Одна из опор
стояла возле Марстен Хауза, как инопланетный часовой.
Все, что знал Салем Лот о войнах и правительственных кризисах, он
слышал от Вальтера Кронкайта или по телевидению. Да, конечно, мальчик
Поттеров убит во Вьетнаме, а сын Клода Бови вернулся на протезе (наступил
на пехотную мину), но ведь ему дали работу на почте - помогать Кенни
Дэнлису, так что с этим все в порядке. Сыновья ходили более длинноволосыми
и менее аккуратными, чем отцы, но едва ли течение времени проявилось в
чем-нибудь кроме этого.
Кое-кто из молодежи принимал наркотики. Фрэд Килби предстал в августе
перед судьей Хьюкером и был оштрафован на пять долларов. Но больше проблем
доставляло спиртное. Молодежь пропадала у Делла с тех пор, как спиртной
ценз снизили до восемнадцати. Возвращаясь в непотребном виде домой,
частенько попадали в аварии, иногда разбивались насмерть. Как Билли Смит,
налетевший на дерево и убивший себя и свою девятнадцатилетнюю подружку.
Но во всем остальном знания Лота о бедах провинции оставались
академическими. Время шло здесь другой стороной. Ничего слишком плохого не
могло случиться в таком милом маленьком городке. Только не здесь.

Анна Нортон гладила, когда ее дочь ворвалась с корзинкой зелени,
сунула матери под нос книгу с портретом худощавого молодого человека и
принялась трещать без умолку.
- Успокойся, - попросила Анна, - выключи телевизор и начни с начала.
Сьюзен ликвидировала Питера Маршалла, изливавшего на что-то там
потоки долларов, и рассказала матери о встрече с Беном Мерсом. Миссис
Нортон заставляла себя спокойно и сочувственно кивать, несмотря на желтые
предостерегающие огни, которые всегда загорались перед ней, стоило Сьюзен
упомянуть нового мальчика, - нет, надо полагать, на этот раз мужчину, хотя
ей все еще не верилось, что Сьюзен доросла до мужчин. Сейчас огни
светились ярче обычного.
- Звучит волнующе, - заметила она, раскладывая на гладильной доске
следующую рубашку своего мужа. - Ты уверена, что с ним все в порядке,
Сюзи?
Сьюзен улыбнулась чуть вызывающе:
- Конечно, да. Он похож... я не знаю, на школьного учителя, что ли.
- Говорят, маньяк Бомбер был похож на садовника, - задумчиво
проговорила миссис Нортон.
- Дерьмо лосиное! - произнесла Сьюзен с чувством, выбрав выражение,
безотказно раздражающее мать.
- Покажи-ка книгу, - протянула руку та.
Сьюзен отдала книгу - и внезапно вспомнила сцену гомосексуального
насилия в тюремной камере.
- "Воздушный танец", - мечтательно прочитала Анна Нортон и принялась
наугад перелистывать страницы. Сьюзен обреченно ждала. Мать обязательно
раскопает именно эту сцену. Иначе не бывало.
Ленивый ветерок шевелил занавеси открытых окон кухни, которую мама
настойчиво именовала гостиной, как будто общество, к которому они
принадлежали, этого требовало. Дом стоял на небольшом подъеме внешней
Брок-стрит, и за окном открывался красивый вид на дорогу в город - еще
красивее он будет снежной зимой.
- Кажется, я читала рецензию в Портлендской газете. Не очень-то
хвалебную.
- Мне книга нравится, - твердо объявила Сьюзен. - И он тоже.
- Может быть, Флойду он тоже понравится, - проговорила миссис Нортон
как бы между прочим. - Ты их познакомь.
Сьюзен разозлилась и растерялась. Она-то думала - штормы переходного
возраста у них с матерью позади. Столкновения дочерней личности с
материнским опытом казались уже отброшенными прочь, как старая ветошь.
- Мы с тобой уже говорили о Флойде, мам. Ты знаешь, что там еще
ничего твердо не решилось.
- В газете еще что-то говорилось о какой-то жуткой тюремной сцене.
Парни с парнями...
- Мама, ради Христа! - она встала. - Я уберу овощи.
Миссис Нортон бесстрастно стряхнула пепел со своей сигареты.
- Я только имела в виду, что если ты собираешься замуж за Флойда
Тиббитса...
Злость переросла в странную раздражающую ярость.
- Бога ради, с чего ты взяла? Разве я когда-нибудь тебе такое
говорила?
- Я предполагала...
- Ты предполагала неправильно.
Это не совсем соответствовало истине. Но Сьюзен охладевала к Флойду
день ото дня.
- Я предполагала, что если ты придерживаешься одного парня полтора
года, это значит, что дела зашли дальше рукопожатий.
- Мы с Флойдом больше чем друзья, - ровным голосом произнесла Сьюзен.
Пусть гадает, что это значит.
Непроизнесенный разговор тяжело повис между ними.
"Ты спала с Флойдом?"
"Не твое дело".
"Кто для тебя Бен Мерс?"
"Не твое дело".
