Качество супер, приятный ценник
Атара любила от души повеселиться над забавными историями Мэрэма. Той ночью мы все сидели у костра и пили бренди; девушка смеялась и пела, а я играл на флейте. Этот дуэт показался мне прекраснее всего на свете, и я мечтал, чтобы нам выдалась возможность все это повторить.
Утро следующего дня было ярким и чистым, миллионы птиц щебетали в лесу. Дорога вела через прекраснейшую местность. Холмы ярко-зеленого цвета сияли, будто огромные изумруды, а солнечный свет окружал их золотой короной. Дикие цветы росли повсюду, особенно вдоль дороги. Весна обновила землю, покрыла деревья свежей листвой, и каждый лист, казалось, отражал свет всех остальных, так что лес был залит сиянием.
Все вокруг поражало своим совершенством. Я любовался белками, суетившимися в поисках пропитания, и сладким запахом лютиков и маргариток, наполнявшим мои легкие при каждом вдохе. Но лучшим из творений этого мира мне виделась Атара. Когда мы вернулись на дорогу в Трайю, я поймал себя на том, что смотрю на нее все время. Иногда она ехала с Мэрэмом впереди меня, и я невольно прислушивался к их разговору. Я восторгался ее длинными загорелыми руками и струящимися светлыми волосами, и во мне пылала неутолимая жажда большего. Ее образ словно бы горел внутри меня: прямая, гордая, мудрая и преисполненная жажды жизни, истинная женщина.
На следующий день холмы остались позади, а лес стал ровнее. Не встретив ни единого человеческого существа, мы немного расслабились. Все утро я ехал рядом с Мэрэмом, тогда как Атара и мастер Йувейн голова к голове ехали впереди нас ярдах в тридцати. Атара рассказывала мастеру Йувейну сарнийские истории и саги, которые он записывал в свой дорожный журнал прямо на ходу. Я не мог не заметить, что Атара превосходно держится в седле, управляя Танаром при помощи сильных ног. А Мэрэм не мог не заметить моего внимания и немедленно принялся его комментировать.
– Ты влюбился, друг мой. Наконец-то влюбился.
Его слова застали меня врасплох. Удивительно, как мы можем не замечать таких вещей внутри себя, даже когда они очевидны.
– Влюбился? – с глупым видом переспросил я. – В Атару?
– Нет, в свою вьючную лошадь, с которой ты все утро глаз не сводишь! – Он покачал головой, огорченный моей тупостью.
– Но я думал, что это ты влюбился в нее?
– Я? С чего ты взял?
– Ну, она же женщина.
– Да, женщина. А я мужчина. И что с того? Жеребец чует кобылу… Но любовь , Вэль?
– Она очень красивая женщина.
– Да, красивая. Звезды тоже красивы. Можешь ли ты прикоснуться хоть к одной? Можешь ли ты обнять холодный огонь и прижать его к сердцу?
– Не знаю. Если ты не можешь, то почему могу я?
– Потому что ты не похож на меня, – просто ответил он. – Ты рожден для света этих невероятных огней.
Еще он сказал, что все те черты, которые привлекают меня в Атаре, его просто нервируют.
– К примеру, ее глаза. Слишком синие, слишком яркие – глаза женщины должны быть мягкими, как кофе, а не пронзающими, словно алмазы.
Я посмотрел на два алмаза в собственном кольце, но не нашел что сказать.
– Она тоже тебя любит, ты знаешь?
– Она так сказала?
– Да нет, в общем. Но это все равно, что отрицать солнце.
– Она не может меня любить. Любовь не приходит так быстро.
– Неужели? Когда ты появился на свет, много времени тебе понадобилось, чтобы полюбить этот мир?
– Это совсем другое.
– Нет, друг мой. Любовь существует . Иногда я думаю, что это единственная вещь в мире, которая существует на самом деле. И когда встречаются мужчина и женщина, они или открывают для себя пламя небес, или нет.
Я снова посмотрел на камни в моем кольце, сиявшие, будто две звезды.
– Ты не замечал, как Атара прислушивается к твоим самым незначительным замечаниям? Как светятся ее глаза, когда ты выезжаешь вперед? Можно подумать, что ты солнце с небес!
– Нет, нет, – прошептал я. – Не может быть.
– Да, черт побери! Она сказала мне, что ее привлекает твоя доброта и та дикая страсть в твоем сердце, которую ты всегда скрываешь. Она почти сказала, что любит тебя.
