Сердце её учащённо забилось. Она никогда не нарушала никаких правил и спрашивала себя, почему делает это теперь. Ответить на этот вопрос она не могла, но это её не останавливало.
Была суббота, людей на территории почти не было, и она испугалась, что будет слишком привлекать внимание на безлюдных дорожках.
«У тебя даже нет подходящей истории на случай, если тебя остановят», — раздражённо сказала она себе.
Через десять минут Элизабет подошла к окраине кампуса. Справа высилась стена ольховых и кедровых деревьев, за ними — что-то вроде изгороди. Чтобы попасть туда, нужно было пройти по высокой влажной траве. Её теннисные туфли безнадёжно промокли, но через просветы между деревьями она разглядела большое поле.
В точку.
Изгородь была высотой шесть футов, с загнутым верхом. За ней — около двух акров земли, с редкими островками ольхи и одинокими кедрами. Заросли шотландского ракитника пробивались через ограду, но люди сдерживали вторжение, и кое-где возле ограды валялись сухие ветки. В роскошной траве собаки протоптали тропинки. На другой стороне поля она заметила деревянную смотровую башню. Похоже на караульную вышку в концлагерях. Справа стояли два ряда клеток, тылом они упирались в заросли ольхи и ели, окружавшие загон, а сверху были покрыты деревянной крышей с большим козырьком. В ближайшей клетке она заметила собаку золотистого окраса, свернувшуюся клубком на бетонном полу. Это он! Элизабет снова взглянула на смотровую башню. Окна завешены чем-то тёмным, чтобы собаки не видели наблюдателей. Есть там кто-нибудь или нет, она никогда не узнает. На ограде она увидела табличку «Не приближаться» и подумала, сколько же у неё будет проблем, если кто-нибудь её заметит. Но она зашла уже слишком далеко и собиралась повидать «свою собаку» во что бы то ни стало.
Проталкиваясь через густые влажные заросли к ряду клеток, она радовалась, что надела обычные джинсы и свитер. Полосатый питбуль завилял хвостом и оскалил от счастья зубы — вот и награда за труды. Она быстро просунула пальцы сквозь прутья, и пёс весело их обнюхал.
— Ну что, нравится тебе здесь? — спросила она. — Всяко лучше тех мерзких клеток, да?
Она огляделась, заметив теперь, как красиво вокруг. Стоял поздний апрель, в небе высились белые облака. Солнце почти не грело, но светило ярко, в воздухе слышались птичьи трели. Элизабет глубоко вдохнула, наслаждаясь восхитительным воздухом. Она была рада, что псу здесь нравится.
— И чем ты тут занимаешься? Ты ведь не дикий пёс. — Она посмотрела на дверь клетки и увидела замок. — Надеюсь, они разрешат тебе гулять во дворе. Это было бы здорово. Наверно, мне больше не стоит волноваться. Ты долго прожил взаперти, но здесь, — она оглянулась на заросшее травой поле, — здесь тебе будет хорошо.
Больше ни одной собаки поблизости не было.
Она присела на корточки возле дверцы, почесала его короткую гладкую шерсть. К её счастью примешивалась толика грусти. Она была рада за пса, но понимала, что не сможет навещать его и дальше, иначе у неё будут неприятности. Элизабет нарушала правила, таблички ясно говорили, что ей здесь не место. Нужно попрощаться с ним и оставить его жить своей жизнью. Дамиан не принадлежит ей. За последние несколько месяцев ей показалось, что они подружились, — вот почему она пришла сюда, но это было глупо. «Пёс принадлежит университету», — сказал Хоффман, так оно и есть. Похоже, ему здесь нравится, пора заняться учёбой и собственной жизнью.
Дамиан вдруг припал грудью к земле, не сгибая задних лап, и посмотрел на девушку, чуть подрагивая хвостом. Элизабет растерялась. Что он делает? Внезапно пёс прыгнул на маленькую сосновую шишку, которую занесло ветром в клетку. Поймал её могучими челюстями, закинул голову назад и принялся подбрасывать и ловить шишку зубами, поддразнивая девушку.
Думаешь, мне нужна эта штука, да? — Она радовалась, видя пёсий восторг, и, несмотря на разделявшую их решётку, сделала обманный финт, будто хотела отнять у него шишку. Дамиан вошёл в раж. Он носился по клетке, зажав в зубах шишку, бросал её, ловил, бил по ней лапами, словно не мог её поймать. Каждый раз, когда он оказывался возле решётки, Элизабет протягивала руку, притворяясь, что хочет схватить его. Пёс валял дурака, пока от шишки не осталась одна маленькая чешуйка, и тогда он бросил её у решётки, к ногам Элизабет. Он запыхался от бега и улыбался ей во всю ширину пасти.
Класс! Любишь играть в догонялки? — Её удивило, что пёс играет в игру с чёткими правилами, которые она тоже понимает.
