- А можно ли, Тамазик? ведь я некрещеная. Я пела в церковном хоре, a
сама!
- Некрещеная? - обеспокоился Тамаз. - Что ж раньше молчала? - но, по-
ведя быстрым смышленым взглядом вокруг и не рискнув даже представить,
что за скандал разразится, огласи он вдруг свежую новость, шепнул: - Ни-
чего. Не важно. В конце концов, все это ритуал, не больше. Бог простит.
Служба шла по-грузински. По-грузински же Ирина ответила и свое да - с
подсказки Тамаза.
Может быть, из-за великолепия квартиры родителей Тамаза, которое не
могло не подавить Ирину (да у нее, скажем прямо, были и прочие причины
для неважного настроения), и гости, и хозяева: кто в шумной суете закан-
чивая последние приготовления к застолью, кто - степенно беседуя-покури-
вая в его ожидании, - показались ей собравшимися скорее на похороны, и
взгляды, которые она, виновница торжества, на себе ловила, были (или во-
ображались ей) полными столь скорбного сочувствия, что она (Тамаз, как
назло, решал неотложные какие-то проблемы с вином) не выдержала, скры-
лась в ванной, где, пристально вглядываясь в отражение, пыталась угадать
знак смерти, столь поразивший гостей, и молодую долго, наверное, разыс-
кивали, прежде чем разыскали, наконец, и усадили в середину стола рядом
с молодым!
Уже стемнело, играли хрусталем люстры, и Ирина увидела роскошный этот
пир как бы извне: словно картину в раме, словно сквозь уличное, без пе-
реплета, не пропускающее звука окно, - и медленно отлетала дальше и
дальше под давнюю музыку пицундских прогулок, пока окно не уменьшилось
до неразличимости с другими светящимися тбилисскими окнами!
29.11.90
На месте будущего храма рыл канаву бульдозер, оживленно копошились
строители; неподалеку, через складку между холмами, весело играя под ут-
ренним солнцем, ползали вверх-вниз яркие вагончики канатной дороги.
Тамаз горячился, кричал на лысого человечка с усиками под Микояна,
прораба, что ли:
- Какой ресторан?! Какой может быть ресторан?!
- Итальянский, - хладнокровно отвечал что ли прораб.
- Я тебе уже объяснял: у нас национальная программа! Храм! Возрожде-
ние! Ты грузин или не грузин?! Ты, спрашиваю, грузин?! - тыкал Тамаз
указательным в грудь лысого.
- А чего ты на меня орешь? Т, что ли, землю выделил? Мое вообще дело
маленькое!
- А у нас у каждого - дело маленькое. Потому мы все и в дерьме!..
!И вдруг перетянутая струна несущего троса с глухим стуком - чеховс-
кая бадья в шахту - лопнула. Два вагончика, как раз поравнявшиеся во
встречном движении, ухнули, смялись, ударясь друг о друга и об огромный
валун, перевернулись раз-другой - из одного при перевороте вылетело, от-
катилось на десяток метров тело женщины в желтом иринином плаще - и за-
мерли искореженной грудой металла, наткнувшись на каменное препятствие.
А туда, вниз, к ним, катил кубарем верхний, переполненный, только-только
отошедший от конечной.
Тамаз смотрел за всем этим несколько ошарашенно, пока вдруг безумная
мысль не посетила его. Сорвавшись с места как скаженный, через овраг,
через какую-то свалку, обдирая одежду и кожу, ринулся он к месту катаст-
рофы.
Завыли сиренами милицейские машины и "скорые", подкатив и к верхней
площадке, и к нижней. Люди в халатах, в формах, в штатском - одни сыпа-
лись вниз, другие - карабкались наверх. А Тамаз: измазанный, запыхавший-
ся, в крови, - надвигался с фланга.
Милицейские все же опередили, стали заслоном. Тамаз пробивался сквозь
них, бешеный, кричал:
- Пустите! Там моя жена! Слышите?!
И прорвался.