– Нет, невозможно, – повторил я.
– Слушай меня, друг, и слушай хорошенько! – Мэрэм схватил меня за руку, словно его пальцы могли втолковать мне то, что не смогли слова. – Признайся ей, вырази свои чувства. Потом попроси ее выйти за тебя замуж, пока ещё не поздно.
– Это говоришь ты? – Я не мог поверить собственным ушам. – А ты многим делал такие предложения, а?
– Я могу остаток жизни потратить на поиски женщины, которая мне предназначена. Но ты – благодаря везению и милости Единого… ты ее уже нашел.
Той ночью мы разбили лагерь неподалеку от дороги на маленькой поляне, образовавшейся после падения огромного дуба. Ручей протекал в лесу ярдах в пятидесяти от того места, где мы расположились, земля заросла папоротниками и мхом. Мэрэм и мастер Йувейн рано легли спать, а я сторожил первым. На самом деле после того, что Мэрэм мне сказал, я бы все равно не заснул. Я сидел на плоском камне у огня и смотрел на звезды, когда Атара подошла и села рядом.
– Ты бы тоже поспала. Ночи сейчас короткие.
Она улыбнулась и покачала головой. В руках она держала пару камней и заготовку для древка, видимо, собираясь сделать новую стрелу.
– Я обещала себе, что сначала закончу.
Мы немного поговорили о смертоносных боевых стрелах сарнийцев, пробивавших доспехи, и о длинных луках, сделанных из слоев рога и сухожилий, чередующихся с деревянной основой. Атара рассказывала о жизни в Вендраше и об их жестоких, суровых обычаях. Она рассказала также о жестоком и суровом Сайаджаксе, великом вожде кармэка. Но о своем отце она говорила мало. Я только понял, что он был против ее решения вступить в Сообщество Мужеубийц.
– Должно быть, мужчине тяжело смириться с тем, что его дочь берет в руки оружие, – заметил я.
– Хм… Воина, видевшего множество битв и смертей, не должно это тревожить.
– Ты говоришь обо мне или о твоем отце?
– Я говорю о мужчинах. Они кичатся своей храбростью, а потом падают в обморок при виде женщины с луком в руках или капельки крови.
– Это правда. – Я улыбнулся. – Для меня невыносимо было бы увидеть, что моя мать или бабушка ранены.
– Ты их очень любишь, да? – Тон Атары несколько смягчился.
– Да, очень.
– Тогда ты должен радоваться, что валари запрещают женщинам воевать.
– Нет, ты не поняла. Мы не запрещаем. Напротив, все наши женщины – воины.
Я рассказал ей, что первые валари были исключительно воинами духа. Но в несовершенном мире мужчинам пришлось научиться военным искусствам, чтобы сохранить чистоту наших целей. Только валарийские женщины способны воплотить наши высочайшие стремления. Пока мужчины возятся с приспособлениями для убийства, женщины восславляют жизнь. От них исходят все дары – пища, рождение, воспитание детей – и сочетаются с истинно воинским духом, стремлением к чистоте, благородством и бесстрашием.
Женщины – источник жизни. Они – лучшие творения Единого.
Женщины четче сознают ясность и радость Единого. Женщины быстрее постигают искусство медитации и часто сами становятся учителями.
Воина валари учат трем вещам: говорить правду, владеть мечом и почитать Единого; двум из них его учит мать.
Я прекратил свою речь и стал вслушиваться в журчание ручья и шелест листьев. Атара немного помолчала, глядя на меня в мерцающем свете костра.
– Я никогда не знала мужчины, подобного тебе, – сказала она вдруг.
Я наблюдал за тем, как она шлифует древко двумя кусками песчаника, выглаживая и выравнивая будущую стрелу.
– А кто встречал женщину, подобную тебе? В Утренних горах женщины мечут в сердца мужчин иные стрелы.
Атара засмеялась и сказала, что целительство, рождение и воспитание детей – вещь нужная, и женщины в этом очень искусны. Но некоторые женщины искусны еще и в войне, а сейчас такое время, что убивать приходится часто.
– Бывает время срезать рожь и убрать ее в закрома. А теперь настало время для кровавой жатвы.
Она сказала, что на протяжении трех эпох люди опустошали мир; пора пожать то, что они посеяли.
