Ударь.
Так я и сделал. Не дожидаясь, пока сомнение заморозит мои конечности, я сверкающей дугой обрушил Элькэлэдар на чашу. Кейн научил меня владеть мечом в совершенстве. Лезвие рассекло лишь жемчуг, не более. Силюстрия прошла через мягкое покрытие, тонкая оболочка раскололась, как скорлупа вареного яйца. Кусочки жемчуга со звоном посыпались на мраморный постамент, и из-под него показалась гладкая золотая чаша.
– О Боже! О Боже!
Кейн, не обращая внимания на потрясенного Мэрэма, взял её в руки и быстренько стряхнул кусочки жемчуга, все еще цеплявшиеся за золотую поверхность, совершенную и незапятнанную, как силюстрия моего меча.
– Вот камень Света! – воскликнул Мэрэм.
Кейн выглядел странно. Его лицо вспыхнуло удивлением, сомнением, радостью, горечью и страхом. По прошествии очень долгого времени он вручил чашу мне. В тот момент, когда мои руки сомкнулись вокруг нее, я ощутил, как сладкое жидкое золото втекает в мою душу.
– Хотел бы я, чтобы Альфандерри видел это…
Прохладное волшебство золотой чаши открыло мне разум. Я слышал внутри себя каждую ноту последней песни Альфандерри.
Следующей в чашу заглянула Атара, а Огонек кружил над нами, как всегда при звуках музыки Альфандерри; его возбуждение было не меньшим, чем мое собственное. Потом находку толстыми пальцами обхватил Мэрэм и закричал еще громче:
– Камень Света! Камень Света!
Мы быстро посовещались и решили, что должны отыскать Лильяну и мастера Йувейна.
Но они нас отыскали сами. Заслышав шаги в соседнем помещении, Мэрэм быстро сунул чашу в карман туники и виновато принялся собирать осколки жемчуга со стеллажа в другой карман. Однако когда в комнату вошли Лильяна и мастер Йувейн, он с облегчением вздохнул, прекратил прятать следы нашего безобразия и извлек находку.
– Я нашел камень Света! Смотрите! Смотрите! Смотрите и радуйтесь!
Большие серые глаза мастера Йувейна раскрылись еще шире, а я снова устремил взор на золотую чашу, впивая ее красоту. Это был один из счастливейших моментов моей жизни.
– Так вот почему вы так громко кричали, – промолвил наставник, вглядываясь в реликвию. – Мы вас везде ищем – разве вы не знаете, что уже далеко за полдень?
В этой комнате без окон время, казалось, затерялось в чаше, которую с победоносным видом держал Мэрэм.
– Я нашел Джелстеи! – повторил он, оправдывая наше опоздание на встречу у статуи короля Элали.
– Ты нашел его? – спросила Атара.
– Ну, я имею в виду, э-э… что первым взял. Первым увидел.
– Разве ты его первым увидел?
Она пояснила, что Кейн взял чашу после того, как я разбил жемчужную оболочку; так кто же первым увидел ее?
– Я не думаю, что кто-то из вас отыскал камень Света, – сказал мастер Йувейн.
Мэрэм посмотрел на него с таким недоверием, что чуть не уронил чашу. Атара и я взялись за руки, словно пытаясь уверить друг друга в том, что мастер Йувейн испортил себе зрение, весь день читая книги. А Кейн просто смотрел на джелстеи, и его черные глаза были полны сомнения.
Мастер Йувейн взял чашу из рук Мэрэма, а Лильяна подошла ближе.
– Вы ее проверяли?
– Это Джелстеи, сир. Что же еще?
– Если это истинное золото, то ничто не может повредить его. Ничто не может поцарапать Джелстеи – даже силюстрия.
– Вэль ударил его мечом. И сморите, никаких отметин! – сказал Мэрэм.
На самом деле лезвие Элькэлэдара не прикасалось к чаше. Желая удостовериться, действительно ли это камень Света, я снова достал меч и, пока мастер Йувейн крепко держал чашу в руках, провел лезвием по ее кромке. На золотой поверхности появилась слабая царапина.
– Не понимаю! – Я ощутил неожиданную пустоту под ложечкой, словно падал с утеса.
– Боюсь, что вы отыскали один из Фальшивых Джелстеи. Несколько таких было изготовлено в незапамятные времена.
Мастер Йувейн поведал нам, что во время эры Закона, в течение столетнего правления королевы Атары Ашторет, древние вели свой собственный поиск – пытались уловить в материальной форме саму суть Единого и создать золотой джелстеи. Великий алхимик Нинлиль Гармани добился успеха: сделал серебряный джелстеи с золотым блеском. Хотя тот и не обладал качествами истинного золота, думали, что камень Света черпает свою силу больше из своей формы, чем из материала. Похожую на золото силюстрию отливали в виде чаш и кубков, в подражание самой Чаше Небес… Бесполезно.
– Боюсь, есть лишь один камень Света.
– Так, – сказал Кейн, глядя на находку в своих руках. – Так.
– Но смотрите! – сказал я, устремляя меч на чашу. – Смотрите, как он светится!
Меч на самом деле серебристо светился. Однако мастер Йувейн медленно покачал головой.
