Они ужинали в уютной гостиной, стилизованной под старинный английский зал. Одна стена была выложена красным кирпичом. Пол был набран из дубовых досок, потолок поддерживали открытые балки.
Время от времени порывами ветра бросало в стекла крупные капли дождя.
Уже за столом Джошуа сказал:
— Чур, не будем говорить о Бруно Фрае, пока не исчезнет последний кусочек мяса, последний глоток этого чудесного вина и кофе.
— Согласна, — сказала Хилари.
— Я тоже, — ответил Тони. — Мне кажется, мы слишком уж забили себе головы этим Фраем. Есть много предметов, о которых намного приятнее поговорить.
Джошуа кивнул.
— Да. Но на деле они оказываются не менее гнетущими, чем история Фрая.
С полчаса они беседовали о политике, медицине, спорте и не заметили, как вновь заговорили о Бруно Фрае. Уговор был нарушен: его имя прозвучало раньше, чем они перешли к кофе.
Хилари спросила:
— Что же такое с ним сделала Кэтрин, что так запугала его и заставила себя ненавидеть?
— Об этом я и спрашивал у Лэтама Хаторна, — ответил Джошуа.
— И что он сказал?
— Он не знает. Да и я не могу поверить, чтобы их объединяла подобная злоба друг к другу. Я знал их столько лет и могу утверждать только обратное. Кэтрин обожала его, и Бруно боготворил свою мать. Конечно, все ее считали святой за то, что она взяла ребенка, но теперь, после всего случившегося, неизвестно, что и думать.
— Минутку, — прервал его Тони. — Она его взяла? Что вы имеете в виду?
— Только то, что сказал. Она вполне могла сдать ребенка в приют, но Кэтрин этого не сделала. Она взяла Бруно в свой дом и полюбила его всем сердцем.
— Но, — вмешалась Хилари, — мы думали, он ее сын.
— Приемный, — подсказал Джошуа.
— В газетах про это не писали.
— Очень давняя история. Бруно только первые месяцы своей жизни не был Фраем. Кэтрин усыновила его еще младенцем. Иногда мне казалось, что приемыш похож на Кэтрин так, как если бы он в действительности был ее сыном. У них были одинакового цвета глаза. Да и характером он походил на Кэтрин, такой же холодный, задумчивый молчун. Кровь Фраев. Говорили, что старый Лео был тоже очень замкнутым человеком.
— Если он был приемыш, — сказала Хилари, — значит, мог быть и родной сын.
— Нет, — ответил Джошуа. — Родного не было.
— Почему вы так уверены? А если у него был брат-близнец! — воскликнула пораженная подвернувшейся догадкой Хилари.
Джошуа нахмурился.
— По-вашему, Кэтрин усыновила Бруно, не зная, что у того есть брат?
— Вот именно. Это объясняет, откуда взялся двойник.
На лбу у Джошуа еще глубже обозначились морщины.
— Но где же был этот загадочный брат в течение тридцати пяти лет?
— Возможно, что его воспитала какая-нибудь пара. — Хилари настойчиво развивала свою версию. — В другом городе, в другом конце штата.
— А может, и в другом штате, — поддержал ее Тони.
— Может быть, — кивнула Хилари.
Джошуа покачал головой.
— В нашем случае — это исключено. Бруно был единственный ребенок.
— Вы уверены?
— Безусловно. Известны обстоятельства его появления на свет.
— Но близнецы... какая хорошая версия, — жалобно сказала Хилари.
Джошуа кивнул.
— Понимаю. Это простое решение, и мне очень хочется найти такое решение, которое позволит как можно быстрее со всем этим покончить. Поверьте, мне неприятно разочаровывать вас.
— А если вам не удастся? — защищалась Хилари.
— Удастся.
— Попробуйте, — сказал Тони. — Расскажите нам о Бруно Фрае, откуда он, кто его настоящая мать. Тогда увидим, кто из нас ближе к истине.