"Собираешься влюбиться в него и наделать глупостей?"
"Не твое дело".
"Я люблю тебя, Сюзи. Отец и я, мы оба любим тебя".
И на это ответа нет. Ответа нет. Вот почему без Нью-Йорка - или
какого-нибудь другого места - не обойтись. Под конец всегда разбиваешься
об эту невидимую баррикаду любви, как о стену тюремной камеры. Правда этой
любви делает невозможным дальнейший спор и бессмысленным предыдущий.
- Ладно, - мягко произнесла миссис Нортон.
- Я поднимусь к себе, - сказала Сьюзен.
- Конечно. Можно я возьму книгу, когда ты дочитаешь?
- Если хочешь.
- Я хотела бы с ним встретиться.
Сьюзен содрогнулась.
- Ты поздно задержишься сегодня? - продолжала мать.
- Не знаю.
- Что сказать Флойду Тиббитсу, если он заглянет?
Ее снова охватила ярость:
- Скажи, что хочешь. Ты и так это сделаешь.
- Сьюзен!
Она поднялась по лестнице, не оглянувшись.
Миссис Нортон не сдвинулась с места, она смотрела в окно на город, не
видя его. Над головой она слышала шаги своей Сьюзен и стук раздвигаемого
мольберта.
Она встала и снова принялась гладить. Когда по ее расчетам (хотя и не
совсем осознанным) Сьюзен увлеклась работой, она позвонила Мэйбл Вертс.
Между прочим упомянула, что Сюзи рассказала ей о приезде знаменитого
писателя, а Мэйбл фыркнула и спросила, идет ли речь об авторе "Дочери
Конуэя". Узнав, что да, Мэйбл сообщила, что он пишет не что иное, как
порнографию, простую и откровенную. Миссис Нортон спросила, не остановился
ли он в мотеле...
Остановился он в "Комнатах Евы" - единственном в городе пансионе.
Миссис Нортон испытала некоторое облегчение. Ева Миллер - приличная вдова,
кого попало не пустит. Ее правила насчет женских визитов были коротки и
решительны. Мать или сестра - пожалуйста в комнату. Нет - посидит на
кухне. Это не обсуждалось.
Миссис Нортон повесила трубку только через пятнадцать минут, искусно
закамуфлировав свою главную цель.
"Сьюзен, - думала она, возвращаясь к гладильной доске, - ох, Сьюзен,
я ведь только хочу тебе добра. Неужели ты не видишь?"

Они возвращались из Портленда по 295-ой всего лишь чуть позднее
одиннадцати. Огни "ситроена" четко прорезали темноту.
Они обсуждали фильм, но осторожно, как люди, которые выясняют вкусы
друг друга. Потом ей пришел в голову тот же вопрос, что и матери:
- Где вы остановились? Вы сняли что-нибудь?
- На третьем этаже в "Комнатах Евы".
- Но это ужасно! Там, наверное, стоградусная жара! [по Фаренгейту;
+38 по Цельсию]
- Я люблю жару. Когда жарко, мне хорошо работается. Раздеться до
пояса, включить радио и выпить галон пива. Получается по десять страниц в
день. А уж в конце дня выйти на порог, на ветерок... божественно.
- И все-таки... - она сомневалась.
- Я подумывал снять Марстен Хауз, - осторожно начал он. - Даже
наводил справки. Но он продан.
- Марстен Хауз? - она недоверчиво улыбнулась. - Вы перепутали.
- Ничуть. На первом холме к северо-западу. Брукс-роуд.
- Продан? Бога ради, кому?..
- Хотел бы я знать. Мне говорят время от времени, что у меня винтиков
не хватает - а ведь я собирался только снять его. Агент ничего мне не
сказал. Это, кажется, мрачная тайна.
- Может, кто-нибудь со стороны хочет сделать из него дачу, -
предположила она. - Кто бы он ни был, он сошел с ума. Одно дело - обновить
поместье, но это место необновляемо. Дом развалился еще когда я была
ребенком. Бен, почему вам вздумалось снимать его?
- Вы были когда-нибудь внутри?
- Нет, только заглядывала в окно. А вы были?
- Да. Один раз.
- Жуткое место, правда?
Они замолчали, думая о Марстен Хаузе. Это воспоминание не было
окрашено пастелью ностальгии, как прочие. Скандал и насилие, связанные с
домом, случились раньше, чем родились они оба, но у маленьких городков
долгая память.
История Губерта Марстена и его жены Бидди служила городу "скелетом в
подвале". В двадцатые годы Губи был президентом большой грузоперевозочной
компании, которая, по слухам, после полуночи переключалась на более
доходную деятельность, переправляя канадское виски в Массачусетс.
Разбогатев, в 1928 году он перебрался с женой в Салем Лот, и в крахе
биржи 1929-го потерял большую часть своего состояния (даже Мэйбл Вертс не
знает, сколько именно). Следующие десять лет Марстен с женой прожили в
своем доме как отшельники. Видели их только по средам, когда они приезжали
за покупками. Ларри Маклеод, тогдашний почтальон, сообщил, что Марстены
выписывали четыре газеты: "Сэтеди Ивнинг Пост", "Нью-Йоркер" и толстый
журнал под названием "Поразительные истории". Раз в месяц приходил чек из
Массачусетса. Сквозь конверт Ларри разглядел, что это чек.