– Ты помнишь поэму Альфандерри?
Меч – серебристая звезда,
Взыскует солнечный фиал.
В его присутствии всегда
Горел он ярко и сверкал.
– Он теплый, он светится… но не сверкает.
Я посмотрел на серебристый блеск меча и был вынужден согласиться.
– Чаша сделана из силюстрии, причем особенной силюстрии. Твой меч резонирует с ней – потому указывал на эту комнату, а не туда, где на самом деле лежит камень Света.
Пустота в душе сделалась огромной, как пещера, душевная боль пронзила меня, но потом я осознал смысл слов мастера Йувейна и разглядел в его глазах свет.
– Что вы сказали, сир?
– Я знаю, где Сартан Одинан спрятал камень Света. – Он поставил чашу обратно на постамент и улыбнулся Лильяне. – Мы знаем.
Я наконец обратил внимание на то, что Лильяна держит в руках потрескавшуюся, переплетенную кожей книгу.
– Похоже, что мастер Йувейн даже более ученый, чем я думала. – Она протянула ему книгу.
Просияв от такого комплимента, наставник поведал нам о своих изысканиях в Библиотеке – в те дни, когда я лежал без сознания в лечебнице.
– Я попытался изучить все, что библиотекари собрали о Сартане Одинане. Ожидая, пока Вэль очнется, я должен был просмотреть около тридцати книг.
Случайная пометка в одной из книг подсказала ему, что перед тем, как попасть под власть зла и примкнуть к клирикам Каллимуна, Сартан Одинан мог учиться в Братстве. Это обучение, как полагал мастер Йувейн, оставило глубокий отпечаток в его душе. Тогда Сартан, испытывая великую нужду спрятать камень Света, должно быть, алкал общества тех, кто учил его в детстве.
Интуитивная догадка оказалась истинной.
По Большому библиотечному Каталогу мастер Йувейн стал искать упоминания о Сартане в сочинениях братьев. И нашел ссылку на мастера Теодора, жившего в темнейший период эры Дракона, когда сарнийцы вновь прорвались через Длинную Стену и угрожали Трайе. Мастер Теодор собирал сведения обо всем, что имело отношение к камню Света, особенно мифы о его судьбе.
У мастера Йувейна ушло полдня на то, чтобы отыскать огромный труд мастера Теодора в хранилищах Библиотеки. Там он нашел упоминание о мастере Малачи, который глубоко интересовался Сартаном Одинаном, считая его фигурой трагической. Мастер Йувейн, поискав в пристройке к северному крылу, раздобыл несколько книг мастера Малачи, и в «Золотом отступнике» обратил внимание на абзац, где упоминался некий мастер Алуино, по слухам, видевший Сартана перед смертью.
– Тут я испугался, что эта ветвь моих поисков обрывается, – продолжал мастер Йувейн, рассматривая Фальшивый Джелстеи. – Видите ли, я не смог найти никаких упоминаний о мастере Алуино в Большом Каталоге. Это неудивительно – тысячи книг еще не зарегистрированы, и с каждым годом накапливается все больше.
– Так что же вы сделали? – спросил Мэрэм.
– Что я сделал? Подумай, брат Мэрэм. Сартан бежал из Аргатты с камнем Света в 82-м году нашей эры – так говорят историки. Значит, таковы же и годы жизни мастера Алуино. Теперь понимаешь?
– Прошу прошения, нет.
– Я подумал, что мастер Алуино вел дневник, как делают все братья.
Мэрэм в смущении уставился в пол. Ясно было, что он и без дневника всегда находил, чем занять себя в ночные часы.
– А если мастер Алуино вел дневник, то есть шанс найти его в Библиотеке.
– Ага. – Мэрэм поднял глаза и кивнул.
– В зале западного крыла хранятся все старые дневники, разобранные по столетиям. Я провел там большую часть дня, разыскивая дневник мастера Алуино. Нашел и прочитал.
С этими словами мастер Йувейн горделиво поднял старинный дневник и раскрыл на заложенной странице.
– Написано на старозападном ардике. Мастер Алуино жил в святилище Братства в Нэваа, в Суррапаме, и работал там мастером-целителем.
Нет, нет, подумал я, не может быть. Нэваа лежит в пятистах милях от Кайшэма, по другую сторону Красной пустыни, в землях, занятых ныне мародерствующими армиями гесперийцев.
– Что же говорится в дневнике? – осведомилась Атара.
Мастер Йувейн прочистил горло.
– Эта запись сделана в пятнадцатый день вэльте, в 82-м году эры Дракона.
Он начал читать, переводя по ходу дела:
«Сегодня ко мне принесли человека, разыскивавшего святилище. Высокий мужнина с грязной бородой, одетый в лохмотья. Его ноги изодраны и кровоточат, его глаза печальны, безнадежны, дики. Глаза сумасшедшего. Тело сильно обожжено солнцем, особенно руки и лицо. И странные ожоги на ладонях и пальцах, которые не заживают; такие ожоги кого угодно сделают сумасшедшим.
