Ее не волновало, чем сейчас занимается Лиренда и как та восприняла ее слова. Морриэль уже давно перестала интересоваться личностью тех, кто метил в ее преемницы. Какая из них выдержит все испытания и останется в живых, та и заслужит ее любовь. После смерти первой претендентки все последующие были для Морриэль не более чем цепочкой порядковых номеров.
Судя по запаху, Элайра полностью выкурила трубку. Морриэль встрепенулась. В тот момент, когда зелье предельно усилило способность Элайры к воспоминанию, Главная колдунья откинула одеяла и поднялась. Лиренда уже стояла возле чана. По ее кислой физиономии Морриэль поняла, что пока на поверхности воды не появилось ни одного изображения. Памятуя о суставах и костях, износившихся за годы и века ее неправдоподобно долгой жизни, Главная колдунья осторожно двинулась к чану.
— Началось, — шепнула ей Лиренда. — Надо же, он — почти двойник Торбанда.
Польщенная мужеством Элайры, отважившейся первым показать Аритона, Морриэль промолчала. Потом она взглянула в чан. Увиденные подробности были столь выразительны, что слова только помешали бы наблюдению.
Элайра выбрала удачный момент, когда Аритон даже не предполагал, что за ним может кто-то наблюдать. Морриэль увидела грязную улочку в трущобах Итарры. Аритон сидел на корточках, окруженный ватагой оборванных детей разного возраста. Этих малышей не волновали ни власть, ни магия, ни кровавое соперничество между гильдиями. Аритон собирался отправить в плавание по сточной канаве маленькую бригантину, сотворенную его магией теней. Морриэль смотрела, как несуществующий ветер надувает паруса.
Элайра показала момент, когда Аритон вскинул голову, оценивая результаты своей иллюзии. Лицо его дышало глубоким покоем. Он улыбнулся, а потом и засмеялся. Наконец-то Морриэль увидела его глаза и острые черты лица, красноречиво свидетельствующие о принадлежности к династии Фаленитов. Главная колдунья уловила в его взгляде щедрость к этим оборванцам и искреннюю заботу о них. И еще — чуткость талантливого музыканта.
Каждый уголок и закоулок души Аритона был обнажен. Точность воспоминаний Элайры безошибочно показывала, что вся его резкость, все колкие и язвительные слова, все непредсказуемые выплески были не более чем уловками, которыми он защищал свое ранимое сердце и такой же уязвимый внутренний мир.
— Дейлион-судьбоносец, — прошептала Морриэль. — Никогда бы не поверила, что эта девчонка сможет показать его нам со всеми потрохами.
Глаза Лиренды были неотрывно прикованы к поверхности воды. Она впилась ногтями в щербатое дерево кромки чана, даже не заметив, как обломала их.
— Однако его можно сломить. Рано или поздно его союзники погибнут и присущая Фаленитам обостренная совесть заставит его отступить.
Морриэль долго изучала картину на водной поверхности. Потом она вскинула голову. Выражение ее лица было совсем неожиданным для Лиренды; ни дать ни взять, бабушка, восхищенная своим взрослым внуком.
— Посмотри еще раз, — велела она Лиренде. — Война не остановит этого принца.
Лиренда не отвечала, и тогда Морриэль добавила:
— Я заметила кое-что едва уловимое. Если ты этого не замечаешь, то взгляни на очевидное. Посмотри-ка повнимательнее на его руки, а потом на глаза.
Лиренда послушно взглянула на пальцы Аритона: тонкие, изящные и ловкие. Воспоминания Элайры запечатлели их в тот момент, когда Повелитель Теней заканчивал накладывать какое-то хитроумное заклинание. Зеленые глаза принца были глубокими и не рождали ощущения опасности.
— Мне очень жаль, но я не могу сделать никаких выводов, — нехотя призналась Первая колдунья.
В убогой красильне послышался каркающий смех Морриэль.
— Это же так просто! Аритон не отличается умом! Сейчас это отчетливо видно. Отсюда вывод: весь обман, который он творит, когда обстоятельства прижимают его к стенке или загоняют в угол, не проистекает от острого, изворотливого ума. Как это ни печально. Аритоном движет не изобретательное коварство, а дар предвидения, внедренный в династию Ахелласов.
Лиренда обдумывала слова Главной колдуньи. В это время на улице что-то с шумом упало, напугав спящую кошку, и та с отчаянным мяуканьем понеслась прочь. Очнувшись, Морриэль коснулась руки Элайры:
— А теперь покажи нам другого брата. Изображение Аритона пропало, тут же сменившись новой картиной... Илессид стоял в предрассветном саду, окутанном туманом. За решеткой ограды тускло светили уличные фонари. Лизаэр привалился к пьедесталу какой-то статуи. Весь его плащ были покрыт капельками влаги, и, когда принц набирал в легкие воздух, капельки вспыхивали крошечными бриллиантами. Они сейчас составляли его единственное украшение. Даже волосы Лизаэра не были расчесаны. На публике он держался с безупречностью опытного дипломата, скрывая все чувства за вежливой, предупредительной улыбкой. Сейчас на его лице отражалось сомнение, как будто он пытался решить то, чему его совесть никак не находила решения. Плечи принца были опущены, придавленные невидимым грузом, пальцы стиснуты в кулаки. Наблюдательность Элайры содрала с Лизаэра весь внешний глянец, показав его в минуту душевных терзаний и острого недовольства собой.
