И в них, словно на дне бездонного колодца, светились звезды.
Что до лица... Картрайт видывал мужиков и посмазливей, но подобной красоты не встречал никогда. У него даже сладко заныло сердце от вожделения, но за этой плотской слабостью тотчас последовало наказание: на подлокотнике кресла, где покоились руки гуру, снова заплясали искорки, и Картрайта бросило в жар.
- Ты нечист, как немногие в этом мире, - усмехнулся гуру и погасил звезды в глазах. - Но именно поэтому я помогу тебе. Так велит Вселенная.
После этой фразы меркантильное начало Картрайта поперло неудержимо из глубин подсознания и вопросило: "А что, собственно, потребуется взамен?" Картрайт уже приоткрыл было рот, чтобы в деликатной форме выпустить наружу этот вопрос, но бодхисатва захлопнул его жестом руки:
- Не бойся, я не потребую взамен твоей души - мне не нужны нечистые души. Мне нужна только твоя вера. Вера и покорность.
- Я... я готов, - уже в который раз произнес заветную формулу Картрайт.
- Сядь.
Картрайт покорно опустился в кресло.
- Смотри мне в глаза. Только в глаза... в глаза... Ты заглянешь туда, где встречаются миры.
Там нет людей, там нет животных. Там только материал, дух, воля. Только там твоя душа сможет очиститься от скверны.
Бархатный баритон гуру словно спеленал Картрайта мягчайшим одеялом. Ему до смерти захотелось спать, и Картрайт прикрыл тяжелые веки.
- В глаза... смотри в глаза, - мягко укорил его гуру.
Картрайт попытался выполнить приказание, но, размежив веки, увидел только розовый туман.
Больше в комнате не было ничего. Да и комнаты не было. Только розовый туман...
Картрайту стало легко и покойно. Он больше ничего не желал и ни о чем не думал. Он плыл вместе с туманом, и тело его, растворяясь в эфире, теряло свои очертания и вес. Он уже не был Картрайтом, а стал невидимкой и невесомой частицей розового марева. И больше не существовало ничего: ни страха, ни усталости, ни желаний... ничего. И тогда он увидел прямо перед собой золотое сияние. Нежное, неяркое.
Он устремился к этому сиянию, купаясь в золотых лучах. Но сияние стало уходить, меркнуть...
Картрайт ринулся вслед за ним и вдруг провалился в черную бездну. Она жадно поглотила невесомое тело и потащила его на самое дно. Беспросветный мрак сдавил грудь, он почувствовал, что не может ни вздохнуть, ни закричать.
Страшное падение длилось целую вечность.
Картрайт понял, что пути назад нет - и в этот миг ужасный полет прервался. Он словно пробил, разорвал непроницаемую черную пленку и увидел под собой море. Залитое солнцем лазурное море.
Легкокрьиая яхта неслась под всеми парусами по его ласковой, покойной глади, взбивая носом белые бурунчики. Вокруг яхты резвились дельфины. Их глянцевые спины то и дело мелькали за кормой изящного, словно нарисованного кораблика.
Картрайт узнал яхту, но никак не мог вспомнить - что связывает его с этим кораблем. Просто узнал ее - и все. С высоты птичьего полета он долго любовался красавицей яхтой, как вдруг чудовищный взрыв разорвал судно надвое. Адское пламя проглотило белоснежные паруса, стройные мачты, точеный корпус... Картрайт ринулся было на выручку, но невидимая рука удержала его на месте. И как ни силился он, так и не смог сдвинуться с места. И тысячи, миллионы голосов:
пронзительно-тонких, дребезжаще-низких, нежных, требовательных, гневных - со всех сторон запели ему:
- Не смей! Ты лишь песчинка! Не смей противиться Вселенной!
- Но злодеяние должно быть наказуемо! - что есть мочи завопил Картрайт, пытаясь перекрыть нестройный хор, и голоса тотчас смолкли.