Ларри и нашел их летом 1939-го. Невостребованные газеты и журналы
забили их ящик доверху, и Ларри отправился к Марстен Хаузу, намереваясь
оставить их у передней двери.
Начинался август, и трава на Марстеновском переднем дворе поднялась
ростом с теленка. Жимолость густо оплела западную стену, и толстые шмели
лениво гудели над восково-белыми цветами. В те дни дом еще выглядел
красиво.
На середине дорожки, как пересказывали затаив дыхание каждому новому
члену Дамского благотворительного общества, Ларри почувствовал нехороший
запах - как от испорченного мяса. Почтальон постучал в парадную дверь и не
получил ответа. Он заглянул в замочную скважину, но ничего, кроме густой
темноты, не увидел. К счастью для себя, он не вошел, а отправился вокруг
дома, к задней двери. Там пахло сильнее. Ларри обнаружил, что задняя дверь
незаперта, и шагнул в кухню. Бидди Марстен лежала в углу, половина ее
головы была снесена в упор пулей тридцатого с чем-то калибра.
("Мухи, - всегда провозглашала в этом месте Одри Герси, - Ларри
рассказывал, что кухня кишела мухами. Они жужжали кругом, садились на...
вы понимаете, на что, и опять взлетали. Мухи".)
Ларри Маклеод повернулся и отправился обратно в город. Он разыскал
Норриса Варни - тогдашнего констебля, еще трех-четырех человек, и они
отправились на двух машинах в Марстен Хауз.
До сих пор никто из городка не посещал дом. А там было нечто
невообразимое. Дом Губерта Марстена оказался нагромождением самых
неожиданных и диких предметов, переплетением узких извилистых дорожек
между желтеющими кучами газет и журналов и связками роскошных,
переплетенных в кожу книг. Полные издания Диккенса, Скотта и Мэритета
реквизировала для публичной библиотеки Джерусалемз Лота предшественница
Лоретты Старчер, и там эти книги оставались до сих пор.
Джексон Герси подобрал и принялся перелистывать "Сэтеди Ивнинг Пост"
и нашел, к своему изумлению, долларовые бумажки, аккуратно приклеенные к
каждой странице.
Норрис Варни обнаружил, как повезло Ларри, не решившемуся войти в
парадную дверь. Дверная ручка оказалась привязанной к заряженному ружью,
пристроенному на стуле против двери так, чтобы наверняка убить вошедшего.
Были и другие ловушки, хотя и не столь смертоносные. Связка газет
весом в сорок фунтов висела над дверью столовой. Одна из ступенек лестницы
была подпилена и могла стоить кому-нибудь сломанной лодыжки. Скоро
выяснилось, что Губи Марстен был не просто каким-то там чокнутым, а
совершенным, классическим безумцем.
Его нашли в спальне на верхнем этаже, висящим на потолочной балке...
В детстве Сьюзен и ее подружки с наслаждением изводили друг друга
этими историями, подслушанными из разговоров взрослых. Даже теперь, через
восемнадцать лет, одна только мысль о Марстен Хаузе действовала на нее как
колдовское заклинание, вызывая болезненно ясные образы девочек,
скорчившихся в пустом деревянном сарае на заднем дворе у Эмми Роуклиф и
слушающих, как Эмми рассказывает с жуткой выразительностью: "Лицо его все
распухло, язык вывалился и торчал наружу, а на нем сидели мухи. Мама
говорила миссис Вертс..."
- ...место.
- Что? Простите, - она вернулась к настоящему с почти физическим
усилием. Бен уже сворачивал под въездную арку Салема Лота.
- Я говорю, что домишко с привидениями.
- Расскажите мне, как вы туда ходили.
Он добродушно рассмеялся и включил фары. Впереди лежала пустынная
аллея, обсаженная соснами и елями.
- Это началось как детская забава. Вспомните, это ведь был 1951-й, и
детишки еще не научились нюхать бензин из кульков, а ведь чем-то они
должны были заниматься. Я много играл с ребятишками из Угла... так еще
называют Южный Салем?
- Да.
- Особенно с Дэви Баркли, Чарли Джеймсом - его все звали Сынок,
Гарольдом Робертсоном, Флойдом Тиббитсом...
- С Флойдом? - вздрогнула она.
- Да, а вы его знаете?
- Я его уже забыла, - сказала она и, боясь, что голос ее выдаст,
заторопилась продолжить: - Сынок Джеймс здесь, у него бензозаправка на
Джойнтер-авеню. Гарольд Робертсон умер. Лейкемия.
- Они старше меня года на два. У них был клуб. Закрытый, разумеется.
Только Кровавые Пираты, и не меньше трех рекомендаций для вступления. - Он
хотел говорить легко, но в его голос пробилась старая горечь. - А я был
упрямый. Единственная вещь на свете, к которой я стремился.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43