– Но должен же быть и другой путь! – Я вынул меч и полюбовался, как его длинное лезвие сияет при свете звезд. – Этот путь неправильный. Мир создавался не таким.
– Может быть… Но он будет таким, если мы не изменим его.
– Как?
Она долгое время молчала.
– Иногда поздно ночью, глядя в воды спокойного пруда, я могу увидеть… почти увидеть. Там есть женщина, необычайно отважная и прекрасная. Таких женщин не было в Эа со времени эры Матери. А может, их не было даже тогда. Женщина из воды и ветра… ее красота грозна, как красота самой Ашторет. Это та красота, которую мир должен воплотить. Это красота, для которой рождается каждая женщина. Но такой я никогда не стану, пока люди не изменятся. Ничто не изменит сердца людей, кроме самого камня Света.
– Ничто? – Я указал глазами на ее стрелу.
Атара усмехнулась.
– Надеюсь, что камень Света объединит сарнийцев. Хорошо бы, чтобы все люди объединились. И мужчины, и женщины.
– Это прекрасная ночь. А ты прекрасная женщина.
– Прошу, не говори так.
– Почему?
– Не говори таким тоном.
– Прости. – Я опустил глаза, а она снова взялась за стрелу.
Потом отложила и стрелу, и камни и повела рукой в сторону темных деревьев, окружавших нас.
– Здесь, в сердце лесов, не имеющих конца, мы далеко от Вендраша и от любого города. Но когда я рядом с тобой, мне кажется, что я вернулась домой.
– И мне так кажется.
– Такого не должно быть. Сейчас не время заводить дом или что-то еще.
– Детей, например?
– Да, детей.
– Ты не хочешь стать матерью?
– Конечно, хочу. Иногда мне кажется, что я ничего не хочу так сильно. – Атара посмотрела мне прямо в глаза и продолжила: – Но приходится делать выбор между тем, чтобы рожать детей и убивать врагов.
– Думаешь, если убить достаточно плохих людей, мир станет более пригоден для детей?
– Да. Поэтому я вступила в Сообщество и принесла обеты.
– И ты никогда не хотела сложить их с себя?
– Как Мэрэм?
– Сотня мужчин… – промолвил я, глядя на тени между деревьями. – Наверное, даже Азару или Кэршар не убили столь многих. Ни один воин валари, знакомый мне.
– Обет есть обет, – печально сказала девушка. – Мне очень жаль, Вэль.
Я вложил меч в ножны и взялся за флейту. Деревья плавно покачивались под звездным небом, ветер был прохладным и свежим. По другую сторону костра довольно посапывал Мэрэм, а мастер Йувейн шевелил во сне губами, словно повторяя строки своей книги. Но под мирной картиной таилась грусть, что затрагивала все, даже папоротники и цветы, а не только Атару и меня. Пытаясь выразить этот горько-сладкий вкус жизни, я заиграл песенку, которой научила меня бабушка. Слова застревали в горле, как сухие фрукты: «желания ждут, когда ты пожелаешь». Я хотел одного: быть каждый день с Атарой, не думая о войне, гремящей в отдалении.
Потом я играл и другие песни; Атара отложила свои стрелы и глядела на меня. В ее глазах отражались блики костра – и что-то еще. Невольно вспомнились слова, которые Мэрэм произнес несколько дней назад: «ее глаза, что к звездам окна». Он забыл строки своего нового стихотворения еще быстрее, чем жену герцога Горадора. Но я их помнил. Помнил я и те стихи, что он читал в пиршественной зале моего отца.
О, ты сияешь, как звезда
В глубоких небесах.
Кружась, мы падаем с тобой,
Как искорки в ночи.
Вот и потрескивающий костер выбрасывал во тьму снопы искр, а меня охватило странное чувство, что мы с Атарой однажды пришли с какой-то безымянной звезды. Когда она смотрела на меня, казалось, что мы туда возвратились.
Мы целую вечность просидели на камне под древними созвездиями, пока мир летел в пустоте, а звезды тихо мерцали. Целую вечность я смотрел в ее глаза. Что я видел там? Только свет. Даже если она каким-то чудом исполнит свои обеты, как удержать его? Могу ли я выпить море и все океаны звезд?
