- К комфорту? - переспросил Тамаз.
- Самая приятная смерть, - сказала Анни. - Сладко засыпаешь. И - эс-
тетичная.
- Она что, уже умерла? - побледнела Ирина.
- Quoi?
Тамаз перевел.
- Пока нет. Может, и вытащим! - качнула врач головою с некоторым сом-
нением.
- Что она сказала? - напряглась Ирина.
- Что вытащат.
- Нет, перед этим.
- Что это самая приятная смерть. Как будто сладко засыпаешь. И самая
эстетичная. Только это она говорит чушь!
"Рено" Анни медленно ехал по главной улице Saint-Genevieve du Bois,
Ирина с Тамазом на "ягуаре" следовали сзади.
- И чего мы к ней потащились? - ворчала Ирина. - Сидели б да ждали
результатов.
- Раз она сказала, что ей позвонят! Смотри как красиво!
Городок и впрямь был очень собою хорош, и в другой раз Ирина, конеч-
но, заметила бы это. "Рено" свернул направо, наверх.
- Старый город, - перевел Тамаз надпись.
"Рено" остановился.
- Ну вот, - гордо сказала Анни у двухэтажного коттеджа красного кир-
пича. - Тут я и живу! - И добавила по-русски: - Будьте как дома.
Ирина лежала поперек широченной кровати в гостевой комнате и переклю-
чала телевизионные программы туда-сюда. В дверях появился Тамаз:
- Ты точно не хочешь есть?
Ирина только качнула головою.
- Ты б видела, что за ужин приготовила Анни! Оливки, фаршированные
анчоусами! Форель с луком! Маринованная лососина! А какое вино! А у тебя
как назло пропал аппетит!
- Ты издеваешься надо мною, Тамаз, да? - спросила Ирина.
- Почему издеваюсь? Ах! Я совсем забыл сказать: звонили из клиники.
Ты совершенно здорова! Слышишь! Совершенно здорова! - и Тамаз бросился к
Ирине, поднял ее на руки, закружил.
Улыбающаяся Анни стояла в дверях:
- Не так уж и совершенно! Ты забыл, что ей надо обратить серьезное
внимание на гланды?
06.12.90
Преклонив колени, Ирина поставила свечку перед ликом Богоматери.
У придела, недалеко от дверей, замерла старушка в черном, и, когда
Ирина вышла на залитую солнцем улицу предместья к поджидающим ее в "ягу-
аре" с открытым по случаю хорошей погоды верхом Анни и Тамазу, последо-
вала за нею.
- Простите, барышня, - сказала по-русски, но с легким каким-то нале-
том акцента. - Как там в Москве? Неспокойно, да? Не опасно съездить?
Рядом со старушкою стояла девушка лет двадцати: внучка ли, правнучка,
и жадно, напряженно вслушивалась в получужой язык.
- В Москве? - и Ирина улыбнулась. - А я, знаете, никогда в жизни в
Москве не была. Мы из Тбилиси, правда, Тамазик?! - крикнула вдруг на всю
улицу и расхохоталась.
- Так вот он какой, Париж!.. - Ирина стояла у Триумфальной арки и
смотрела на залитые ярким желтым светом, обдуваемые искусственным пред-
рождественским снегом сказочные Елисейские Поля, на десятки стройных,
высоких, в разные цвета выкрашенных еловых деревьев.
- Ты так говоришь, - отозвался Тамаз, - будто впервые его видишь.
- Конечно, впервые! Конечно, Тамазик, впервые!
В модном салоне Ирина с помощью двух продавщиц примеряла один туалет
за другим: все шли ей, каждый менял до неузнаваемости, но только, кажет-
ся, прибавлял красоты и обаяния.
Иринины облики мелькали перед Тамазом калейдоскопом так, что аж голо-
ва шла кругом!
09.12.90
Катиться вниз было страшно и весело; сильно, правда, бросало из сто-
роны в сторону, и так вдруг бросило на небольшой пригорок, что отвер-
нуть, отклониться не получилось.
Лыжа наткнулась на лыжу, ускакала, освобожденная автоматическим креп-
лением, Ирина полетела кубарем, зарылась в снег.