* * *
Бруно овладел собой, только когда почти все в доме было разбито, изорвано и расколото на куски. Темная животная ярость постепенно улеглась. Некоторое время Фрай стоял посреди устроенного им погрома. Он тяжело дышал, пот стекал по разгоряченному лицу, блестел на обнаженном теле. Потом Фрай направился в спальню и оделся.
Фрай остановился у окровавленной кровати и посмотрел на зверски изуродованное тело женщины, которая носила имя Салли. Теперь он понял, хотя слишком поздно, что это не Кэтрин. Старая сука не вышла из Хилари Томас. Она переселится в другое тело, если Томас умрет. Странно, что он не подумал об этом раньше.
Как бы то ни было, Фрай не жалел о том, что сделал. Если она и не была Кэтрин, то уж наверняка ей служила. Сам Ад послал ее Кэтрин. Салли помогала Кэтрин, замышляла вместе с ней убийство. Бруно это знал наверняка. Возможно, он убил зомби. Да. Конечно. Именно зомби. Да. Как и Кэтрин, Салли восстала из могилы, где ей следовало покоиться, и ее дух вселился в чужое тело, в чужую плоть и кровь. Салли из таких.
Фрай поежился.
Она знала, где Кэтрин, но так и не сказала. Она заслужила смерть за непоколебимую верность Кэтрин.
К тому же она, конечно, не умерла навеки. Она непременно вернется и захватит чье-нибудь молодое, здоровое тело.
Все! Забыть о Салли и продолжить поиски Хилари-Кэтрин.
Сейчас она где-то его поджидала.
Он должен первым найти и убить ее.
В конце концов, кое-что Салли ему сообщила. Имя. Этот Топелис. Агент Хилари Томас. Вероятно, Топелис знает, где она прячется.
* * *
Убрав посуду, Джошуа подлил всем вина и начал рассказ о том, как круглый сирота стал единственным наследником имения Фраев. Все это Джошуа узнал от Кэтрин и от местных жителей, владельцев виноградников и виноделов.
В 1940 году, когда Бруно был год, а Кэтрин — 26, она жила в уединенном доме на вершине гряды, вместе с отцом, Лео, который еще в 1918 году переехал в эти места. Кэтрин почти не отлучалась из дому. Одно время она находилась в Сан-Франциско, в колледже, но потом неожиданно вернулась, объяснив свой поступок тем, что знания, которые дает школа, ей не пригодятся, а только ради пустой траты времени жить вдали от дома она не может. Кэтрин любила долину и их большой, в викторианском стиле особняк на горе. Это была красивая женщина, вокруг которой, если бы она только захотела, вились бы бесчисленные поклонники. Но любовь не привлекала ее. Хотя Кэтрин была еще молода, люди, из-за ее замкнутого характера и нескрываемого презрения к мужскому полу, говорили, что она останется девой и, скорее всего, останется довольна своим положением.
В январе 1940 года Кэтрин позвонила ее подруга по колледжу, Мэри Гюнтер, Мэри была в затруднении: ее муж попал в автомобильную катастрофу и погиб, когда Мэри уже находилась на шестом месяце. Мэри оказалась в отчаянном положении: родителей у нее не было, только одна подруга — Кэтрин. Она попросила Кэтрин приехать к ней к рождению ребенка; ей хотелось, чтобы в этот момент кто-нибудь близкий был рядом. Она также обратилась с просьбой к Кэтрин, чтобы та позаботилась о малыше, пока она, Мэри, не устроится на работу и не заработает немного денег для его воспитания. Кэтрин с удовольствием согласилась помочь и вскоре местные жители узнали, что она стала приемной матерью. Говорили, что Кэтрин была счастлива и с нетерпением ожидала появления чужого младенца. Как же, думали люди, Кэтрин будет любить собственных детей? Если, конечно, встретит подходящего ей человека и решится выйти за него замуж.
