Ѕ человек, стало быть и я
виноват, казалось бы должен сказать себе каждый, а потому и спросить себя,
в чем моя вина в претерпеваемых мною и всеми людьми бедствиях?
Так, казалось, должно бы быть, но суеверие о том, что одни люди не только
имеют право, но и призваны и могут устраивать жизнь других людей,
вследствие долгой жизни, основанной на насилии, до такой степени
укоренилось в привычках людей, что мысль о своем участии в дурном
устройстве жизни людей никому не приходит в голову. Все обвиняют друг
друга. Одни обвиняют тех, которые, по их мнению, обязаны устраивать их
жизнь и устраивают ее не так, как они считают это нужным. Другие же,
устраивающие чужую жизнь, недовольны теми, жизнь которых они устраивают. И
как те, так и другие думают о самых сложных и трудных вопросах, но не
задают себе только одного, самого, казалось бы, естественного вопроса: что
мне делать для того, чтобы изменилось то устройство жизни, которое я считаю
дурным и в котором так или иначе не могу не участвовать.
"Любовь должна заменить насилие. Допустим, что это так, скажут люди, но
как, каким путем должен и может произойти этот переворот? Что делать для
того, чтобы переворот этот мог совершиться, чтобы жизнь насильническая
заменилась жизнью мирной, любовной?"
Что делать? - спрашивают одинаково и властители, и подвластные, и
революционеры, и общественные деятели, подразумевая под вопросом: что
делать? всегда вопрос о том, как должна быть устроена жизнь людей.
Все спрашивают, как должна быть устроена жизнь людей, т.е. что делать с
другими людьми? Все спрашивают, что делать с другими, но никто не
спрашивает, что мне делать с самим собою?
Суеверие неподвижности религии, породившее признание законности
властвования одних людей над другими, породило еще и это другое, вытекающее
из первого, суеверие, больше всего препятствующее людям перейти от жизни
насильнической к жизни мирной, любовной, суеверие о том, что одни люди
должны и могут устраивать жизнь других людей.
...Стоит освободиться людям от этого обычного суеверия, и тотчас же стало
бы ясно всем, что устраивается жизнь всякого соединения людей только так,
как каждый сам для себя устраивает свою жизнь. А поняли бы это люди, как
те, которые устраивают жизнь других, так и те, которые подчиняются этому
устроению, так очевидно бы стало всем, что всякое насилие человека над
человеком ничем не может быть оправдываемо и есть не только нарушение любви
или даже справедливости, но и здравого смысла.
Так что избавление людей от тех бедствий, которые они переживают в наше
время, прежде всего в освобождении себя от суеверия о неподвижности
религии, а потому и от ложного, уже пережитого людьми нашего времени
религиозного учения о божественности власти и вытекающего из него признания
законности и полезности насилия.
Ответ на вопрос о том, что надо делать человеку, осуждающему существующее
устройство жизни и желающему изменить и улучшить его, ответ простои,
естественный и один для каждого не одержимого суеверием насилия человека,
такой:
Первое: перестать самому делать прямое насилие, а также и. готовиться к
нему. Это -первое. Второе: не принимать участия в каком бы то ни было
насилии, делаемом другими людьми, и также в приготовлениях к насилию.
Третье: не одобрять никакое насилие.
1) Не делать самому прямого насилия - значит не хватать никого своими
руками, не бить, не убивать, не делать этого для своих личных целей, а
также и под предлогом общественной деятельности.
2) Не принимать участия в каком бы то ни было насилии - значит не только не
быть полицмейстером, губернатором, судьей, стражником, сборщиком податей,
царем, министром, солдатом, но и не участвовать в судах просителем,
защитником, сторожем, присяжным.
3) Не одобрять никакое насилие - значит, кроме того, чтобы не пользоваться
для своей выгоды никаким насилием, ни в речах, ни в писаниях, ни в
поступках не выражать ни похвалы, ни согласия ни с самым насилием, ни с
делами, поддерживающими насилие или основанными на насилии.
Очень может быть, что если человек будет поступать так, откажется от
солдатства, от судов, от паспортов, от уплаты податей, от признания властей
и будет обличать насильников и их сторонников, подвергнется гонениям.
Весьма вероятно, что такого человека по нынешним временам будут мучать:
отнимут у него имущество, сошлют, запрут в тюрьму, может быть и убьют. Но
может быть и то, что человек и не делающий ничего этого и напротив
исполняющий требования властей, пострадает от других причин точно так же, а
может быть и еще больше, чем тот, который откажется от повиновения. Так же,
как может быть и то, что отказ человека от участия в насилии, основанный на
требованиях любви, откроет глаза другим людям и привлечет многих к таким же
отказам, так что власти не будут уже в состоянии применить насилие ко всем
отказавшимся.
Все это может быть, но может и не быть. И потому ответ на вопрос о том, что
делать человеку, признающему истинность и приложимость к жизни закона
любви, не может быть основан на предполагаемых последствиях.
Последствия наших поступков не в нашей власти. В нашей власти только самые
поступки наши. Поступки же, какие свойственно делать и, главное, какие
свойственно не делать человеку. основываются всегда только на вере
человека. Верит человек в необходимость насилия, религиозно верит, и такой
человек будет совершать насилие не во имя благих последствий, которых он
ожидает от насилия, а только потому что верит. Если же верит человек в
закон любви, то он точно так же будет исполнять требования любви и
воздерживаться от поступков, противных закону любви, независимо от каких бы
то ни было соображений о последствиях, а только потому что верит, и от того
не может поступить иначе.