Все мои попытки исцелить его не принесли успеха. Даже варистеи оказался бессилен, ибо вскоре я понял, что ожоги поразили не только тело, но и душу. А когда душа решает умереть, тело ничего не может с этим поделать.
Думаю, незнакомец и пришел в наше святилище для того, чтобы умереть. Он утверждает, что ребенком учился в одной из школ Братства в Алонии. Много раз он говорил о том, что шел домой. Точнее лепетал. Речи его бессвязны. А то, что можно разобрать, – неправдоподобно. Четыре дня я слушал его разглагольствования и фантазии и собрал их воедино.
Похоже, бедняга этот – Сартан Одинан, тот самый клирик Каллимуна, что сровнял с землей Суму при помощи огнекамня во время завоевания Алонии Красным Драконом. Сартан Отступник раскаявшийся в своем ужасном преступлении и предавший хозяина. Считается, что Сартан убил себя во искупление вины, но таинственный незнакомец рассказал совсем иную историю».
Здесь мастер Йувейн оторвался от дневника.
– Учтите, запись сделана сразу после того, как Кэлькамеш подружился с Сартаном и отправился с ним в Аргатту на поиски камня Света. Эта история не могла быть широко известна. Красный Дракон только начал мучить Кэлькамеша.
Неподвижные глаза Кейна напомнили мне о Песне о Кэлькамеше и Телемеше, которую он попросил менестреля Йошку спеть в зале герцога Резу. Я не мог не подумать о том, как бессмертный Кэлькамеш был распят на скалистом лике Скартару и о его спасении юным принцем, который потом стал одним из величайших рыцарей и королей Меша.
– Позвольте мне продолжить повествование. – Мастер Йувейн постучал по дневнику пальцем. – Вы уже знаете, как Кэлькамеш и Сартан отыскали камень Света в запертой темнице.
«Когда они с мифическим Кэлькамешем открыли двери темницы, их обнаружила стража Красного Дракона. Кэлькамеш повернулся, чтобы принять бой, а он схватил Чашу Небес и побежал через тронную залу Красного Дракона, откуда они пришли. Ибо этот человек, в прошлом якобы Верховный Клирик Каллимуна, снова пал, и теперь им двигало стремление сохранить Чашу для себя самого.
Тут больной дошел до самой невероятной части своей истории. Он утверждает, что когда прикоснулся к Чаше Небес, та вспыхнула ослепительным золотым светом и обожгла ему руки, а потом сделалась невидимой. Он говорит, что оставил Джелстеи в тронной зале, с радостью избавившись от него – от этой, по его словам, адски прекрасной вещи. Потом он поведал мне о том, как прошел через Красную пустыню и горы Полумесяца и попал в наше святилище.
Трудно поверить в эту историю целиком, особенно в миф о бессмертном человеке по имени Кэлькамеш. Лишь Элийины и Галадины достигли бессмертия Единого. И никому не под силу пробраться в Аргатту, ибо ее стерегут драконы. И нигде не записано, что Чаша Небес способна становиться невидимой.
И все же на руках у него странные ожоги. По крайней мере в эту часть истории я верю: его сожгла страсть к камню Света, сожгла и тело, и душу, ввергнув в пучину безумия. Может, он и вправду как-то ухитрился пересечь Красную пустыню. Может, он увидел изображение камня Света на раскаленных камнях или железе и попытался схватить его. Так или иначе страсть иссушила душу этого человека, и моей силы не хватит, чтобы исцелить ее.
Я уже стар, сердце слабеет. Варистеи не способен удержать меня от путешествия, которое должен совершить каждый – и в которое, несомненно, вскоре отправлюсь я: может быть, в следующем месяце, может быть, завтра, последовав к звездам за моим пациентом. Но перед тем как покинуть этот мир, я хочу записать здесь предупреждение самому себе, которое, сам не зная того, принес мне несчастный, обреченный человек: самая большая опасность таится в жажде того, чем не может обладать никто. Довольно скоро я вернусь к Единому и там, далеко вовне, вновь обрету тот свет, что содержит всякая чаша и всякий камень».
Мастер Йувейн закончил чтение и закрыл книгу. Тишина в комнате с древними артефактами сделалась почти абсолютной. Огонек медленно кружил вокруг Фальшивого Джелстеи, и казалось, что с ним кружится весь мир. Атара смотрела на стену, словно гладкий мрамор был так же невидим, каким пациент мастера Алуино считал камень Света. Глаза Кейна сверкали отчаянием и ненавистью, и мне тяжко было на него смотреть. Отведя взгляд, я увидел, как Мэрэм нервно теребит бороду, а Лильяна иронически улыбается, словно пытаясь сокрыть великий страх.
Потом, откуда-то издалека, через маленькую комнату, пахнущую пылью и поражением, донесся слабый звук рогов и грохот боевых барабанов: дуум, дуум, дуум.
Мэрэм нарушил тишину первым.
– Не может же быть правдой история этого сумасшедшего? – спросил он, указывая на дневник.
Может , – подумал я, вслушиваясь в биение сердца и биение мира вокруг, – она совершенно правдива.
– О нет, это очень, очень плохо – думать, что камень Света оставили в Аргатте, – пробормотал Мэрэм.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125