Она тихонько протянула руку и положила ее поверх моей. Прикосновение пронзило меня, словно молния. Вся ее невыразимая печаль наполнила мою душу – но и вся ее жажда жизни тоже. Тепло пальцев Атары не имело ничего общего со страстью или желанием близости, но обещало, что мы будем добры друг к другу и никогда не предадим. И что мы должны помнить, откуда пришли и кем должны стать. Это был самый священный обет из всех данных мной; я знал: и Атара, и я будем хранить его.
Когда люди стремятся превратить истину в ложь, хорошо быть уверенным хотя бы в чем-то. В тишине ночи мы затерялись в глазах друг друга, и наше дыхание слилось в одно.
Так за несколько часов я стал счастливее, чем был. Однако когда дверь в закрытую комнату наконец распахнулась, не только свет хлынул туда, но и терпеливо поджидавшая тьма. В своей растущей надежде, в жажде всегда быть с Атарой я не мог себе и представить, что мое сердце стало открыто для величайшего ужаса.
Глава 12
Рано утром у меня снова начались кошмары. Я с криком проснулся, увидев во сне, будто земля под моим спальником раскрылась и я падаю в черную бездну. Мои крики всех разбудили. Мастер Йувейн подбежал туда, где около мерцающих янтарем углей лежал я, и потрогал мой лоб.
– Лихорадка вернулась. Я сделаю тебе чай.
Он отошел набрать воды и приготовить горький напиток, а Атара намочила в ручье кусок ткани и положила мне на лоб. Ее пальцы – загрубевшие от многих лет стрельбы из лука – были волшебно нежны, когда она перебирала мои промокшие от пота волосы. Она молчала, беспокойно поджав полные губы.
– Думаете, рана воспалилась? – спросил Мэрэм у мастера Йувейна. – Я считал, что он пошел на поправку.
– Посмотрим. – Тот был занят кипячением воды. – Давай освободим тебя от кольчуги, Вэль.
Они раздели меня до пояса, потом мастер Йувейн размотал бинты и осмотрел рану. Ощупав мой бок, он заключил, что рана чистая и хорошо заживает. Перевязав ее снова, он помог мне одеться, потом сел около горшка с кипящей водой и посмотрел на меня в замешательстве.
– Думаете, это киракс? – спросил Мэрэм.
– Нет. Впрочем, возможно.
– А что такое киракс? – поинтересовалась Атара.
Мастер Йувейн кинул на меня взгляд, словно спрашивая, можно ли ей знать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125
Утро следующего дня было ярким и чистым, миллионы птиц щебетали в лесу. Дорога вела через прекраснейшую местность. Холмы ярко-зеленого цвета сияли, будто огромные изумруды, а солнечный свет окружал их золотой короной. Дикие цветы росли повсюду, особенно вдоль дороги. Весна обновила землю, покрыла деревья свежей листвой, и каждый лист, казалось, отражал свет всех остальных, так что лес был залит сиянием.
Все вокруг поражало своим совершенством. Я любовался белками, суетившимися в поисках пропитания, и сладким запахом лютиков и маргариток, наполнявшим мои легкие при каждом вдохе. Но лучшим из творений этого мира мне виделась Атара. Когда мы вернулись на дорогу в Трайю, я поймал себя на том, что смотрю на нее все время. Иногда она ехала с Мэрэмом впереди меня, и я невольно прислушивался к их разговору. Я восторгался ее длинными загорелыми руками и струящимися светлыми волосами, и во мне пылала неутолимая жажда большего. Ее образ словно бы горел внутри меня: прямая, гордая, мудрая и преисполненная жажды жизни, истинная женщина.
На следующий день холмы остались позади, а лес стал ровнее. Не встретив ни единого человеческого существа, мы немного расслабились. Все утро я ехал рядом с Мэрэмом, тогда как Атара и мастер Йувейн голова к голове ехали впереди нас ярдах в тридцати. Атара рассказывала мастеру Йувейну сарнийские истории и саги, которые он записывал в свой дорожный журнал прямо на ходу. Я не мог не заметить, что Атара превосходно держится в седле, управляя Танаром при помощи сильных ног. А Мэрэм не мог не заметить моего внимания и немедленно принялся его комментировать.
– Ты влюбился, друг мой. Наконец-то влюбился.
Его слова застали меня врасплох. Удивительно, как мы можем не замечать таких вещей внутри себя, даже когда они очевидны.
– Влюбился? – с глупым видом переспросил я. – В Атару?
