— Он мне очень помог. У меня рак, знаете ли. — Мужчина произнёс эти слова буднично, как человек, который долгие годы живёт с болезнью. — А пёс вытаскивает меня на улицу каждый день, независимо ни от чего. Не знаю, что бы я без него делал.
Мгновенно почувствовав себя неловко от такой откровенности, Элизабет не находила слов. Её тронуло то, что она увидела в отношениях мужчины и собаки: они были нужны друг другу.
— У вас есть собака? — дружелюбно спросил мужчина.
Элизабет выпрямилась и, к своему ужасу, почувствовала, что её глаза наполнились слезами. Простой и прямой вопрос, подразумевающий простой и прямой ответ, и все-таки она не знала, что ответить. Она молчала так долго, что мужчина посмотрел на неё с любопытством, и ей стало ещё хуже. Она никак не могла подобрать слов.
Отказаться сейчас от Дамиана — так низко, так недостойно, но он все-таки — не её собака. Или её? Она отрицает то, что между ними было, или разумно признает, что ничего не было? Элизабет шевельнула губами, но слова никак не приходили.
Мужчина кивнул.
— Ты недавно потеряла собаку, да? Я понимаю. Не отвечай, я знаю, как это бывает. — Он потянулся к девушке, желая утешить, но был слишком вежлив, чтобы навязываться, и лишь мягко коснулся её руки, подарив частичку объятия, которое ему хотелось бы с нею разделить. — Не грусти. Твоя собака в лучшем мире, и она ждёт тебя. — Он снова кивнул — человек, живущий в согласии с собой, примирившийся с неизбежностью смерти.
Он продолжил свой путь, и пёс побежал за ним, довольный, что их больше не задерживают.
Элизабет не двигалась, расстроенная и опустошённая. Почему он так сказал?
Он в лучшем мире, и он ждёт тебя.
От этих слов ей стало больно. Ведь она даже не попыталась убедиться, что Дамиан попал в хорошее место, и — да, он будет ждать её, вероятнее всего, сидя в железной тюрьме.
Ему бы понравился снег. Где бы он ни был, он сейчас даже не знает, что выпал снег.
А ведь она была готова забыть его, потому что он «всего лишь собака». Стыд охватил её, высушил слезы. Она сжала губы в слабой улыбке. Человек с собакой придал ей новые силы — она увидела истинную дружбу во плоти.
«Дамиан, — думала она, вдыхая морозный воздух, — держись. Мне понадобится время, но я выясню, все ли с тобой в порядке, приятель».
Она должна найти своего друга.
Глава 7
Преданность собаки — это драгоценный дар,
требующий не меньшей нравственной ответственности,
чем дружба между людьми.
Связь с верной собакой так крепка,
как могут быть крепки земные узы.
Конрад Лоренц
Элизабет знала, что ей потребуется помощь, дополнительные глаза и уши, если она всерьёз хочет найти одну-единственную собаку в огромном университетском комплексе. Задача осложнялась тем, что люди, вероятно, знающие что-нибудь о собаке, не желали с ней разговаривать.
С напускным безразличием она стала намекать знакомым хендлерам и некоторым приятелям-лаборантам, что интересуется судьбой одного пса. Самым небрежным тоном, на который была способна, сообщала, что ей просто любопытно, как он закончил свои дни. Если кто-нибудь видел полосатого пса с короткими ушами, похожего на питбуля, может, скажут, где он?
Хендлеры и лаборанты были обязаны посещать ежеквартальные собрания, где обсуждались правила, инструкции и сообщения о несчастных случаях. Элизабет отдавала предпочтение вновь набранным людям, осторожно упоминая о собаке и стараясь не выказывать подлинного интереса и нетерпения. Она подружилась с пухленькой девушкой-лаборантом, которая помогла ей в тот первый День с Дамианом, и они сидели на собраниях вместе. В январе на одном особенно скучном докладе Элизабет наклонилась к Патти и прошептала:
— Ты не видела того питбуля, которого я последнее время ищу?
— О! — громко воскликнула девушка, и несколько голов повернулись в её сторону. — Точно, я же собиралась тебе сказать! Джесси говорила, что, похоже, видела твоего пса. — Патти повернулась к Элизабет, и её приятное круглое лицо оживилось от неожиданного воспоминания. — Все собиралась сказать тебе, прости, забыла… Джесси говорила, что видела похожего в корпусе длительного содержания — знаешь, три таких здания с восточной стороны кампуса. Ей показалось, это был он, такой золотистый, с полосками, верно?
Элизабет смотрела прямо перед собой, стараясь говорить ровно:
— Она не заметила, у него действительно маленькие уши?
— Не помню, но она была уверена — это тот самый пёс, о котором ты спрашивала.
Элизабет кивнула, все ещё глядя прямо, в одну точку.
— А чем занимаются в том здании?
В основном исследованиями с летальным исходом. Ну знаешь, где они держат… — Патти притихла, словно только сейчас осознав, что она говорит. — Если кто-то видит собаку, которую ты ищешь, в корпусе длительного содержания, это не сулит ничего хорошего.
