— Вот почему ни один военный корабль не бывал здесь! — воскликнул Ром-Санчес.
— Да, тайну Геенны сохранить не удастся, — согласилась Нг. — Вы правы: я не пойду в бой, не проинформировав свой экипаж полностью. Никто не знает, кому при чрезвычайных обстоятельствах придется заменить командира. Ну что ж, начнем с самой верхушки. Генц, встретимся здесь же... завтра в восемь ноль-ноль, чтобы обсудить подход к планете.
Ром-Санчес, разочарованный, поднялся с места. У него осталось множество вопросов, и он не мог не сознаться себе, что ему хочется присутствовать при беседе Нг с Эренархом.
Наваз вышла в коридор с озабоченным видом.
— Есть проблемы? — спросил ее Тотокили.
— Мы не смогли спасти Панарха при Артелионе, а теперь полагаем, что сможем.
— Но теперь у нас есть приказ, — вставил Ром-Санчес.
— Да, конечно, — рассеянно сказала она. — Эренарх приказал снарядить экспедицию — ведь это его долг. Но... что, если Панарх сочтет своим долгом не рассказывать рифтерам об Узле?
— Тогда ему конец, — щелкнул своими короткими пальцами Тотокили. — Но мы увидим, как он погиб.
Ром-Санчес кивнул. Стандартная процедура включала в себя проверку контрольных станций. Они смогут увидеть, как рифтерский корабль входит в систему, если отойдут от нее на расстояние, равное времени, прошедшему между их прибытием и своим.
Крайно проворчал:
— Что касается того, как Панарх понимает свой долг и как скорее всего поступит, — почему она, по-вашему, хочет встретиться с Эренархом наедине?
* * *
Марго Нг удивилась тому, как участилось ее сердцебиение, когда дежурный мичман доложил, что Эренарх сейчас будет. Впервые она окажется наедине с этим молодым человеком, окруженным столь противоречивыми слухами.
«Да так ли уж он молод?» — подумалось ей, когда Брендон лит-Аркад вошел. Во взгляде умных голубых глаз, которыми он окинул ее, не было даже намека на зеленую самоуверенность молодости. Юношеская округлость давно сменилась тонкостью черт, делавшей его лицо таким обаятельным. Годы практики научили его в совершенстве владеть своей внешностью: сплетни, преследовавшие его всю жизнь, сказались только в слегка напряженной складке лба и в тени усталости под глазами.
«Он моложе меня от силы лет на десять — и то вряд ли».
Служба новостей хорошо потрудилась над тем, чтобы поддержать иллюзию его вечной молодости — и сопряженной с этим безответственности. Быть может, это входило в кампанию Семиона по дискредитации младшего брата?
— Ваше Высочество, — с поклоном произнесла Нг, — садитесь, прошу вас.
Последовал обычный ритуал обмена любезностями, в котором она старалась вести свою партию как можно искреннее. Как-никак, он сознательно отказался от всех своих привилегий — пришел к ней сам, вместо того чтобы потребовать передать всю информацию в его каюту, наскоро приспособленную под покои августейшего лица, а потом заставить ее, Нг, ждать, сколько сочтет нужным.
Его брат именно так и поступил бы с выскочкой Поллои.
Настало время перейти к делу. Нг взглянула на стюарда, разливавшего кофе, и он молча удалился. Как только дверь за ним закрылась, она подалась вперед.
— Что вам известно о Геенне, Ваше Высочество?
— Ничего, — с готовностью ответил Брендон.
— Значит, мы с вами были в одинаковом положении. — И она подала ему конверт. — Это пакет от адмирала Найберга.
Она проследила, как удивление на его лице сменилось сначала узнаванием, потом весельем и наконец пониманием.
«Он знает, что тайна теперь раскрыта, будь то к добру или к худу. Мне нет нужды говорить об этом, рискуя его обидеть. Как мог Панарх допустить подобную ситуацию? Что было причиной — его занятость, отдаление от сыновей после потери жены или неосознанное желание сохранить прошлое, относясь к Брендону как к мальчику?»
Нг мысленно одернула себя. Как ни заманчиво размышлять над мотивами поступков титулованных особ, сейчас не время и не место этим заниматься. Необычайная проницательность Брендона делает такое занятие опасным.
Она произнесла заранее подготовленную фразу:
— Не может ли Ваше Высочество предполагать, чего нам следует ожидать?
Это был очень тонкий подход к деликатному вопросу, что предпочтет его отец: погубить рифтеров с наследником Эсабиана, а заодно себя и своих советников, или выбрать жизнь — а если так, то почему?
Эренарх ответил так быстро, что она поняла: он думал об этом не меньше, чем она.
— Если они найдут возможность сохранить жизнь, не губя при этом невинных, они будут жить. Самоубийство, возможно, более простой выход, но в нем мало чести: они ведь знают, как нужны нам.
— Так вы не думаете, что он поставит свою жизнь против жизни наследника Эсабиана, Ваше Высочество?
Брендон слегка улыбнулся.
— То есть следует ли считать, что Анарис опасности не представляет? На это не так просто ответить — скажу только, что недооценивать его было бы ошибкой. Но вы должны знать... — Он помедлил и сказал: — Для моего отца Анарис не просто враг.
Нг ждала, надеясь, что ее озадаченный вид побудит его объясниться.