– Нет, в свою вьючную лошадь, с которой ты все утро глаз не сводишь! – Он покачал головой, огорченный моей тупостью.
– Но я думал, что это ты влюбился в нее?
– Я? С чего ты взял?
– Ну, она же женщина.
– Да, женщина. А я мужчина. И что с того? Жеребец чует кобылу… Но любовь , Вэль?
– Она очень красивая женщина.
– Да, красивая. Звезды тоже красивы. Можешь ли ты прикоснуться хоть к одной? Можешь ли ты обнять холодный огонь и прижать его к сердцу?
– Не знаю. Если ты не можешь, то почему могу я?
– Потому что ты не похож на меня, – просто ответил он. – Ты рожден для света этих невероятных огней.
Еще он сказал, что все те черты, которые привлекают меня в Атаре, его просто нервируют.
– К примеру, ее глаза. Слишком синие, слишком яркие – глаза женщины должны быть мягкими, как кофе, а не пронзающими, словно алмазы.
Я посмотрел на два алмаза в собственном кольце, но не нашел что сказать.
– Она тоже тебя любит, ты знаешь?
– Она так сказала?
– Да нет, в общем. Но это все равно, что отрицать солнце.
– Она не может меня любить. Любовь не приходит так быстро.
– Неужели? Когда ты появился на свет, много времени тебе понадобилось, чтобы полюбить этот мир?
– Это совсем другое.
– Нет, друг мой. Любовь существует . Иногда я думаю, что это единственная вещь в мире, которая существует на самом деле. И когда встречаются мужчина и женщина, они или открывают для себя пламя небес, или нет.
Я снова посмотрел на камни в моем кольце, сиявшие, будто две звезды.
– Ты не замечал, как Атара прислушивается к твоим самым незначительным замечаниям? Как светятся ее глаза, когда ты выезжаешь вперед? Можно подумать, что ты солнце с небес!
– Нет, нет, – прошептал я. – Не может быть.
– Да, черт побери! Она сказала мне, что ее привлекает твоя доброта и та дикая страсть в твоем сердце, которую ты всегда скрываешь. Она почти сказала, что любит тебя.
– Нет, невозможно, – повторил я.
– Слушай меня, друг, и слушай хорошенько! – Мэрэм схватил меня за руку, словно его пальцы могли втолковать мне то, что не смогли слова. – Признайся ей, вырази свои чувства. Потом попроси ее выйти за тебя замуж, пока ещё не поздно.
– Это говоришь ты? – Я не мог поверить собственным ушам. – А ты многим делал такие предложения, а?
– Я могу остаток жизни потратить на поиски женщины, которая мне предназначена. Но ты – благодаря везению и милости Единого… ты ее уже нашел.
Той ночью мы разбили лагерь неподалеку от дороги на маленькой поляне, образовавшейся после падения огромного дуба. Ручей протекал в лесу ярдах в пятидесяти от того места, где мы расположились, земля заросла папоротниками и мхом. Мэрэм и мастер Йувейн рано легли спать, а я сторожил первым. На самом деле после того, что Мэрэм мне сказал, я бы все равно не заснул. Я сидел на плоском камне у огня и смотрел на звезды, когда Атара подошла и села рядом.
– Ты бы тоже поспала. Ночи сейчас короткие.
Она улыбнулась и покачала головой. В руках она держала пару камней и заготовку для древка, видимо, собираясь сделать новую стрелу.
– Я обещала себе, что сначала закончу.
Мы немного поговорили о смертоносных боевых стрелах сарнийцев, пробивавших доспехи, и о длинных луках, сделанных из слоев рога и сухожилий, чередующихся с деревянной основой. Атара рассказывала о жизни в Вендраше и об их жестоких, суровых обычаях. Она рассказала также о жестоком и суровом Сайаджаксе, великом вожде кармэка. Но о своем отце она говорила мало. Я только понял, что он был против ее решения вступить в Сообщество Мужеубийц.
– Должно быть, мужчине тяжело смириться с тем, что его дочь берет в руки оружие, – заметил я.
– Хм… Воина, видевшего множество битв и смертей, не должно это тревожить.
– Ты говоришь обо мне или о твоем отце?
– Я говорю о мужчинах. Они кичатся своей храбростью, а потом падают в обморок при виде женщины с луком в руках или капельки крови.
– Это правда. – Я улыбнулся. – Для меня невыносимо было бы увидеть, что моя мать или бабушка ранены.