— С летальным исходом, — повторила Элизабет тихо, без всякого выражения. — Изучение неизлечимых болезней?
— Да, в основном. Но наверняка они держат там собак и по каким-нибудь другим причинам — ну, к примеру… — Девушка замялась: она прекрасно понимала, что никаких других причин нет. — Может, стоит туда сходить и проверить? Вдруг это вовсе не та собака?
Элизабет смотрела невидящим взглядом, пытаясь усвоить эту новость.
Дамиана заразили какой-то неизлечимой болезнью, или над ним ставят смертельно опасные опыты — и все из-за меня. Потому что я пришла в вольер и спровоцировала ту драку. Если бы не я, он по-прежнему жил бы на выгуле. Хоффман сказал, что он годится только как подопытная собака, не домашняя. Для него не нашли другого места, и теперь эти ублюдки отправили его в раковый корпус и ждут, пока он умрёт. Из-за меня.
Вина захлестнула её.
— Я проверю, спасибо. — Она еле нашла в себе силы ответить Патти.
Дамиан стоял в клетке и ждал её. Все эти недели он терпеливо ждал, что она придёт, и когда Элизабет появилась в конце коридора, его глаза заметались от клетки к клетке, уши поднялись, и он встал, встречая её, у дверцы, словно её не было всего несколько часов. Элизабет присела и обвила руками пса, он вертелся и пританцовывал, а она прижималась лицом к его крепкой шее. Она почувствовала, что плачет, не может сдержать слез, несмотря на всю свою природную сдержанность. Изумлялась, насколько легче ей стало при виде счастливой морды Дамиана. Элизабет прижалась к нему, а он ворчал, и сопел, и пытался сказать ей, что теперь все будет хорошо. Он силился вырваться из её объятий и лизнуть в лицо, изгибая шею и ускользая из-под руки, как боксёр, пытаясь пробраться сквозь её защиту.
Теперь Элизабет уже не колебалась. Она взяла с полки рядом ключ от клетки и отперла дверцу. Видя его здесь, в царстве смерти, среди собак с измученными глазами, не сомневаясь, что скоро он разделит их участь, она решила: «Самое малое, что я могу для него сделать, — подарить ему последний день на свободе».
Они промчались по коридору и выбежали на улицу.
Стояло очень холодное утро, все вокруг было сковано морозом, дыхание обжигало нос и горло. Солнце храбро сияло в отдалении на юге, но нисколько не согревало воздух. Газон был твёрд как камень. Элизабет инстинктивно направилась к полосе деревьев.
Пёс пришёл в крайнее возбуждение. Сначала он никак не мог решить, откуда на него свалилось столько насыщенных земных запахов. Он скакал, вбирая глазами окружающий мир, словно сошёл с ума. Сгребал бурую пожухлую траву и рвал её, проносясь как вихрь; пробовал на бегу раскапывать замёрзшие мышиные норы, с неистовым лаем кидался к деревьям, чтобы их пометить, и все время пытался прыгнуть на Элизабет. Таким петляющим, пьяным шагом они добрались до деревьев и скользнули в спасительную тень вечнозелёных крон. Земля здесь была не такой твёрдой, и Дамиан шумно втягивал древесные запахи, с ликованием размахивая хвостом из стороны в сторону.
Сквозь просветы между елями Элизабет видела огромное поле. Она нагнулась и сняла поводок с шеи пса. Тот постоял рядом всего мгновение, а потом, радостно сверкнув глазами, бросился по тропинке. Элизабет похолодела. Хоффман же говорил, что это дикая собака. Может, он решил, что это его дом, и теперь убежит и больше не вернётся. Если это произойдёт, получится, что она украла подопытную собаку, совершила уголовное преступление. Она обдумывала это, глядя, как Дамиан исчезает в густом подлеске, и удивлялась, что ничего не чувствует. Ни душевного подъёма оттого, что он свободен, ни страха за последствия. Она ещё не стряхнула оцепенения, навалившегося, когда она услышала, что Дамиан попал в камеру смертников. Ещё горше ей стало при мысли о том, как счастлив Дамиан, не подозревающий о своём будущем.
Они выбрались из еловых зарослей и оказались на краю рва. Почва круто обрывалась прямо у них под ногами. Глядя через ров на поле, Элизабет с удивлением заметила, что все поле усажено рядами тоненьких ёлочек. То были посадки лесного факультета.
В поле никого не было видно, а если они с Дамианом спустятся на дно огромного сухого рва, их нельзя будет увидеть даже с края обрыва. Замечательно. Непрочный сетчатый забор преграждал им путь. Элизабет слегка нагнула сетку и осторожно оседлала её. Потом позвала Дамиана, чтобы он перепрыгнул через забор, но он смотрел на неё с сомнением. Пёс обнюхивал нижнюю часть ограды, пытаясь найти собственный путь, и тогда она приподняла край сетки снизу, чтобы он смог пролезть. Позвала его, и он быстро сообразил, что нужно делать.
