» Может, его даже пригласят на ток-шоу. Хоффман тряхнул головой — его совсем не радовал этот чёрный юмор.
Пёс подполз поближе и лёг на землю, как домашняя собака, терпеливо ожидающая хозяина. В голове у Хоффмана прозвенело что-то похожее на предупреждающий сигнал. Как учёный, он жаждал воспользоваться моментом и установить, наконец, что пёс ведёт независимую жизнь. Но пёс действовал не как дикая собака, и Хоффман спрашивал себя: неужели он прошёл через все это только для того, чтобы узнать, что собаку просто кто-то потерял?
— Иди ко мне, мальчик. — Хоффман протянул руку, как будто в ней была еда, и призывно посвистел. — Иди сюда.
Он говорил мягко, ободряюще, но пёс попятился. Очевидно, испуган и недоверчив, и Хоффман подумал, что пёс сейчас сбежит.
— Ты боишься меня, да? Я тебя не обижу. Давай, иди ко мне.
Несколько секунд он продолжал говорить, но пёс не двигался: поза выражала подозрение и неуверенность, он смотрел на человека, не прижимая ушей и не виляя хвостом, давая понять, что понимает слова. Когда наконец Хоффман отступил назад, у него не оставалось сомнений — это не чей-то питомец. Это домашняя собака, живущая независимо от людей, от их пищи, крова и привязанностей. Пёс просто любопытен, вот и все. Дамиан идеально подходит для его исследования.
Вскоре совсем стемнело, и Хоффман мысленно вернулся к собственному удручающему положению. Он поднялся — нужно двигаться, бороться с Холодом, который уже проникал внутрь. Какой-то шорох — где же пёс? Яркий золотой окрас в темноте превратился в серый — собака стала почти невидимкой. Хоффман отступил в испуге.
Что за черт!
Пёс исчез. Затем вернулся. Затем снова пропал. Стараясь держаться подальше от человека, он куда-то вёл его. Профессор на мгновение растерялся, но что ещё оставалось делать — он пожал плечами и двинулся за собачьей тенью. Пёс возникал из темноты снова и снова, всегда останавливаясь в нескольких шагах от человека. В полной темноте, под затянутым тучами небом идти Хоффману было очень тяжело. Через несколько минут он остановился перевести дух, опершись на ствол дерева.
Да, попал я в переделку.
Поблизости возник тёмный силуэт питбуля. Через секунду он прилёг где-то в стороне от профессора. Хоффман, конечно, слышал истории о собаках, которые чувствовали, что человек в беде, и помогали ему. Как бихевиорист, он слушал такие истории несколько отстранение Не отвергал их, но был далёк от мнения, будто собаки — те же люди, только маленькие и покрытые шерстью. Действия собаки могут помогать человеку, это несомненно, но его интересовали подлинные мотивы такого поведения.
Отдохнув и немного подумав, учёный вынужден был признать, что он совершенно озадачен. Столь исключительному поведению не было причин. Будь пёс просто любопытен, он вёл бы себя гораздо осторожнее и не приближался бы к нему. Если же Дамиан — домашний пёс, то почему не реагирует на дружелюбные жесты профессора?
Каковы бы ни были мотивы собаки, профессор, дрожа от холода, был признателен живому существу, которое так преданно вело его сквозь абсолютную тьму. Хоть собака и небольшая, уверял себя Хоффман, вид крепыша Дамиана заставит медведей и пум держаться от них подальше. Они снова двинулись вперёд, но меньше чем через час Хоффману опять пришлось остановиться. Он был весь покрыт испариной и не имел ни малейшего понятия о том, где находится. Просто шёл за мелькающей впереди собакой. У него был компас, но в темноте стрелку не разглядеть, а спичек он с собой не взял, рассчитывая только на дневной переход.
— Я бы сейчас отдал пять — нет, семь лет жизни за чашку кофе, — произнёс он в темноту, обращаясь к собаке. Дамиан подошёл и улёгся в ожидании так близко, что Хоффман мог видеть его очертания. Пёс вздохнул и удобно пристроил голову на сложенных передних лапах.
Не устраивайся слишком уютно, дружок, мне надо идти.
Остывающий пот блестящим инеем холодил кожу. Где-то вдалеке слышался шум реки. Обнадёживает. Если река поблизости, можно идти вдоль русла и к утру добраться до лагеря.
Отдохнув несколько минут, он поднялся, и пёс опять побежал вперёд, указывая путь. Ещё около часа они двигались во мраке, учёный был весь в поту, но держался изо всех сил; пёс терпеливо ждал его, затем медленно шёл дальше, и так — снова и снова.
Где-то далеко за полночь подлесок, сильно затруднявший путь, внезапно кончился, и профессор пошёл быстрее. Осторожно ступая на больную ногу, он ощутил странное прикосновение к бедру — что-то вроде ветки, но твёрже, ощупал предмет руками и понял, что это туго натянутая верёвка. Он громко рассмеялся.