– Ты их очень любишь, да? – Тон Атары несколько смягчился.
– Да, очень.
– Тогда ты должен радоваться, что валари запрещают женщинам воевать.
– Нет, ты не поняла. Мы не запрещаем. Напротив, все наши женщины – воины.
Я рассказал ей, что первые валари были исключительно воинами духа. Но в несовершенном мире мужчинам пришлось научиться военным искусствам, чтобы сохранить чистоту наших целей. Только валарийские женщины способны воплотить наши высочайшие стремления. Пока мужчины возятся с приспособлениями для убийства, женщины восславляют жизнь. От них исходят все дары – пища, рождение, воспитание детей – и сочетаются с истинно воинским духом, стремлением к чистоте, благородством и бесстрашием.
Женщины – источник жизни. Они – лучшие творения Единого.
Женщины четче сознают ясность и радость Единого. Женщины быстрее постигают искусство медитации и часто сами становятся учителями.
Воина валари учат трем вещам: говорить правду, владеть мечом и почитать Единого; двум из них его учит мать.
Я прекратил свою речь и стал вслушиваться в журчание ручья и шелест листьев. Атара немного помолчала, глядя на меня в мерцающем свете костра.
– Я никогда не знала мужчины, подобного тебе, – сказала она вдруг.
Я наблюдал за тем, как она шлифует древко двумя кусками песчаника, выглаживая и выравнивая будущую стрелу.
– А кто встречал женщину, подобную тебе? В Утренних горах женщины мечут в сердца мужчин иные стрелы.
Атара засмеялась и сказала, что целительство, рождение и воспитание детей – вещь нужная, и женщины в этом очень искусны. Но некоторые женщины искусны еще и в войне, а сейчас такое время, что убивать приходится часто.
– Бывает время срезать рожь и убрать ее в закрома. А теперь настало время для кровавой жатвы.
Она сказала, что на протяжении трех эпох люди опустошали мир; пора пожать то, что они посеяли.
– Но должен же быть и другой путь! – Я вынул меч и полюбовался, как его длинное лезвие сияет при свете звезд. – Этот путь неправильный. Мир создавался не таким.
– Может быть… Но он будет таким, если мы не изменим его.
– Как?
Она долгое время молчала.
– Иногда поздно ночью, глядя в воды спокойного пруда, я могу увидеть… почти увидеть. Там есть женщина, необычайно отважная и прекрасная. Таких женщин не было в Эа со времени эры Матери. А может, их не было даже тогда. Женщина из воды и ветра… ее красота грозна, как красота самой Ашторет. Это та красота, которую мир должен воплотить. Это красота, для которой рождается каждая женщина. Но такой я никогда не стану, пока люди не изменятся. Ничто не изменит сердца людей, кроме самого камня Света.
– Ничто? – Я указал глазами на ее стрелу.
Атара усмехнулась.
– Надеюсь, что камень Света объединит сарнийцев. Хорошо бы, чтобы все люди объединились. И мужчины, и женщины.
– Это прекрасная ночь. А ты прекрасная женщина.
– Прошу, не говори так.
– Почему?
– Не говори таким тоном.
– Прости. – Я опустил глаза, а она снова взялась за стрелу.
Потом отложила и стрелу, и камни и повела рукой в сторону темных деревьев, окружавших нас.
– Здесь, в сердце лесов, не имеющих конца, мы далеко от Вендраша и от любого города. Но когда я рядом с тобой, мне кажется, что я вернулась домой.
– И мне так кажется.
– Такого не должно быть. Сейчас не время заводить дом или что-то еще.
– Детей, например?
– Да, детей.
– Ты не хочешь стать матерью?
– Конечно, хочу. Иногда мне кажется, что я ничего не хочу так сильно. – Атара посмотрела мне прямо в глаза и продолжила: – Но приходится делать выбор между тем, чтобы рожать детей и убивать врагов.
– Думаешь, если убить достаточно плохих людей, мир станет более пригоден для детей?
– Да. Поэтому я вступила в Сообщество и принесла обеты.
– И ты никогда не хотела сложить их с себя?
– Как Мэрэм?
– Сотня мужчин… – промолвил я, глядя на тени между деревьями. – Наверное, даже Азару или Кэршар не убили столь многих. Ни один воин валари, знакомый мне.