Груда трупов и умирающих привлекла его внимание - и то смазанное, по-
верхностное, - после того только, как он убедился, что та женщина - вов-
се не Ирина. Да и странно: как он мог перепутать? - сходство, если и су-
ществовало - самое поверхностное, отдаленное.
Псевдоирина была непоправимо мертва, хотя внешне в ней ничего, кажет-
ся, не нарушилось: разве голова вывернута как-то не вполне естественно.
Тут уже суетились люди с носилками, вязко плыли стоны, летели корот-
кие распоряжения. Тамаза несколько раз отталкивали с дороги: он всем ме-
шал. Ноги были как ватные. Следовало собраться с силами.
Архитектор, тяжело дыша, опустился на землю.
- Что с вами? - развернул его кто-то в белом. - Ранены?
- А? - дико спросил Тамаз. - Нет! нет, извините! Я! Я проходил мимо!
Вот она, - кивнул за спину, - кровь в основании храма!
- Что? - не понял медик.
- Извините, - ответил Тамаз, встал, побрел прочь, потом свернул, при-
нялся карабкаться наверх.
По мере того, как утихало нервное потрясение, возвращалась тревога,
придавала энергии несколько, может быть, даже неестественной. Выбравшись
на улицу, Тамаз бросился к автомату. В карманах не оказалось двушки, но
это было не так существенно: главное, чтоб на том конце провода сняли
трубку.
Сигналы, однако, летели в пустоту, и тревога усилилась почти до
только что испытанной. Тамаз выскочил из будки, буквально бросился под
колеса грузовика.
- Старик! - крикнул водителю. - Срочно! Жена умирает!
Грузовик прыгал по тбилисским мостовым, Тамаз сидел рядом с шофером:
побелевший, закусивший губу. Наконец, остановились возле мастерской.
Тамаз взлетел по лестнице. Придавил кнопку звонка, а другой рукою ли-
хорадочно шарил в кармане, откапывая ключи. Справился с замком. Влетел в
прихожую.
- Это ты, Тамазик? - легкий, нежный, светлый, как-то даже оскорби-
тельный применительно к тамазову состоянию голосок донесся из ванной. -
Как кстати! иди сюда! потри мне спинку!
Тамаз сбросил куртку прямо на пол, разгладил ладонью лицо, вошел в
ванную. Ирина, зажмурясь от удовольствия, нежилась, только что не мурлы-
кала, под одеялом теплой пены. Тамаз оперся об косяк и молчал.
Приоткрыв глаза, Ирина встревожилась:
- Что с тобой, миленький?
- Пустяки, - ответил Тамаз. - Упал. Н-ничего особенного, - и, надев
на грязную, в крови, руку бело-розовую банную варежку, сильно провел по
ирининой спине.
- Тихо, сумасшедший! Обдерешь!..
- Ах, ты боли боишься? - сказал Тамаз с очень вдруг усилившимся ак-
центом. - А моей боли ты не боишься?! Ты подумала, как я теперь буду
жить один?! Умирать она собралась! Как красиво! как романтично! Да зна-
ешь ли ты, что такое смерть?!
- Чего бесишься? - прикрикнула в тон Ирина. - Может, я и не умру те-
перь вовсе. Может, любовь сильнее!
- Еще как умрешь! Как миленькая! Страшно! По-настоящему! Любовь
сильнее, - передразнил. - Начиталась сюсюканий! - и, больно схватив Ири-
ну за руку, выдернул ее из воды, вытолкал в комнату, бросил на диван -
Ирина оставляла клочья пены повсюду, словно Афродита.
- Одевайся! - стал швырять тряпки без разбора, кучею. - Одевайся!
Едем к врачу!
- Конечно, милый, - сказала притихшая Ирина, прикрываясь тряпками. -
Только успокойся, - но Тамаз, имевший другую установку, продолжал, как
если б Ирина ответила не да, а нет:
- Хочешь лежать в гробу куколкою!? Так вот того не допущу я!
- Но да, милый, да!
- В гробу куколок не бывает - только трупы!
- Да!
- И я тебе умереть не дам.
- Да!
- Ты распоряжалась собою, пока не вышла за меня!