— Сукин сын! — воскликнул он.
Он в лагере. Возле собственной палатки. Здесь его фонарь, трубка, кофе, аспирин и спальный мешок. Невероятная удача. Профессор оглянулся — где Дамиан? Прислушался, но ничего не услышал. Собака исчезла.
— Дамиан? — позвал он в темноту. — Эй, парень, с меня причитается, — пробормотал он, забираясь под тент.
Хоффман не видел собаку до следующего вечера. Он решил дать отдохнуть своей лодыжке дня три-четыре, прежде чем снова отправляться на поиски, и теперь сидел у костра, вытянув больную ногу, наслаждаясь одиночеством своей временной тюрьмы. Кроме коротких болезненных вылазок за дровами, ему больше нечего было делать — только сидеть, пить кофе и курить трубку. «Случаются вещи и похуже, чем вынужденный отдых», — думал он. Время тянулось медленно. Иногда пёс приходил, фыркал, метил территорию вокруг костра, и Хоффман был благодарен ему за компанию. Дамиан приближался к костру шагов на двадцать и ложился, как сфинкс, щурясь сквозь оранжевое пламя на человека: Следя за ним, Хоффман поражался сходству этой сцены с представлениями теоретиков, согласно которым современные представители семейства первых — потомки волков, одомашненных человеком дюжину тысячелетий назад. Раньше он часто об этом задумывался. Но волки не подходили к кострам, так что подобная версия всегда казалась ему слишком примитивной. Что-то произошло — тридцать, сорок, может, даже пятьдесят тысячелетий назад — между человеком, сидевшим у огня, как он сейчас, и собакой, вышедшей из непроглядного леса, как Дамиан. Что бы там ни случилось, в результате у двух видов сложились уникальные взаимоотношения, которые продолжаются много веков. Дамиан, размышлял он, с его острыми купированными ушами и гладкой короткой шерстью, так же не похож на доисторического пса, как стареющий, лысеющий биолог, потягивающий кофе и дымящий трубкой, не похож на первобытного человека. Но сама сцена заставляла задуматься о происхождении дружбы между человеком и собакой. Правда ли, что волки вышли из ночи, как эта собака, и постепенно свыклись с шумом, запахами и поведением приматов у костра? Или то были какие-то другие собачьи предки? Возможно, человек вёл себя активнее, ловил диких собак и насильственно приручал их? Или их сплотило некое явление природы, о котором люди пока не подозревают?
Виктор Хоффман как никто другой был знаком со всевозможными свидетельствами приручения собаки человеком и все-таки вынужден был признать, что не знает ответа. Проявления симпатии со стороны дикого пса оставались для него загадкой.
На следующую ночь пёс пришёл снова и снова лёг у огня. На этот раз он смотрел на Хоффмана всего несколько минут, затем деловито свернулся клубком и уснул под моросящим дождём. Хоффман решил не спать всю ночь, если потребуется, и непременно узнать, останется ли пёс здесь до рассвета или уйдёт раньше.
Ему нравилось сидеть подле весёлого пламени и курить. Туманная морось не в новинку опытному путешественнику. Искорки костра медленно уплывали в окружающую пустоту, к величественным серым стволам, окружавшим небольшую поляну. После полуночи дождь перестал, и воздух сделался таким прозрачным и тихим, что дым трубки Хоффмана парил в нем, словно серенькое северное сияние. Дамиан лежал, свернувшись клубком и уткнувшись носом в лапы.
В очередной раз потянувшись за кофе, Хоффман заметил, как пёс медленно приподнимает голову и пристально всматривается в черноту леса. На несколько долгих секунд оба замерли: человек, чья рука застыла на полпути к термосу, и пёс, ещё лежащий клубком, но уже вытянув шею, с напряжённым взглядом, неподвижный, внушающий суеверный страх. Затем из собачьего горла вырвалось рычание — звук был такой низкий, что Хоффман скорее ощутил его, чем услышал. Он прислушался — что же так встревожило пса? — и вскоре безошибочно различил сквозь треск сухих поленьев медвежье шарканье и кашель.
Дамиан взвился. Он залаял, шерсть на загривке встала дыбом, хвост вытянулся, напрягся и стал похож на указку.
Хоффман улыбнулся, расслышав беспокойство в голосе молодого животного. Будь Дамиан старше или имей он свою, строго определённую территорию, которую нужно охранять, он бы очертя голову бросился и на гораздо более крупного и сильного противника, подчинившись духу предков-охотников. А так он только предупреждающе лаял.
Хоффман увидел, как на границе света и тени мелькнул медведь. Подросток. На мгновение учёный тревожно вперился в темноту в поисках его матери — с ней могли быть проблемы, — но других зверей видно не было. Его беспокойство улеглось: он сознавал, что едва ли чёрный медведь попытается причинить ему вред. Однако зверь мог перевернуть все в лагере вверх дном в поисках еды.