Остался только один. Но звучал он так мощно и гулко, как звучит самая толстая органная труба:
- Во Вселенной нет ни злодеяний, ни добродетели. Есть только высшая воля. Ей покорно все. Все!
- Все, все! - подхватили на свой лад голоса.
- Помни! - снова прогремела органная труба. - Нет добра и зла! Нет! Есть только Воля Вселенной. И никто не в силах противиться этой воле!
- Никто! Никто! - подтвердил хор.
Чтобы не слышать этой потрясающей какофонии, Картрайт попытался заткнуть уши руками, но не нашел ни рук, ни ушей. Но голоса, о счастье, стали отдаляться, затихать. Лишь один, особо настырный, долго орал вдалеке:
- Никто! Никто!
А потом пришел покой...
Саяниди умолк. Взглядом художника обозрел размякшее тело Картрайта и, тихо ступая, вышел в потайную дверь, ведущую в замкнутую каморку.
Здесь его поджидал взволнованный Сергей.
- Здорово, - подскочил он к Саяниди, едва тот притворил дверь, - очень здорово!
- Тс...с, - прижал Иван палец к губам. - Нельзя вмешиваться в его нирвану посторонними звуками.
- А он не проснется раньше времени?
Саяниди отрицательно качнул головой и добавил:
- Это ведь не сон, а состояние гипноза - разные вещи. Он будет в том состоянии до тех пор, пока я его из него не выведу.
- Слушай! - возбужденно зашептал Сергей. - А из него в этом состоянии нельзя вытянуть что-нибудь любопытное? Так, чтобы он потом
забыл, а?
Иван удрученно развел руками:
- В том-то и дело, что нельзя... Не ты первый... Вообще первые удачные опыты гипноза произвели фурор в организациях, страдающих чрезмерным любопытством. То-то было радости!
А в результате получился шиш! Фокус в том, что даже в самом глубоком гипнотрансе человек, а особенно волевой, никогда не сболтнет того, чего не хочет сболтнуть. Да что там гипноз! Подобные эксперименты проводились и с ЛСД, и еще с массой всяких психотрофиков. А результат один, - Саяниди сделал рукой выразительный жест. - Правда... при применении некоторых психотрофов можно достигнуть э-э... стирания памяти - то, что ты имел в виду. Ретроградная амнезия - так это называется. Но достигнуть подобного эффекта гипнозом нельзя. Мало того, Картрайт четко запомнит вопросы, которые я ему задам. И тогда... сам понимаешь...
- А жаль, - разочарованно вздохнул Сергей.
- Жаль, конечно, - согласился Иван и многозначительно поднял вверх указательный палец. - Но у нас другая задача. Главное сейчас попридержать Манзини, пока мы будем добивать Лича, и этого мы при помощи Картрайта вполне можем достигнуть. Я думаю, будет достаточно трех сеансов.
- Дай Бог нашему теляти... - покачал головой Сергей, но без иронии Саяниди он с каждым днем верил все больше. - Но как быть со статуэткой?
- Придется оставить ее Картрайту, - вздохнул Саяниди. - А жаль - это самый ценный экспонат моей коллекции, но, может, со временем что-нибудь придумаю. А проку от нее нам уже, увы, нет - батареи сели, и подзарядить их нет никакой возможности. Да ладно, с Картрайтом я уже и без нее управлюсь, да и ты мне больше не нужен.
Пока... А вот Эдуард затребовал твою группу себе на подмогу, и немедленно.
- А что такое? - встревожился Сергей.
- Они пытаются охмурить одного ценного спеца по Южной Америке. Есть такой отставной полковник Джеймс Мейсон. Мы давно им интересовались, но не знали, как подступиться, а сейчас у этого Мейсона возникли непредвиденные осложнения с синдикатом в Сан-Франциско - не иначе сам сатана решил помочь нам. Эдик надеется помочь полковнику и таким образом заполучить его в наши ряды. Но что-то там у Эдика не ладится, вот он и затребовал тебя. Впрочем, он сам тебе объяснит.