- Милый, - взяла Ирина мужа за руку. - Принеси, пожалуйста, полотен-
це.
Тамаз очнулся, пошел в ванную.
- Что мне надеть? - спросила Ирина вдогонку.
- Ничего, - ответил Тамаз после паузы. - Ты была совершенно права,
что не дала себя резать этим коновалам. Мы едем во Францию.
- Куда-куда? - рассмеялась Ирина шутке мужа.
- В Нормандии живет дядя. Кинорежиссер. У него конный заводик и! про-
чее.
- Может, не надо, милый? Я слышала, там операции безумно дорогие. Кто
я твоему дяде? Кто ему даже ты?!
- Ты не знаешь грузин! - почти обиделся Тамаз.
- Знаю, милый, знаю. Я за грузином замужем. Но давай как-нибудь уж
здесь! Своими силами! не одалживаясь!
- Почему одалживаясь? Почему сразу одалживаясь? Он приезжал недавно,
взял пару моих проектов. Тебе в это трудно поверить, но твой муж
действительно талантливый архитектор. Он мне предлагал деньги сразу, я
не взял, а теперь! Ну, что смотришь? Что смотришь? Даже среди грузинов я
не встречал идиотов разбрасываться валютой просто так. Принеси-ка теле-
фон. Набери международную. - И назвал номер.
- Увидеть Лондон и умереть? - спросила Ирина.
- Что? - не понял Тамаз.
- Детектив! Детектив так называется, - и Ирина достала из-под кресла
потрепанную книжицу.
03.12.90
Машина была тяжелая, дорогая, шикарная. Вел шофер в форменной фураж-
ке. Ирина отодвинулась от мужа, забилась в угол заднего дивана, не гля-
дела по сторонам.
- Чего киснешь? - спросил Тамаз. - Франция!
Ирина пожала плечиками.
- Хчешь за руль?
- Я? - удивилась-загорелась Ирина. - Неужто позволит?
Тамаз выдал пулеметную очередь французских слов. Машина остановилась.
Водитель вышел, распахнул дверцу перед Ириною, потом, когда та заняла
его место, закрыл. Сам обошел капот, уселся рядом. Что-то Тамазу сказал.
- Спрашивает, имела ли ты дело с автоматической коробкой? Надо просто
перевести вперед этот рычаг.
- Не хочу! - снова скисла Ирина. - Не надо. Мне не интересно!
04.12.90
!В сущности, это был бесконечный монолог о лошадях: о тонкостях раз-
ведения, о породах, о ценах, о чем-то там еще! А произносил его дядя то
ранним серым зимним утром, на нормандском берегу, любуясь и впрямь бе-
зумно красивым табунком, скачущим по кромке прибоя; то на конной же про-
гулке - втроем - и странно даже было, как Ирине, впервые катающейся вер-
хом, удается так ловко держаться в седле, ловко, но равнодушно; то во
дворе конного заводика, на выездке; то за ужином при свечах (мужчины в
смокингах, Ирина в декольте), внутри огромного дома, стилизованного под
старинный нормандский!
Ирина, слушавшая с подчеркнутой вежливостью, все ж, наконец, не вы-
держала, перебила:
- Шалва Георгиевич, извините. Все это безумно интересно. Но! Тамаз
рассказывал, зачем мы сюда приехали?
Шалва Георгиевич посмотрел на новую родственницу странным, холоднова-
тым взглядом:
- Я дал ему денег. Мой доктор - не специалист. Не вызывать же из Па-
рижа. Отдохнете и поезжайте.
- Да не устали мы вовсе! - выкрикнула Ирина. - От другого устали!
Дядя посмотрел еще холоднее:
- Поезжайте завтра с утра.
- Я сейчас хочу, сейчас же, сейчас! - выкрикнула Ирина.
- Сейчас? - повторил дядя и уставился на окно, за которым бился ноч-
ной ветер, потом на старинные настенные часы. - Сейчас мой водитель уже!
Но если вы готовы ехать сами, берите "Ягуар" и! - и встал из-за стола,
вышел из комнаты.