Примерно через полтора месяца после звонка Мэри Гюнтер и за полтора месяца до назначенной поездки в Сан-Франциско у Лео случилось кровоизлияние в мозг. Смерть застала старика среди бочек вина, его нашли лежавшим на холодном цементном полу погреба. Несмотря на обрушившееся на нее горе и свалившийся на плечи груз забот по делам имения, Кэтрин сдержала обещание. Получив в апреле от Мэри Гюнтер телеграмму о том, что ребенок появился на свет, она тотчас улетела в Сан-Франциско. Кэтрин вернулась через две недели и привезла с собой Бруно Гюнтера, новорожденного сына Мэри. Ребенок оказался щуплым и слабеньким.
Кэтрин рассчитывала, что Бруно проживет у нее год, за это время Мэри встанет на ноги и начнет работать, чтобы обеспечить себя и сына. Через полгода из Сан-Франциско долетела страшная весть — у Мэри обнаружили рак. Она умирала. Сообщили, что Мэри проживет недели две, в лучшем случае месяц. Кэтрин взяла малыша и поспешила в Сан-Франциско, чтобы мать провела свои последние дни рядом с сыном. Чувствуя близкую смерть, Мэри оформила все документы, чтобы Кэтрин смогла усыновить Бруно. Родители Мэри давно умерли, не осталось никаких родственников, которые могли бы взять на воспитание ее сына. Если бы не Кэтрин, мальчик попал бы либо в приют, либо в чужую семью, и неизвестно, как к нему там отнеслись бы. Мэри умерла. Кэтрин оплатила похороны и с Бруно вернулась в Санта-Хелену.
Она любила его как родного сына и посвящала ему все свое нерастраченное материнское чувство. Кэтрин вполне могла пригласить нянек и нанять домашнюю прислугу, но не делала этого, она не хотела, чтобы кто-то еще, кроме нее самой, заботился о ребенке. Дух независимости, которым обладал Лео, передался и дочери. Кэтрин вполне справлялась сама с воспитанием Бруно и домашними делами.
Хилари и Тони внимательнейшим образом слушали рассказ Джошуа, пытаясь обнаружить малейшую неточность, хоть какую-нибудь зацепку, которая могла бы дать ключ к разгадке тайны. Тони подался вперед, уставившись на Джошуа и положив руки на стол. Сейчас он выпрямился и взял в ладони бокал вина.
Джошуа сказал:
— Многие в Санта-Хелене запомнили Кэтрин за ее любовь к приемному сыну. Местные жители считают Кэтрин святой.
— Значит, близнецов не было, — задумчиво сказал Тони.
— Не было.
Хилари вздохнула.
— А это значит, что меня положили на лопатки.
— Кое-что мне осталось непонятным, — добавил Тони.
Джошуа вскинул бровь.
— Например?
— Даже в наше время, когда законы становятся менее строгими, одинокой женщине чертовски сложно усыновить чужого ребенка. А что говорить о сороковых годах. Тогда это было практически невозможно сделать.
— Думаю, что я смогу отвести данное подозрение, — ответил Джошуа. — Если память мне не изменяет, когда-то Кэтрин рассказала мне, что они с Мэри предвидели затруднения судебного порядка. Поэтому они обманули судью, сказав, что Кэтрин — кузина Мэри и единственная ее родственница. В то время закон допускал усыновление родственниками.
— И что же, в суде поверили на слово? — не унимался Тони.
— Лет сорок назад, в отличие от наших дней, как-то меньше интересовались внутрисемейными отношениями и степенью родственных связей. По-моему, это было правильно.
Хилари обратилась к Тони:
— Я вижу, ты еще что-то хочешь спросить? Тони потер лоб рукой.
— Мне сложно выразить это в словах... Как сказать... Но... вся история кажется слишком уж складная.
— То есть выдуманная? — спросил Джошуа.
— Не знаю. Не знаю, что это на самом деле. Но когда столько лет полицейский, то уже чувствуешь носом что-то неладное.