– Обет есть обет, – печально сказала девушка. – Мне очень жаль, Вэль.
Я вложил меч в ножны и взялся за флейту. Деревья плавно покачивались под звездным небом, ветер был прохладным и свежим. По другую сторону костра довольно посапывал Мэрэм, а мастер Йувейн шевелил во сне губами, словно повторяя строки своей книги. Но под мирной картиной таилась грусть, что затрагивала все, даже папоротники и цветы, а не только Атару и меня. Пытаясь выразить этот горько-сладкий вкус жизни, я заиграл песенку, которой научила меня бабушка. Слова застревали в горле, как сухие фрукты: «желания ждут, когда ты пожелаешь». Я хотел одного: быть каждый день с Атарой, не думая о войне, гремящей в отдалении.
Потом я играл и другие песни; Атара отложила свои стрелы и глядела на меня. В ее глазах отражались блики костра – и что-то еще. Невольно вспомнились слова, которые Мэрэм произнес несколько дней назад: «ее глаза, что к звездам окна». Он забыл строки своего нового стихотворения еще быстрее, чем жену герцога Горадора. Но я их помнил. Помнил я и те стихи, что он читал в пиршественной зале моего отца.
О, ты сияешь, как звезда
В глубоких небесах.
Кружась, мы падаем с тобой,
Как искорки в ночи.
Вот и потрескивающий костер выбрасывал во тьму снопы искр, а меня охватило странное чувство, что мы с Атарой однажды пришли с какой-то безымянной звезды. Когда она смотрела на меня, казалось, что мы туда возвратились.
Мы целую вечность просидели на камне под древними созвездиями, пока мир летел в пустоте, а звезды тихо мерцали. Целую вечность я смотрел в ее глаза. Что я видел там? Только свет. Даже если она каким-то чудом исполнит свои обеты, как удержать его? Могу ли я выпить море и все океаны звезд?
Она тихонько протянула руку и положила ее поверх моей. Прикосновение пронзило меня, словно молния. Вся ее невыразимая печаль наполнила мою душу – но и вся ее жажда жизни тоже. Тепло пальцев Атары не имело ничего общего со страстью или желанием близости, но обещало, что мы будем добры друг к другу и никогда не предадим. И что мы должны помнить, откуда пришли и кем должны стать. Это был самый священный обет из всех данных мной; я знал: и Атара, и я будем хранить его.
Когда люди стремятся превратить истину в ложь, хорошо быть уверенным хотя бы в чем-то. В тишине ночи мы затерялись в глазах друг друга, и наше дыхание слилось в одно.
Так за несколько часов я стал счастливее, чем был. Однако когда дверь в закрытую комнату наконец распахнулась, не только свет хлынул туда, но и терпеливо поджидавшая тьма. В своей растущей надежде, в жажде всегда быть с Атарой я не мог себе и представить, что мое сердце стало открыто для величайшего ужаса.
Глава 12
Рано утром у меня снова начались кошмары. Я с криком проснулся, увидев во сне, будто земля под моим спальником раскрылась и я падаю в черную бездну. Мои крики всех разбудили. Мастер Йувейн подбежал туда, где около мерцающих янтарем углей лежал я, и потрогал мой лоб.
– Лихорадка вернулась. Я сделаю тебе чай.
Он отошел набрать воды и приготовить горький напиток, а Атара намочила в ручье кусок ткани и положила мне на лоб. Ее пальцы – загрубевшие от многих лет стрельбы из лука – были волшебно нежны, когда она перебирала мои промокшие от пота волосы. Она молчала, беспокойно поджав полные губы.
– Думаете, рана воспалилась? – спросил Мэрэм у мастера Йувейна. – Я считал, что он пошел на поправку.
– Посмотрим. – Тот был занят кипячением воды. – Давай освободим тебя от кольчуги, Вэль.
Они раздели меня до пояса, потом мастер Йувейн размотал бинты и осмотрел рану. Ощупав мой бок, он заключил, что рана чистая и хорошо заживает. Перевязав ее снова, он помог мне одеться, потом сел около горшка с кипящей водой и посмотрел на меня в замешательстве.
– Думаете, это киракс? – спросил Мэрэм.
– Нет. Впрочем, возможно.
– А что такое киракс? – поинтересовалась Атара.
Мастер Йувейн кинул на меня взгляд, словно спрашивая, можно ли ей знать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125