Но Тамаз уже был тут как тут: лихо вспорол белую целину прямо перед
женою.
А она улыбалась, обметая варежкою выбившиеся из-под шапочки волосы.
Тамаз повалился рядом, принялся целовать Ирину.
Она отбрыкивалась, счастливо хохотала, пока вдруг не попала, затихла:
это были те же самые кони, только карета стояла уже на полозьях и вместо
выгоревшего ковра осенней травы расстилалась кругом белая целина.
Шевалье на своем вороном ускакал далеко вперед, и теперь уже дама пы-
талась его нагнать, покрикивая на кучера. Шевалье даже не оборачивался.
- Herr Awchlediani! Herr Awchlediani! RuЯland! - голос отельного слу-
жителя не вдруг пробился в сознание Ирины сквозь топот коней: служитель
стоял наверху, возле игрушечного шале, держал на отлете трубку-радиоте-
лефон.
И, хотя звонок из России мог означать что угодно, самое приятное -
тревога кольнула Ирину.
Тамаз тоже встревожился: бросил жене лыжи, закарабкался наверх. Ирина
не поспевала.
Когда же выбралась к гостиничке, Тамаз уже переговорил: служитель с
телефоном как раз исчезал в дверях.
- Маме очень плохо, - объяснил Тамаз. - И еще: проект на конкурсе
провалили!
12.12.90
Такси остановилось возле тамазова родительского дома под вечер. Ирина
наладилась выходить.
- Погоди, - сказал архитектор. - Видишь ли! - и замялся. - Я очень
надеюсь - ты не обидишься. Но давай я лучше схожу один. А? - и как-то
заискивающе заглянул Ирине в лицо. - А ты поезжай в мастерскую! Видишь
ли! - повторил. - Наши, грузинские дела. Не все тут так просто! Ну?.. Я
или заеду за тобой, или позвоню. Или пришлю кого-нибудь!
- Но, может! - гордость боролась в Ирине с тревогою, обида - с лю-
бовью, - может, я подожду в машине?
- Не надо, - качнул головою Тамаз. - Все равно ничего хорошего из
этого не выйдет. Поезжай, - и слишком как-то резко выбрался из такси,
скрылся в парадной.
- Тамаз! - крикнула Ирина вдогонку отчаянно. - Тамаз! У меня даже де-
нег нет - расплатиться.
Хлопнула, ухнула подъздная тяжелая дверь.
- Он оставил, - сказал водитель, не оборачиваясь. - Поехали.
- Раз оставил - поехали, - согласилась Ирина.
Такси тронулось. Ирина покусывала пальчик: все равно ничего хорошего
из этого не выйдет!
13.12.90
Тамаз появился под утро. Вошел в мастерскую крадучись, и Ирине, кото-
рая, конечно же, бодрствовала, показалось, что не потому крадучись, что
заботится о ее покое, а потому, что чувствует себя виноватым.
Она лежала якобы во сне, дышала ровно, пока Тамаз беззвучно раздевал-
ся, а, когда он осторожно, стараясь не задеть, не притронуться, устроил-
ся рядом, спокойно произнесла:
- Что мама?
Тамаз даже вздрогнул:
- Мама?
- Ну да, - пояснила с легкой издевкою в голосе. - Мама.
Тамаз заикался очень редко - и вот, это был как раз тот случай:
- П-п-по=м-м-моему в п-п-по-рядке.
- Ее сильно расстроило, что я выздоровела? - спросила Ирина.
Тамаз спрятал глаза, не нашелся что ответить.
17.12.90
Натэла Серапионовна давила на звонковую кнопку: Ирина пристально
рассматривала свекровь сквозь широкоугольный, искажающий мир глазок. По-
том открыла.
- Здравствуй, милочка, - сказала Натэла Серапионовна, входя в мас-
терскую решительно и по-хозяйски, нисколько не беря во внимание отнюдь
не пригласительную позу невестки. - Что не отпирала так долго? Любовника
прятала?