- Значит, опять на новые позиции? - озадаченно поскреб затылок Сергей.
Саяниди широко развел руками:
- А как же вы хотели? Идем в успешное наступление - значит, и позиции часто меняем. Но это все еще цветочки...
- А когда же ягодки поспеют?
- Не беспокойся - очень скоро, - уверенно пообещал Саяниди.
Часть 3
ЧЕРНАЯ ОРХИДЕЯ
ПОЛКОВНИКА МЕЙСОНА
1
Джеймс Мейсон, сорока двух лет, полковник в отставке, отшвырнул галстук и выругался. Чертов галстук! Чертовы манеры!
Мейсон - по классификации соседей - попадал под определение "солдафон". Да! Он и не спорил. "Солдафон" и есть, а "солдафонов" не учат галстуки вязать. Всем известно, чему их учат.
Угораздило Мейсона купить дом в аристократическом квартале Кармела! [Кармел - маленький город в 130 милях к югу от Сан-Франциско.]
Именно в этом квартале гнездились отпрыски старинных английских семей. Здесь безраздельно царствовали геральдика, манеры и хорошо поставленные улыбки. Ничего такого у Мейсона не было. Зато у него были деньги: чаще всего этого бывает достаточно. Чаще всего, но не всегда.
Соседи обедали друг у друга, устраивали светские рауты и файф-о-клоки. Мейсон со своей замкнутостью, костюмом свободного покроя и профессиональной сутулостью в идиллию не вписывался. Да и плевать он хотел на соседей вместе с их теннисом. Но с Томом Бруксоном, еще одним неклассическим обитателем квартала, Мейсон сразу поладил.
Бруксон, владелец трех автозаправочных колонок и небольшой мастерской, пропах "правильным" потом и бензином, умел работать и руками и головой, а потому Мейсону нравился. К тому же оба они на фоне соседей выглядели "белыми воронами", а это подталкивало к сближению.
По субботам Мейсон обедал в обществе Бруксона и его супруги - на этом его выходы в "свет"
заканчивались. После обеда подолгу засиживались за стаканчиком виски других напитков Бруксон не признавал - и философствовали на отвлеченные темы.
С бывшими сослуживцами Мейсон отношений не поддерживал. А ведь Джеймс Мейсон знавал и лучшие времена. Черт подери! Почему "знавал"! Он и сейчас оставался непревзойденным специалистом своего дела. Более того, таких мастеров, как Джеймс Мейсон, в целом свете насчитывались единицы.
Спросите любого офицера в зеленом берете или с "кожаным затылком" ["Зеленые береты" - спецподразделения армии США, "кожаные затылки" солдаты морской пехоты США (авт.)] - кто такой Джеймс Мейсон? В ответ тот недоуменно пожмет плечами.
Тогда поинтересуйтесь: слышал ли он о "Фиолетовом духе" или "Болотном оборотне"? И вы услышите завистливо-восхищенное: "О! Да кто же не слышал..."
О подвигах "Фиолетового духа" в кругах посвященных ходили разные побасенки в стиле Хичкока. Что ж, суеверия в армии - дело привычное.
Сам Мейсон подобное выслушивал с презрительной улыбочкой. Здорово знал свое дело, да и то - заслуга учителей...
Итак, традиционный обед у Бруксонов.
- Дверь полковнику, как и всегда, открыла негритянка Эльза. Только в этот раз она не улыбнулась, как подобает хорошей служанке, а казалась испуганной. Мейсон насторожился. Когда же он взглянул на хозяйку дома, встретившую его в гостиной, то понял - у Бруксонов что-то стряслось.
Миссис Бруксон явно с натугой обрадовалась появлению Мейсона - даже не поздоровалась. Тут уж Мейсон с прямолинейностью старого солдата спросил:
- Э-э... что-нибудь случилось?
Миссис Бруксон затарахтела, из ее сбивчивого рассказа Мейсон узнал, что у Бруксона "какие-то неприятности с новой бензоколонкой, никто не знает какие", и что "муж заперся в своем кабинете, никого не пускает и только глотает виски - куда только лезет - и ругается через дверь".