— Отличная работа, Элайра! — прошептала Морриэль.
Из трубки, лежащей на краю чана, все еще струился дымок. Невольно вдыхая его, Лиренда вдруг обнаружила, что ее восприимчивость тоже обострилась. Противоречия, терзавшие Лизаэра, мучили теперь и ее. Лиренда не только видела, она ощущала, как справедливость, присущая династии Илессидов, противостояла проницательности династии Ахелласов, унаследованной Лизаэром по материнской линии.
Рот принца, выхваченный наблюдательным взглядом Элайры, был лишен малейших признаков нежности, которая так очаровывала амротских женщин, охотно подставлявших губы для поцелуев. Сейчас его губы казались сделанными из негнущейся стальной проволоки. Во взгляде сквозил холодный расчет — результат придворного воспитания, усиленный скрытым воздействием сущности Деш-Тира. Этим и было вызвано смятение Лизаэра, словно он разом утратил жалость и лишился милосердия.
— Итак, мы увидели все, что нам требовалось, — резким тоном объявила Морриэль. — Можешь выходить из транса, — добавила она, обращаясь к Элайре.
Изображение начало исчезать. Испытывая непривычную взбудораженность, с которой она никак не могла совладать, Лиренда оторвала взгляд от чана.
— Какое неудачное совпадение, — задумчиво сказала она. — Каждый из принцев унаследовал качества, присущие двум династиям.
Чувствовалось, что и Морриэль находится в замешательстве. Главная колдунья спрятала руки под шалями.
— Не только неудачное, но и опасное. Качества, унаследованные Аритоном, несовместимы. Его разум склонен к роковым ошибкам. Содружеству ни в коем случае нельзя было провозглашать его право на престолонаследие. Страдания всегда будут следовать за ним по пятам.
Элайра вздрогнула, чувствуя, как к ней возвращается привычное сознание. Она открыла глаза, мужественно сражаясь с последствиями действия тинеллы. Тем не менее у нее хватило сил дрожащим голосом возразить Морриэль:
— Моя госпожа, относительно Аритона вы ошибаетесь.
Это надо же! Она смеет перечить Главной! Лиренда быстро взглянула на Морриэль. Однако старуха вовсе не была рассержена дерзостью Элайры.
Поощряемая молчанием Морриэль, Элайра продолжала:
— Лизаэр — вот за кем нужно внимательно следить. Я ведь встречалась и говорила с ним. Он — само вдохновение, впечатляющий образец человеческой доброты. Люди должны идти к нему толпами, проникаться его замыслами, ибо эти замыслы строятся на высоких и пламенных идеалах. И тогда война и страдания неизбежны. Верность благородным принципам дает в руки таких правителей, как Лизаэр, уже готовое оружие. Принцу Илессидскому достаточно направить умы людей в это русло, и его дар, извращенный проклятием Деш-Тира, поведет их на кровавую бойню. Для него другой дороги нет.
— Что ж, это предсказуемый путь, — вмешалась Лиренда, раздраженная попустительством Морриэль. — Мы знаем, куда Лизаэр повернет и каков будет результат. Его действия можно предвидеть заранее и либо управлять ими, либо предотвращать их. Аритон не так предсказуем.
Ядовитое зелье придало Элайре смелости, и она крикнула:
— Но Аритон устремлен к гармонии. Он — музыкант с талантом ясновидца. Он осознает свои поступки, чего никак не скажешь про Лизаэра!
— Именно это и делает его опасным, Элайра, — с грустью в голосе возразила Морриэль. — У Лизаэра чувство справедливости и способность к предвидению не противоречат логике, и потому с ним можно договориться. Но когда и где сочувствие мирилось с болью? Родство с Ахелласами позволяет Аритону полностью осознавать взаимодействие причин и следствий, образование, полученное у магов, позволяет ему предвидеть грядущие события. Этим качествам противостоит присущее Фаленитам чувство сострадания, что лишает разум Аритона способности к самозащите. Аритон — ясновидец, опутанный узами долга. Проклятие Деш-Тира толкает его на насилие, и он не может ни справиться с этими побуждениями, ни убежать от них. Жизненные тяготы непременно приведут его к гибели. Натуры творческие никогда не отличались душевной стойкостью, а угрызения совести, которые не оставят его ни на минуту, рано или поздно лишат его рассудка.