Ирина проглотила оскорбительную шутку, прошла за гостьей. Та поправи-
ла скособоченную картину, переставила цветочный горшок, смахнула с под-
черкнутой брезгливостью невидимую пылинку со стола и, наконец, устрои-
лась на диване. Ирина с ногами, по-домашнему, села напротив, в большое
кожаное кресло:
- Как вы себя чувствуете?
- Как бы я себя ни чувствовала, умирать к сроку никому не обещала. А
пообещаю - выполню.
Ирине страшно сделалось воспринять эти слова за намек.
- Я вам кофе сварю, Натэла Серапионовна!
Встала, пошла на кухню, всыпала горсть зерен в старинную деревянную
мельницу, принялась методично, глядя в окно, вертеть ручку. Спиною по-
чувствовала пристальный взгляд свекрови и, не обернувшись даже, спроси-
ла:
- Что-нибудь не так?
- Наблюдаю, - ответила Натэла Серапионовна. - Я многое в жизни пови-
дала: и как на мнимую девственность ловят, и как на беременность. Но
чтобы на смерть!..
Ирина уронила мельницу. Деревянный корпус раскололся, кофейные зерна
заскакали по полу.
- Ладно-ладно! Не делай большие глаза. Не строй святую Инессу.
Ирина взяла совок, веник, принялась подметать.
- Не то что бы меня твой цинизм поразил - цинизму границ не бывает.
Но как тебе не страшно словами было такими играть? Сглазить ведь можно!
- Вы что, убить меня собираетесь? - с попыткой улыбки подняла Ирина
голову.
- Много чести будет - душу из-за тебя губить! Собираюсь только, чтоб
ты знала: никого ты не обманула: ни меня, ни Реваза Ираклиевича! Тамаз -
мальчик, конечно, глупый. Он - художник, простая душа. Но и у него глаза
откроются, уж я позабочусь. У тебя какие-нибудь анализы, снимки - есть?
Что ты действительно болела раком?
- Уходите отсюда, Натэла Серапионовна, - сказала Ирина тихо.
- Я? Отсюда? Да с какой это стати?! Мастерскую сняла мальчику я. На
деньги Реваза Ираклиевича. С какой это стати отсюда уйду?!
- Хорошо, - согласилась Ирина. - Вы, я вижу, хотите, чтобы уехала. Я
уеду, если мне это скажет Тамаз.
- Ах, какая хитрая! Тамаз мальчик гордый! Тамаз никогда не признает-
ся, что его провели как ребенка. Не-ет! ты уедешь сама!
- Не уеду, - ответила Ирина твердо. - Сама - не уеду.
- Еще как уедешь! - возразила Натэла Серапионовна. - И не просто уе-
дешь, а приведешь мужика, устроишь, чтобы Тамаз застал тебя! не беспо-
койся: он - не убьет! - застал и выгнал! к ебеней матери!
- Да вы! - поразилась Ирина. - Вы! сумасшедшая!
- Я?! - расхохоталась Натэла Серапионовна.
- Сумасшедшая, - тихо повторила Ирина: не свекрови уже - себе.
- Не-ет, милочка! Я очень даже нормальная. Реваз Ираклиевич собрал
все подробности насчет тех десяти тысяч!
- Каких еще тысяч? - удивилась Ирина.
- Таких, что ты вымогала у Тамаза в Пицунде. Ты в тбилисской тюрьме
еще не бывала?
- Десять тысяч?.. Вымогала?.. - Ирина опустилась на стул.
- Вот, смотри! - достала Натэла Серапионовна бумажку из сумочки, по-
махала над Ириною в высоко вытянутой руке. - У меня есть документы! Та-
мазик попросил эти деньги откупиться от абхазов. А Реваз Ираклиевич все
выяснил: это ты с него требовала, ты!
!Красные купюры закружились, полетели, как ржавые листья, во тьме, то
и дело высвечиваемые пронзительным сиянием маяка; Тамаз шел по базару,
осыпая Ирину лепестками роз!
- Хорошо, Натэла Серапионовна, - сказала Ирина. - Я подумаю. Только
оставьте меня сейчас одну.