— Чем-то пахнет? — спросила Хилари.
— Думаю, да.
— Чем? — поинтересовался Джошуа.
— Да ничего особенного. Я же говорю, история слишком гладко звучит. — Тони отхлебнул вина. — А что если Бруно был родным сыном Кэтрин?
Джошуа вытаращил глаза и сидел, не в силах произнести ни слова. Наконец, вновь обретя дар речи, он пробормотал:
— Ты серьезно?
— Да.
— Не думаешь ли ты, что Кэтрин выдумала всю историю с Мэри Гюнтер, а сама уехала в Сан-Франциско, чтобы родить незаконного ребенка?
— Примерно так я и думаю.
— Нет, — покачал головой Джошуа. — Она не была беременна.
— Вы уверены?
— Вполне. Хотя и не брал у нее анализы. Даже не жил в долине в 1940 году. Но я думаю, много раз слышал об этом от людей, которые знали Кэтрин и в сороковом году, и раньше. Вы можете сказать, что они, как попугаи, повторяли историю, которую выдумала, а потом распространила сама Кэтрин. Однако слышанное подтверждалось, так сказать, визуально. Будь она беременна, неужто никто этого не заметил, тем более в таком городке, как Санта-Хелена.
— Большинство женщин во время беременности носят бандаж — сказала Хилари. — Он практически делает незаметным округлившийся живот.
— Вы забываете о презрении, которое Кэтрин питала к мужчинам, — возразил Джошуа. — Она ни с кем не встречалась. Трудно вообразить, каким образом она забеременела.
— Не обязательно же она должна встречаться с местным, — сказал Тони. — Во время уборки винограда разве здесь не появляются сезонные работники? И разве среди них не встречаются молодые, красивые мужчины?
— Стоп, стоп, — остановил его Джошуа. — Кэтрин, которая презирала мужской пол, могла спутаться с каким-то бродягой?!
— Почему бы и нет?
— Несерьезно, Тони. Куда ж, по-твоему, подевалась беременность? Нет. Слишком много «может».
— Вы правы, — согласилась Хилари. — Итак, очередная версия потерпела крах.
* * *
Кухня в доме Салли. Стоя на обломках посуды, Бруно Фрай искал в телефонной книжке номер фирмы Топелиса.
Беверли-Хиллз.
Он набрал номер приемной.
— Извините, помогите мне, пожалуйста, — сказал он, — у меня несчастье.
— Несчастье?
— Да. Видите ли, моя сестра — клиент Топелиса. У нас в семье несчастье: умер родственник, я должен разыскать ее.
— О, простите, — ответила женщина.
— Дело в том, что моя сестра уехала на выходные, а куда именно, я не знаю.
— Понимаю.
— Мне необходимо узнать, где она.
— Да не беспокойтесь, я оставлю записку мистеру Топелису. Но дело в том, что его сегодня нет, он уехал, не оставив своих координат.
— А, может, сестра звонила ему и сообщила, где находится?
— Как имя вашей сестры?
— Хилари Томас.
— О, да. Теперь я знаю, о ком вы спрашиваете.
— Прекрасно.
— Кто-то звонил мне недавно и просил передать записку Хилари Томас. Подождите минутку. Хорошо?
— Да.
— Где-то у меня эта записка?
— А вот она. Звонил некий мистер Стивенс. Он просил передать, когда приедет мистер Топелис, что с нетерпением ждет звонка от мисс Томас, как только она вернется из Санта-Хелены. Значит, она, должно быть, в Санта-Хелене.
Бруно был ошеломлен. Он не мог промолвить ни слова.
— Только неизвестно, в каком отеле или мотеле она остановилась, — извиняющимся голосом продолжала женщина. — Но Напа Уэлли — небольшое местечко и не составит труда разыскать ее там.
— Не составит, — как эхо, повторил Бруно.
— У нее есть знакомые в Санта-Хелене?
— Что?
— Может, ваша сестра остановилась у друзей?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47