Оказавшись по другую сторону этой шаткой изгороди, по ту сторону университета, Элизабет почувствовала себя довольно странно. Преступница, прогульщица, она все-таки освободилась теперь от пут, словно все оставшееся позади на самом деле не имело значения, а всё настоящее, реальное было здесь, по эту сторону ограды.
Почему мне так?
Стоя на краю оврага под ярким зимним солнцем, она поняла, что не создана для жизни на природе. Слишком большую часть жизни она провела, готовясь к академической карьере.
Я провела больше времени, уставясь в экран компьютера и читая книги, чем глядя на небо.
Эта мысль её отрезвила.
Так почему же мне здесь так хорошо?
Перед нею был обычный невзрачный овраг, заросший короткой рыжевато-бурой травой. В солнечном свете мерцал иней, и шотландский ракитник почти сливался с травой, словно изо всех сил пытался не привлекать к себе внимания.
Спускаясь по склону, Элизабет представила себя Дамианом: что он чувствует, впервые за столь долгое время оказавшись на свободе? На дне оврага они с Дамианом вспугнули самца фазана, и тот быстро побежал прочь. Пёс погнался за ним, фазан резко поднялся в воздух со странным, пугающим криком, распушив хвост. Со счастливой улыбкой Элизабет смотрела ему вслед — она никогда в жизни не видела дикого фазана.
Вскоре, забыв о птице, Дамиан перекувырнулся и решительно помчался вперёд. Он прижал уши, опустил хвост и раскрыл пасть в широкой глуповатой ухмылке, обнажив впечатляющие клыки. Он бежал прямо на неё. На секунду растерявшись, Элизабет замерла и не двигалась с места, пока хватало выдержки. Она не понимала, что он делает, и увернулась в самый последний момент. Пёс, казалось, от её испуга пришёл в восторг и пронзительно взвизгнул, пробегая мимо.
— Эй, перестань! — крикнула она ему вслед, но он развернулся и снова понёсся ей навстречу. — Он меня атакует! — изумлённо прошептала Элизабет. — Ты напал на меня!
Как Паттон, вооружённый револьвером с перламутровой рукояткой, она решила не сходить с места. Теперь она готова была его встретить: пригнув голову, втянув её в плечи, словно хищный зверь перед броском, она ждала, выставив вперёд руки, как лапы. Дамиан увидел, что теперь в роли жертвы оказался он, мгновенно поменял тактику и помчался зигзагами, чтобы его не поймали. Элизабет прыгнула на него, когда он проносился мимо, и они сравняли счёт. Дамиан, казалось, наслаждался игрой — несколько раз касался её на бегу, вынуждая опять его преследовать. Они играли несколько минут, быстро меняясь ролями и точно соблюдая правила, которые оба понимали. В финальном броске пёс прыгнул на неё, схватил зубами за рукав и завертел кругами. Он старался не задеть её тело и ни разу не позволил себе сжать челюсти, даже если Элизабет шутливо хватала его за голову и ругала, когда он сбивал её с ног. Дамиан кружил её, пока она не поскользнулась на кочке и не плюхнулась на землю.
— Ты выиграл, — признала она, — ты, здоровый громила.
Они посидели немного на дне оврага. Им было тепло после бега. Через некоторое время Элизабет нарушила молчание:
— Знаешь, я думаю, ты вляпался в историю, раз уж они поселили тебя в камере смертников. — Она помолчала с минуту и продолжила: — Но, может, ничем таким тебя не заразили. Может, ты просто часть исследования, где они сначала подвергают тебя действию чего-нибудь — или не подвергают — ну, что-нибудь в этом роде, а потом твой труп вскрывают и смотрят, что там внутри. Вроде того. Нужно выяснить это, то есть, я хочу сказать, с тобой наверняка все в порядке. Ты хорошо выглядишь.
Она откинулась назад, опершись на локти.
— Но что мне с тобой делать? Я не могу взять тебя домой — ты даже не представляешь себе, насколько это невозможно. — Вздохнув, она отклонилась назад ещё сильнее, глядя в облачное небо. — Я теперь тоже вляпалась в историю. Как раз сейчас пропускаю занятия. Прогуливаю, понимаешь? Невозможно прогуливать и получать хорошие оценки, знаешь ли. Не говоря уже о том, что наша с тобой прогулка противозаконна.
Она засмеялась, представив себе, в какой ужас пришёл бы Тони, если бы увидел, как она преступно прогуливает занятия. Ей стало легче.
Нужно решать, что делать дальше. Все складывалось довольно глупо. Дамиан устроил подбородок на лапах, тяжело вздохнул и закрыл глаза.
Ты рискуешь своей карьерой.
Ты должна сделать правильный выбор.
Она повернулась к питбулю. Подавшись вперёд, прикоснулась к Дамиану и положила руку ему на бок. Когда она касалась его, он был живым и настоящим, а не задачей, которую нужно решить.
Нужно ли вести тебя обратно?
Она так горько вздохнула, что пёс поднял голову и беспокойно посмотрел на неё.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55