Свекровь пикнула электронными часами:
- Сегодня среда? В понедельник передаю документы следователю. - И,
задержавшись на мгновенье в дверях, произнесла эдак проникновенно: - И
послушай моего доброго совета, милочка: никогда никого не лови больше на
смерть. Это грех. Кощунство. Ах, да!.. - как будто вдруг вспомнила. - Ты
ж некрещеная!
- Откуда вы знаете?! - простонала Ирина.
- Как откуда? - спросила свекровь так наивно, как только сумела. -
Конечно, от Тамазика.
И ушла.
Все плыло у Ирины перед глазами! Она вытащила из-под кровати чемодан,
сумку, стала, как сомнамбула, бросать в них одно, другое! Приостанови-
лась на мгновенье, огляделась в задумчивости. Взяла банан-двухкассетник.
Включила. Ожила мелодия, та самая, под которую добиралась Ирина от Сиби-
ри до Грузии.
Снова принялась было за сборы, но вернулась к магнитофону, поставила
на пол, посреди комнаты, присела на корточки. Вырубила музыку, нажала на
красную кнопку записи. Сказала:
- Тамазик, я еду домой: надо выписаться, попрощаться, вообще: уладить
дела. Сам знаешь: все у нас с тобою случилось так! внезапно. Позвони мне
туда. Я вернусь, как только позовешь. Мой телефон: два ноль два двадцать
два. Смешной телефон, правда?
Ирина думала, что бы добавить еще, пленка вертелась беззвучно, но тут
внизу хлопнули дверцы подъехавшего автомобиля.
Ирина глянула в окно: Тамаз с приятелем извлекали из багажника уни-
версала огромный макет храма, возвращенный с конкурса. Водитель помогал
изнутри.
Ирина засуетилась: бросила в чемодан какое-то платье, побежала в
спальню снимать гобелен!
Храм уже стоял у подъезда, мужчины прилаживались поднять его, чтоб
нести. Ирина поняла, что ничего больше не успеет, так и оставила гобелен
повисшим на угловом гвоздике. Наскоро щелкнула чемоданными замочками,
дернула сумочную молнию, накинула пальто, сунула в карман шапку. Выско-
чила на площадку.
Храм полз, надвигаясь по ближнему пролету, но, слава Богу, загоражи-
вал Ирину от Тамаза. Ирина скакнула бесшумно на верхнюю площадку, осто-
рожненько перегнулась через перила, увидела, как вплывает храм в мас-
терскую!
Когда дверь захлопнулась, легко и быстро сбежала вниз.
Выбралась из такси. Достала вещи. Пошла в здание. На мгновенье задер-
жалась в дверях, обернулась.
Обернулась и от кассового окошечка в самый момент, когда нужно было
отдавать за билет деньги, и - последней входя в загон на досмотр, и -
едва удерживаясь на крайней ступеньке аэродромного автобуса, и даже - на
верхней площадке трапа, раздражая подгоняющую не задерживать стюардессу.
Тамаза не было.
21.12.90
В родном городке снегу успело навалить столько, что Ирина едва проб-
ралась к полуподвальному оконцу междугородной.
- Ой, Ирка, - выскочила Тамарка, - какие дела! Явилась - не запыли-
лась! Ну ты, подруга, даешь! Щас чаю поставлю.
Ирина вытащила два пузыря "Сибирской".
- Ну ты даешь! - повторила Тамарка. - Щас, сядем тихонечко. Связи не-
ту. Тишина-покой! - чай, закусочка, стакан - все это между прочим, в
процессе разговора. - Ну чо ты, где, говори, давно приехала?
- Я сейчас, Тамарка, княгиня, - сказала Ирина.
- Ну? Треплешься!
- Зуб даю. Княгиня Авхледиани. Во, смотри, - и протянула подруге сви-
детельство о браке.
- Ой, Ирка! Ну давай, давай, рассказывай! Умру щас! - и Тамарка, вы-
терев руки о юбку, осторожно тронула иринину кофточку.
- Из Парижа. Хочешь померить? - Ирина принялась расстегивать пугови-
цы.
- Ой! - запунцовелась Тамарка и надела кофточку, осмотрела себя.
- Нравится? - спросила Ирина. - Дарю, - и набросила на голые плечи
облезлое тамаркино.
- Чо, обалдела? - не поверила та.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83