- Как ты себя ведешь?! - напустился на жену Тамаз. - Как ты себя ве-
дешь?
- Как он себя ведет?! - возразила Ирина. - И где твоя независи-
мость?!.
Ветер бесновался почище хакаса. Они проезжали курортный городок. Одно
здание сияло огнями.
- Что здесь? - спросила Ирина.
- Казино, - буркнул Тамаз.
Ирина резко затормозила, сдала назад, вышла, приказывающе-приглашающе
кивнула мужу!
- На зеро выпадает раз в тысячу лет! - ужаснулся Тамаз, глядя, как
выгребает Ирина из бумажника последние деньги и сует их в кассовое око-
шечко.
- Это твои деньги? Твои? А обратные билеты у нас, кажется, есть.
- Да пожалуйста, ставь на что хочешь! Только ведь! операция!
- Вот пускай Бог и подскажет!
Крупье произнес положенные слова и пустил шарик. Он поскакал, попры-
гал и, по законам жанра, остановился, естественно, на зеро. Крупье пог-
реб лопаточкою груды фишек в сторону Ирины.
- А теперь? - спросил оторопевший Тамаз. - На что ставим теперь?
- А теперь - хватит, - отрезала Ирина, сгребая фишки в сумочку, - по-
ехали!
- Так везет же! - изумился Тамаз.
- Это-то и печально!
05.12.90
На Монмартре было холодно, дул ветер, что не мешало доброму полутору
десятку художников со всего, казалось, света сидеть вокруг Ирины и рисо-
вать ее.
Один из них, рыжий, отложив карандаш, сказал:
- Может, хоть улыбнешься? - и, видя, что Ирина не понимает языка,
продемонстрировал.
Ирина послушно растянула рот.
- Нет, - объяснил рыжий. - Глазами, - и, бросив в раздражении каран-
даш, обеими руками ткнул себя в глаза.
Глазами у Ирины не получилось, и рыжий свой рисунок разорвал.
Тамаз тем временем расплачивался с остальными, собирал портреты.
- Развесишь по мастерской, когда я?.. - спросила Ирина, не договорив:
умру!
Они стояли во дворике приемного покоя L'Hotel Dieu, растерянные, не
зная ли, не решаясь, куда ткнуться.
Вкатила скорая. Санитары понесли носилки, на которых, прикрытая прос-
тынею, лежала мертвенно-серая красавица мулатка. Из кабины выбралась
женщина-врач, бросила пару слов дежурному и тут обратила внимание на на-
шу парочку, улыбнулась и, подталкивая узнавание, ударила в ладоши
раз-другой в характерном ритме того, пицундского, танца, притопнула нож-
кою.
- Какие встречи! - сказала, когда и Тамаз, и Ирина, наконец, улыбну-
лись. - Меня звать Анни!.
Санитар катил по бесконечной древней галерее каталку с мулаткою, ко-
торую сопровождала докторица, а Тамаз и Ирина сопровождали в свою оче-
редь ее.
- Дура! - кивнула на каталку Анни. - Не ценит жизни! Вогнала в вену
тройную дозу омнопона.
- Омнопон? - вылущила Ирина из невнятной ей французской речи знакомое
словцо.
- Mais oui, oui, - улыбнулась врачиха.
- Самоубийца, - пояснил Тамаз. - Грешница. А откуда ты знаешь этот!
ну как его?
- Омнопон? - напомнила Ирина. - Сильное обезболивающее. Я папу целый
месяц колола. Перед смертью.
- Сама? - удивился Тамаз мужеству жены.
- А у нас пока медсестру дождешь!
- Она говорит, - перевел Тамаз для Анни, выказавшей на лице заинтере-
сованность, - что колола отца, когда он умирал.
- Mais oui, oui! - согласилась та. - Как и во всем на свете, тут
главное - доза.
- Она говорит, - сказал Тамаз, - что главное - доза.
- И все-таки удивительно, - кивнула француженка в сторону мулатки. -
С одной стороны, самообладание: надо ж в такой момент в вену попасть! С
другой - непонятная в самоубийце страсть к комфорту.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83