- Ладно. Я попробую, - ответил Мейсон, заметив в глазах миссис Бруксон немую просьбу, и направился к кабинету хозяина.
Ответом на его стук было рычание Бруксона и пожелание убираться ко всем чертям. Но Мейсон дернул дверь и решительно переступил порог.
Том Бруксон, уже открывший рот для очередной тирады, при виде Мейсона быстренько его захлопнул. Мейсона хозяин уважал.
"Или порох отсырел", - решил Мейсон.
Окна кабинета наглухо задраены В комнате удушливый табачный чад. На столе - пустые бутылки из-под виски.
"Недурно, - отметил Мейсон, - половина месячной дозы Бруксона в лучшие дни".
Он, не говоря ни слова, поднял жалюзи и распахнул окна. Свежий морской бриз сразу разогнал табачные клубы. Мейсон постоял немного перед окном, с удовольствием вдыхая обогащенный йодом кислород. Бруксон безучастно наблюдал за его действиями. Тогда Мейсон повернулся к нему, поймал взгляд и... улыбнулся. Бруксон нахмурился было, но потом его губы дрогнули и неудержимо потянулись к ушам.
- Вот так-то лучше, дружище, - с удовольствием отметил Мейсон. - Ну что, старина Мейсон может тебе чем-нибудь помочь?
- Ха... - гаркнул Бруксон, - деньги Бруксону любой даст!
- А сколько тебе нужно?
- Тысяч восемьдесят.
- Ну... - разочарованно протянул Мейсон, - это не те деньги, чтобы из-за них так убиваться.
Восемьдесят тысяч я тебе ссужу.
- Вот! - в пьяном восторге воскликнул Бруксон. - В том-то и дело, что это не деньги! Дело в принципе.
- И в чем же состоит принцип? - хладнокровно осведомился Мейсон.
- А в том, что эти подонки совсем зарвались.
- Стоп! - остановил Бруксона полковник. - Какие такие подонки?
- Да Фрэнки и компания.
- Кто такой Фрэнки?
- Гангстер.
- Ты имеешь дело с гангстерами?
- Ха... попробуй не иметь.
Мейсон поудобней устроился в кресле и попросил:
- Пожалуйста, расскажи подробней.
- Да это... - отмахнулся Бруксон. - Ты знаешь, что такое рэкет?
- Знаю.
- Так вот: на старом шоссе я держал три бензоколонки.
- Почему держал?
- А потому... Ты лично гоняешь в город по новому фривею?
- Ну да... удобнее...
- Вот-вот... После постройки этого проклятого фривея мои колонки не дали ни цента прибыли.
Понял?
- Понял.
- Так я загнал их одному фермеру и все деньги вложил в новую станцию. Понял?
Мейсон снова согласно кивнул.
- Я купил новое оборудование, мне это влетело в кругленькую сумму. Но беда в том, что я построил станцию на чужой территории.
Брови Мейсона снова удивленно поползли вверх:
- Ты что - не уплатил за землю?
- Уплатил, оформил все, как положено.
- Так в чем дело?
- Ни черта ты не понимаешь, - взорвался Бруксон, - кроме правительства, есть еще мафия.
И ей тоже надо платить.
- И ты не уплатил?
- В том-то и дело, - грустно вздохнул Бруксон, - раньше я имел дело с Вито Профаччи.
Такой же мерзавец, как и Фрэнки. Но с ним мы сжились. А новую станцию я поставил на территории Фрэнки, у этих скотов все поделено.
- И с Фрэнки ты не можешь договориться?
- Да!
- Почему?
- Видишь ли... у меня есть конкурент. Он старый партнер Фрэнки и выложил кругленькую сумму. Ты видел на стосороковой миле, справа, строительство?
- Видел.
- Вот...вот... А Фрэнки, в свою очередь, заломил такую астрономическую цифру, что мы... в общем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47