Она просидела с ним около получаса, замечая мелочи, на которые он смотрел, изумляясь тому, что он слышал. Дамиан на улице был совершенно не похож на Дамиана в боксе, думала она. Среди травы и деревьев он, казалось, чувствовал себя уверенно и естественно. Пёс лежал, подогнув под себя переднюю лапу, подняв голову, и невозмутимо обозревал окрестности. Где-то она слышала, что собаки не обладают таким же острым зрением, как человек, но теперь поняла, что его зрение и слух так же остры, как и её. К тому же он видел вещи, которых она не замечала. Они вместе смотрели, как маленький бурый воробей перепархивает с ветки на ветку. Наблюдая, как ветки раскачиваются после его прыжков, она заметила в гуще листвы гнездо, которое вряд ли увидела бы в другое время. Над головой пролетела пара гусей, подавая сигнал опасности своим собратьям на земле. Они смотрели на юношу, прошедшего в сотне ярдов от них, и на муравья, ползущего по цементному полу клетки. Когда она встала, пёс тоже поднялся и выжидающе на неё посмотрел.
— Что? Не смотри на меня так — тебе со мной нельзя. — Она нерешительно подняла руку. — С тобой все будет в порядке. Я приду ещё разок, через несколько дней.
Когда она уходила, Дамиан, который всегда был странно молчалив, впервые залаял. Его лай разрывал ей сердце.
Элизабет пришла ещё раз, и ещё. Она пообещала себе, что перестанет приходить, когда его выпустят в вольер. Когда же она пришла в четвёртый раз, был влажный, тёплый апрельский день. Над землёй нависли низкие тучи, но дождя пока не было. Она улыбнулась радостному псу, присела на сумку с книгами, которую прихватила, рассчитывая здесь почитать. Прислонилась спиной к решётке, пёс упёрся лапами в её спину. Она протянула назад руку, рассеянно пощекотала его через решётку. Внезапно пёс поднялся, его маленькие подрезанные уши встали торчком, из груди вырвался низкий рокот.
Она проследила за его взглядом, обернувшись в сторону башни. К ним кто-то шёл. Мужчина.
— Так, я попалась, — прошептала она. Мелькнула мысль сбежать, но это было не слишком достойно. Придётся остаться и объяснить, как она сюда попала. Элизабет надеялась, что не нарушила никакой закон. Она представила, как звонит отцу из тюрьмы. Если она скажет, что её арестовали за нарушение прав чужой собственности и нанесение ущерба лабораторным животным, он, скорее всего, просто оставит её в тюрьме. Пёс повернулся к ней, заметив её реакцию на приближающегося человека. Его хвост насторожённо вытянулся, и он уверенно встал сбоку от неё, словно между ними не было решётки.
Элизабет медленно поднялась на ноги. Теперь она видела, что мужчина — худой, пожилой, с узким лицом и высоким лбом. Седая шевелюра. Он был в коричневой не-продуваемой куртке с капюшоном и брюках защитного цвета. И тут она его узнала. Профессор Хоффман. Что он подумает, увидев её здесь? Решит, что она лезет не в своё дело или того хуже? Подойдя широкими шагами к клетке, он улыбнулся им обоим.
— Здравствуйте, — тихо сказала Элизабет.
— Привет ещё раз. Вижу, ты его нашла.
— Да. Понимаете, мне нравится сидеть здесь и читать. Я не заметила никаких запрещающих знаков… — Она обвела рукой вокруг. — Простите.
Это была ложь и вдобавок — неудачная. Ограда пестрела табличками с надписью «Не приближаться». Она соврала, не успев подумать. В любом случае, казалось, профессор не очень-то поверил её словам. Он слегка улыбнулся, и она поняла: профессор знает, что она лжёт.
— Кажется, он тебе весьма рад.
Элизабет была рада, что солнце светит ей в лицо. Она перевела взгляд на Дамиана, который все ещё неподвижно стоял около, неё.
— Я люблю его и думаю, он любит меня. — Она пожала плечами.
— Вы нашли с ним общий язык, Но посмотри теперь, как он реагирует на меня.
Хоффман опустился на корточки, Просунул руку между прутьями и потыкал пальцем пса. Дамиан полностью его проигнорировал.
Не раздумывая, Элизабет сунула палец в клетку, пёс моментально подошёл, уселся напротив неё и прижался к её руке.
— Я наблюдал за тобой из башни, — сказал профессор. — Меня удивляют ваши отношения.
— Простите, — сказала Элизабет, волнуясь и смущаясь, — я не думала, что кому-нибудь от этого будет плохо. Просто хотела убедиться, что с ним все в порядке.
Слегка закряхтев, Виктор Хоффман медленно выпрямился.
— Я взял на себя определённые обязательства, когда забирал это животное. Он будет жить здесь под моим присмотром. Не стоит волноваться.
— Откуда он взялся? Где вы его нашли?
Мужчина опёрся на ограду, давая отдых ногам.
— Это длинная история. Ты уверена, что хочешь её услышать? .
Элизабет удивилась и обрадовалась, что он готов рассказать ей о собаке.
— Да, я была бы очень рада. Я часто задавала себе вопрос, что с ним было раньше.
Хоффман кивнул, словно разделяя её любопытство.