И потому для осуществления в жизни закона любви и замены им закона насилия,
нужно только одно: то, чтобы люди верили в закон любви так же, как они
верят теперь в необходимость насилия. Поверь только люди в закон любви хоть
приблизительно так же, как они верят теперь в необходимость насилия, и
вопрос о том, как поступать людям, отказавшимся от насилия, с людьми,
совершающими насилие, перестанет быть вопросом, и жизнь людей без всяких
усилий и потрясений сложится в неизвестную нам форму жизни, к которой идет
человечество и которая избавит его от тех зол, от которых оно страдает
теперь.
Возможно ли это?

XI
Разрешение не одного вопроса общественного устройства, а всех, всех
вопросов, волнующих человечество - в одном, в перенесении вопроса из
области кажущейся широкой и значительной, но в сущности самой узкой,
ничтожной и всегда сомнительной: из области внешней деятельности (имеющей,
будто бы, в виду благо всего человечества, деятельности научной,
общественной), в область, кажущуюся узкой, но в сущности самую широкую и
глубокую и главное, несомненную: в область своей личной, не телесной, но
духовной жизни, в область религиозную.
Только сделай это для себя каждый человек, спроси себя, настоящего себя,
свою душу. что тебе перед Богом или перед своей совестью (если не хочешь
признавать Бога) нужно, и тотчас же получатся самые простые, ясные,
несомненные ответы на самые казавшиеся сложными и неразрешимыми вопросы,
уничтожатся большей частью и самые вопросы, и все, что было сложно,
запутанно, неразрешимо, мучительно, - все тотчас же станет просто, ясно,
радостно и несомненно.
Кто бы ты ни был: император, король, палач, миллиардер, тюремщик, нищий,
министр, вор, писатель, монах, остановись на минуту в своей деятельности и
загляни в свою святую святых, в свое сердце и спроси себя, что тебе,
настоящему тебе, нужно для того, чтобы прожить наилучшим образом те часы
или десятилетия, которые еще могут предстоять тебе. И кто бы ты ни был,
если ты только искренно и серьезно спросишь себя об этом, ты не можешь не
ответить себе то же, что отвечали и отвечают себе все люди, серьезно и
искренне ставившие и ставящие себе вопрос этот: нужно тебе одно, наверное
одно, то самое, что всегда было и теперь нужно для всех: благо, истинное
благо, не такое благо, которое нынче может быть благом, а завтра может
стать злом, и не такое, какое было бы благом для одного тебя, а злом для
других, а одно истинное, несомненное благо, такое благо, которое благо и
для тебя, и для всех людей, и сегодня, и завтра, и во всяком месте. А такое
истинное благо дается только тому, кто исполняет закон своей жизни. Закон
же этот ты. знаешь и по разуму, и по учениям всех мудрецов мира, и по
влечению своего сердца. Закон этот - любовь, любовь к высшему совершенству,
к Богу и ко всему живому и в особенности к подобным себе существам - людям.
Только пойми это каждый из нас, и он тотчас же поймет и то, что причина
страданий и его и всего мира не в каких-либо злых людях, виновных в том
зле, которое совершается, а только в одном: в том, что живут люди в
условиях жизни, сложившихся на насилии, условиях, противных любви,
несовместимых с нею, и что потому причина того зла, от которого мы все
страдаем, не в людях, а в том ложном устройстве жизни на насилии, которое
люди считают необходимым.
А пойми это каждый человек - и он поймет, что ворующий вор и богач,
скопляющий и удерживающий богатства, и властитель, подписывающий смертный
приговор, и палач, приводящий его в исполнение, и революционер, бросающий
бомбу, и дипломат, приготавливающий войну, и проститутка, отдающая на
поругание свою душу и тело, и солдат, стреляющий в того, в кого ему велят,
все одинаково не виноваты, а делают то, что делают, только потому, что
живут по ложной вере в необходимость насилия, без которого они не могут
себе представить жизни.
А поймет это человек, и он ясно увидит всю несправедливость, жестокость,
неразумность осуждения людей, приведенных своей отжившей верой в насилие и
вытекающими из нее сложными условиями жизни к своим, противным любви,
поступкам, поймет то, что люди делают дурное не потому, что они виноваты, а
потому, что существует то суеверие насилия, которое может быть уничтожено
никак не насилием же, а только освобождением себя каждым человеком от этого
губительного суеверия...

XII
В наше время продолжение жизни на основах, отжитых и резко противоположных
сознаваемой уже всеми истине стало невозможно, и потому, хотим ли мы или не
хотим этого, мы должны в устройстве своей жизни поставить закон любви на
место насилия. Но как же сложится жизнь людей на основании любви,
исключающей насилие? На вопрос этот никто не может ответить, да кроме того,
ответ этот никому и не нужен. Закон любви не есть закон общественного
устройства того или другого народа или государства, которому можно
содействовать, когда предвидишь или .скорее, воображаешь, что предвидишь те
условия, при которых совершится желательное изменение. Закон любви, будучи
законом жизни каждого отдельного человека, есть вместе с тем и закон жизни
всего человечества, и потому безумно было бы воображать, что можно знать и
желать знать конечную цель как своей жизни, так тем более жизни всего
человечества.
То, что мы не знаем и не можем даже себе представить того, какая будет
жизнь людей, верящих в закон любви, так же, как верят теперь люди в
необходимость насилия, показывает только то, что. следуя закону любви, мы
истинно живем, делая то, что должно каждый для себя и то, что должно для
жизни всего человечества. То, что, следуя закону любви, мы делаем то, что
должно для себя, мы знаем потому, что, только следуя этому закону, мы
получаем наибольшее благо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86