— Вы ошибаетесь, — не унималась Элайра, вспомнив, какой жизненной стойкостью и упорством обладает Аритон. — Эт мне свидетель, но выводы, сделанные вами из моих наблюдений, неверны.
— Время покажет, — ответила Морриэль, жестом руки показывая, что разговор окончен. — Тебе пора отдыхать. У вдовы тебя ждет постель и лохань с горячей водой. Не забудь пить побольше воды, чтобы не мучиться от последействия тинеллы.
Ответ, который надлежало давать, покидая Главную колдунью, застрял у Элайры в горле.
— Как прикажете, — только и пробормотала она.
Поднявшись, она сделала неуклюжий реверанс и, не дожидаясь, пока судороги опрокинут ее на пол и скрутят внутренности, выбралась из красильни.
Окунувшись в ночь, Элайра прислонилась к заплесневелой стене. Влажный ветер ударил ей в покрытое потом лицо. Сами собой хлынули слезы.
Элайра никак не могла отделаться от гнетущего чувства, что, сохраняя верность ордену, она совершила куда более серьезное предательство. Она-то думала, что, показав истинную природу Аритона, его незащищенность, она непременно обеспечит Фалениту симпатию и поддержку кориатанок. Какая же она дура! Все ее благие намерения были вывернуты наизнанку. Она лишь навредила Аритону, вложив в руки врага дополнительное оружие.

При свете дня
В доме вдовы, в мансардной комнатке, Первая колдунья Лиренда просыпается на смятой постели. Она опять видела тот же сон: зеленые глаза, исполненные такого глубокого страдания, что невозможно удержаться от слез. И только холодные стены спальни и слабый свет зари видят безутешно плачущую Лиренду...
Над болотистыми берегами реки Талькворин серебрится туман. Люди из кланов Дешира торопливо жуют черствый хлеб и вновь берутся за лопаты и топоры. Тяжелая работа не располагает к разговорам. И все же Джирету, сыну Стейвена, удается узнать, что после вчерашней церемонии в березовой роще наследный принц куда-то пропал. Мысль об исчезновении Аритона не дает мальчику покоя...
На чердаке одного из постоялых дворов, привалившись спиной к теплой печной трубе, сидит старший погонщик каравана, держа в руках бутылку с горячительным. Глоток за глотком он вливает ее содержимое в себе в горло и все никак не может понять, какое наваждение заставило его отдать седобородому незнакомцу с отрешенными глазами, облаченному в какой-то странный красно-коричневый балахон, заколку с изумрудом, оставленную конокрадом. Погонщик делает еще один глоток и в очередной раз задается вопросом: «Возможно ли такое, чтобы ни с того ни с сего отдать первому встречному изумруд величиной с желудь?»
Глава XVI

Видения Аритона
Это место он выбрал сам. Здесь, вдалеке от глаз новых подданных, Аритон мог управлять своим магическим восприятием, усиливая его внешне незаметной природной магией окружающего леса. Постепенно он перестал чувствовать пульсацию солнечного света, трепет листьев и течение соков в оживших корнях, которые после сокрушения Деш-Тира пробивались из теплой почвы новыми побегами. Аритон перестал слышать щебетание птиц, усердно таскавших веточки для гнезд. Он как будто исчез из окружающего мира, и даже чуткая рысь, спавшая вместе с потомством в норе, не почуяла его присутствия.
Его разбудило пение дроздов. Сквозь дымку пробивалось утреннее солнце. Наследный принц Ратана отсутствовал со вчерашнего дня, когда он, едва успев принять клятвы верности у бойцов кланов и принести свои, покинул березовую рощу. Аритон потянулся, разминая затекшие плечи и спину. Тревога, не покидавшая его все эти дни, пробудилась вместе с ним. На людях ее приходилось тщательно скрывать за маской несвойственной ему беззаботности. Но сейчас Аритон был один, и никто не видел его обеспокоенного лица.
Двенадцать часов подряд он провел в глубоком трансе. Аритон хотел окончательно убедиться, что выбранное им место на берегу ручья достаточно защищено от людского вторжения и годится для предстоявшего ему небезопасного проникновения в будущее. Кажется, он не ошибся. Олени, ходившие поблизости, не чуяли охотников. Дети из кланов, отправлявшиеся в лес за хворостом и съедобными травами, ни разу не забрели сюда.
Аритон встал. От длительной неподвижности мышцы свело судорогами. Одеревеневшие ноги отказывались повиноваться. Аритон нахмурился, понимая, что расплачивается за безалаберное отношение к себе, ведь, покинув Раувен, он часто пренебрегал столь необходимой магу жесткой самодисциплиной. Ощущая покалывание и дрожь в ногах, Аритон опустился на колени на берегу ручейка — одного из десятков таких же ручейков, журчащих среди могучих дубов и густых зарослей орешника и впадавших в Талькворин.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110