— Так, Дамиан, так, покажи ему, — тихо подбодрил он пса, — гони его отсюда.
Дамиан взглянул на человека, затем вскинул голову и снова принялся лаять и рычать. Медведь убрался в гущу леса, прочь от странных запахов горящего дерева и табачного дыма, подальше от вонючего, шумного человека и его ужасной собаки. Наконец питбуль умолк, застыл и прислушался с явным вниманием. Из его горла вырывалось только глухое ворчание, словно он бормотал про себя угрозы, которые не успел высказать. Немного погодя он уселся, все ещё насторожённо поглядывая туда, где скрылся медведь, затем лёг, но уши продолжали шевелиться — он охранял лагерь. И только ранним утром, холодным и сырым, когда первые солнечные лучи забрезжили в тускло-сером небе, Хоффман, замёрзший и усталый, увидел, как пёс встал, встряхнулся и потрусил в утренние сумерки. Учёный вернулся в палатку и проспал до полудня.
Через четыре дня Хоффман решил, что может ходить. Развесив запасы еды на ветках, повыше от земли, он покинул лагерь, опираясь на большой еловый сук, — пришло время идти встречать студентов. Дамиан отсутствовал, как бывало обычно, если Хоффман не спал, но минут через десять учёный заметил собаку ярдах в ста позади себя. В миле от лагеря Дамиан остановился и уселся на тропе, глядя вслед уходящему Хоффману. Биолог мысленно отметил, что нужно будет сравнить местоположение собаки с границами её территории, когда появятся такие данные, и, подняв на прощание руку, ушёл за своими студентами.
Хоффман вернулся три дня спустя — за ним вереницей брели по тропе под непромокаемыми накидками четыре студента с огромными рюкзаками. Стояла обычная для полуострова Олимпия погода — чудесный рассеянный сумрак и мелкий тёплый дождик, что едва проникал сквозь заросли. Конец сезона полевых исследований.
Поставив палатки и укрыв чувствительные приборы от дождя, Таг, Сьюзан, Сет и Девон первым делом собрали и установили ловушку для собаки. Животное следовало поймать, усыпить, взвесить, измерить, надеть ошейник с радиопередатчиком и пометить светящейся оранжевой краской, чтобы проще было наблюдать за ним в густом лесу. Хоффман предложил установить силки возле лагеря, где пёс обязательно появится и где за ним легче будет присматривать. К тому же часто в силки попадали другие животные — еноты, например, или скунсы, а они близко к лагерю подходить побоятся.
Когда закончилось обустройство лагеря, приготовили дрова для костра, собрали и установили силки, для Хоффмана началась самая приятная часть полевых работ. Лодыжка все ещё побаливала, он сидел у огня, курил трубку и слушал споры студентов. В пляшущем свете костра разгорались дебаты о том, как настраивать программное обеспечение для вычисления границ ареала, кому какая достанется работа и какова статистическая достоверность связи между сумеречной активностью и лунным циклом. Профессор редко вмешивался в дискуссии — он получал удовольствие уже от того, что помогает ребятам развивать способности, от их энтузиазма, который с возрастом так трудно сохранять. Счастливый брак Хоффмана, к величайшему сожалению обоих супругов, был бездетным, так что теперь Виктор сдержанно тешил себя надеждой, что эти юные создания когда-нибудь добьются успехов отчасти благодаря его чуткому руководству. Серьёзные, вежливые, дружелюбные, они были его детьми. Наверняка они бы понравились Хелен.
Пёс появился поздно, часов в десять вечера. Первым заметил его мерцающие отражённым светом глаза Таг, ассистент Хоффмана, самый многообещающий его студент. Он был вспыльчив, склонен к лидерству, многие студенты недолюбливали его за то, что он был любимчиком профессора. Как всегда, он сидел рядом с Хоффманом и теперь слегка прикоснулся к его руке, указывая на собаку.
— О да, — тихо сказал Хоффман, — это он.
Понимая, что не следует разговаривать слишком громко в присутствии насторожённого зверя, Сьюзан тем не менее не сдержала удивления:
— Ого, да это же питбуль!
Хоффман кивнул. Никто не ожидал, что собака этой породы может выжить в лесу.
Таг и Девон установили ловушку в семидесяти пяти футах от лагеря и положили туда сырого мяса. Устройство представляло собой длинную и узкую проволочную клетку, открытую с одной стороны. Войдя, пёс наступит передними лапами на чувствительную пластину защёлки. Дверца захлопнется, и он окажется в западне.
Дамиан подошёл к незнакомому предмету с любопытством, без страха, свойственного диким животным. Обошёл его и приблизился к клетке сзади. Учуяв мясо, нетерпеливо ударил лапой по прутьям. С резким металлическим лязгом механизм сработал; и дверца захлопнулась. Очевидно, голодный, Дамиан принялся энергично рыть лапами землю под ней, пока, наконец, не сдвинул устройство на несколько дюймов и не добрался до выпавшего из-за прутьев гамбургера.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55