По большей части жизнь его так и осталась тайной. Каким-то образом он потерялся или же его бросили — скорее всего, потерялся: никто не станет забираться так далеко в лес, чтобы избавиться от животного. Так или иначе, в итоге он оказался на полуострове Олимпия, в горах, где жил сам по себе. Видишь ли, не всякая домашняя собака без труда может выжить в лесу, особенно питбуль. Обычно они очень быстро умирают от голода. Это исключительный пёс. — Хоффман показал на питбуля. — Он прожил гораздо дольше, возможно, несколько месяцев. Когда я и мои студенты начали за ним наблюдать, он уже терял силы, к тому же приближалась зима. Он бы умер — это был всего лишь вопрос времени. Мы надели ему ошейник с радиопередатчиком, пёс застрял между камнями и умер бы от голода, если бы мы его оттуда не вытащили. Ты, наверное, видела, когда Джо Севилл его лечил. У пса был жуткий вид.
— Да, я не могла поверить, что он живой. Должно быть, провёл в горах много времени.
— Ну, он уже был довольно тощий, до того как застрял. Это началось задолго до нас.
Элизабет нахмурилась — она поняла, какую роль сыграл Хоффман в судьбе Дамиана.
— Вы смотрели, как он умирает от голода? Это же не так, правда?
Хоффман с укором наклонил голову.
— Я думаю, ты понимаешь, как важны научные исследования. Иногда работа бывает не слишком приятной, но именно так мы учимся.
Девушка кивнула — не сразу и больше из вежливости, чем в знак согласия.
Значит, вы спасли его. Вы привезли его сюда с гор. — Элизабет снова устроилась на земле у ног учёного. — Так он питбуль?
— Да, я почти уверен.
— Все говорят, питбули злые. А он совсем не злой.
Профессор взглянул на пса и кивнул.
— Большинство попадают в переделки из-за безответственности хозяев. Любители собачьих боев, пьяницы, наркоманы, уличные хулиганы — такие вот люди. Честно говоря, я думаю, эта порода привлекает определённый сорт людей, которым недостаёт уверенности и благородства этих собак.
Если дать питбулям хоть полшанса, могу спорить, они были бы очаровательными животными. Но, — добавил он предостерегающе, — мы много чего не знаем о Дамиане, поэтому будь осторожна. С ним нельзя обращаться, как с домашней собакой, он довольно долго жил как дикий зверь.
Элизабет глубоко вздохнула.
— Ничего, если я буду приходить к нему?
Хоффман раздумывал, скребя подбородок.
— Ещё несколько дней, пока он привыкает к месту. Но когда я выпущу его на свободу, визиты придётся прекратить. Я не хочу, чтобы остальные мои собаки общались с людьми. Ты понимаешь?
Элизабет совсем не хотелось принимать его условия.
Но она не хотела и обманывать человека, который был к ней так добр. Она колебалась.
Хоффман видел, как она борется с собой, и ему нравилось, что она не поспешила солгать.
— Ты сможешь приходить на обзорную вышку в любое время, смотреть, как у него дела. Тебя пропустят. Мне кажется, у тебя есть задатки этолога. Если найдёшь время, могла бы ходить на лекции о поведении животных — я сам веду несколько курсов, как ты знаешь. И милости прошу на башню — ты же друг Дамиана.
Элизабет пала духом. Её не интересовало поведение собак, и она понимала, что этот человек просто вежливо |ставил ей единственный способ когда-нибудь увидеть «её собаку» снова. Наблюдать за его поведением со смотровой башни, вот так.
Внезапно её осенило:
— Конечно, глупо, но не могли бы вы продать мне Дамиана?
Мужчина рассмеялся и одобрительно потрепал её по плечу.
— Нет, нет. Я же сказал, он — не домашняя собака. Он может быть по-настоящему опасен и годится только для исследований. Подумай о моих лекциях, — повторил он, — мне кажется, тебе будет интересно.
Наступила длинная неловкая пауза. Улыбка профессора постепенно слабела, но все-таки не исчезла.
— Можешь приходить ещё несколько дней. Но через неделю, когда его выпустят в вольер, пожалуйста, отнесись к моей просьбе с уважением и сделай так, чтобы мои собаки тебя не видели.
У Элизабет все внутри сжалось. Она не хотела отвечать, не хотела расставаться с собакой. Но профессор был так учтив, что отказать ему было очень трудно. Она кивнула, глядя себе под ноги.
Хоффман протянул руку, снова дружелюбно потрепал её по плечу:
— Спасибо. — И ушёл.
Она приходила сюда каждый день этой дарованной недели и проводила с.Дамианом все свободное время. Иногда замечала в поле других собак и видела, насколько они отличаются от бульдога. Вожаком у них был Маремма, овчарка — он всякий раз лаял, когда видел её. Весил он почти сто сорок фунтов, был покрыт густой белой шерстью, скрывавшей выражение на его морде. Были ещё три суки: одна — чёрная с коричневыми подпалинами на боках, колли-полукровка, другие две — неопределённой породы жёлтые псины, похоже, родственники.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55