Сначала ей показалось, что никакого объяснения не последует: Эренарх встал и принялся шагать по комнате с кофейной чашкой в руке. Постояв у голограммы, изображающей перемещение эсабиановского флота, он повернулся и сказал:
— Не знаю, смогу ли я объяснить это вам, потому что и сам не до конца понимаю.
— Все, что может прояснить ситуацию, окажет нам большую помощь, Ваше Высочество. — Она постаралась произнести эту общую фразу так ободряюще, как только могла, и он усмехнулся в ответ.
— Мои личные впечатления от Анариса сводятся к игре в кошки-мышки: он все свое время посвящал попыткам убить меня по причинам, мне неясным, а я в отместку старался выставить его на посмешище. Это продолжалось, кажется, года три, и поскольку конца этому не предвиделось, нас с Галеном услали на Шарванн — якобы для того, чтобы Гален мог учиться в университете.
Нг не знала, чему дивиться больше: тому ли, что Панарх позволил этому так затянуться, или тому, что он услал прочь родного сына, а заложника оставил при себе. Хотя, впрочем, именно такое мышление и характерно для Дулу. Первое — это следствие воспитания, второе — вопрос чести.
— ...так что я никогда, собственно, не видел их вместе, но мне кажется, что отец в каком-то смысле был наставником Анариса.
— И тот перешел в стан врага?
— Ну нет. — Брендон смотрел куда-то в пространство. — Эсабиан зарезал бы его, как только тот сошел с обратного корабля, если бы заподозрил нечто подобное. Они всегда оставались врагами, но мне думается, что отец, открывая Анарису нашу историю и философию, надеялся, что тот — несмотря на знание нашей слабости, которую мог использовать против нас, — увезет с собой память о нашей силе. — Брендон взглянул на Нг. — Отец никогда не рассказывал мне об этом — мы виделись недостаточно часто, чтобы беседовать о чем-то серьезном. Но Гален выяснил, как было дело. — Улыбка Эренарха сделалась жесткой. — Семион категорически возражал. Это было единственное крупное несогласие между ним и отцом, которое не разрешилось в его пользу. Главным образом поэтому он и удалился в свою Нарбоннскую цитадель.
«А я и не знала, какую заметную роль играл в их жизни наследник Эсабиана».
Нг ощутила недоброе предчувствие, но отогнала его и спросила:
— Он был единственный наследник?
Брендон с усмешкой допил свой кофе.
— Нет. Эсабиан имел троих сыновей и двух дочерей. Анарис — самый младший из них. — Он поставил чашку на блюдце с музыкальным звоном. — Вы, наверное, уже догадались, в чем дело? Теперь все остальные мертвы.
— Понятно.
«Моя жизнь связана и с этими людьми тоже...» В памяти всплыла атака на флагман Эсабиана, «Кровь Дола»: десантные катера взяли его на абордаж, и побежденный враг был передан Панарху. Пожалуй, противостояние между двумя наследниками было неизбежно. Это уже случалось и случится снова — и Нг, хотя отвергала эту мысль каждым атомом своего существа, знала, что тоже будет при этом.
* * *
«САМЕДИ»
Последние изменения, поступившие по гиперсвязи, рябью прошли по стратегическому плану, и Анарис откинулся назад, барабаня пальцами по пульту. Они прискорбно недооценили хитрость врага — это становится ясно при взгляде на эти зеленые и красные линии и на размытую голубизну релятивистской неопределенности. Панархисты, несмотря на свое отставание, понемногу вынуждают отца производить передислокацию, указывающую прямиком на Пожиратель Солнц.
Теперь вопрос только в том, как скоро противник, несмотря на медлительность своей связи, поймет, что его стратегия оказалась успешной, и сколько ему понадобится тогда, чтобы найти Пожиратель?
Хорошо еще, что он находится в самой худшей части Рифта. Искать им придется долго.
Анарис быстро прошелся по клавишам, сформулировав запрос Ювяшжту, но тут же скорчил гримасу и стер адрес.
«Беседы с Панархом плохо влияют на мой рассудок». Нельзя ему связываться с «Кулаком Должара», который теперь подходит к Пожирателю Солнц: его первым посланием туда должно стать ритуальное уведомление о завершении отцовского палиаха.
Пожав плечами, Анарис переслал запрос секретарю. Моррийон позаботится об этом. Соблюдая если не дух, то букву. Чисто панархистский подход, усмехнулся он про себя.
Он посмотрел на хроно — Геласаар вот-вот придет. Анарис быстро припомнил то, что узнал за время их бесед, включая странно настоятельную просьбу Панарха как следует изучить аксиомы. Он почти бессознательно играл со своим дираж'у, и шелковый шнурок отражал его запутанные мысли.
Зазвенел вестник.
— Войдите, — под шипение открываемой двери Анарис встал, перевел гравиторы на нормальный режим и заколебался. Это их последняя встреча наедине — пусть будет так. Анарис оставил на экране стратегическую картину Тысячи Солнц и, чувствуя спиной терпеливый взгляд Геласаара хай-Аркада, повернулся к нему.
Он сразу заметил, что странная настойчивость Панарха не прошла, а, напротив, еще усилилась. Второе, что бросилось ему в глаза, был возраст Панарха. Это поразило Анариса: впервые он сознательно отдал себе отчет в том, что Панарх стар. Почему?
Не выказав ничего наружно, он предложил Панарху стул, но Геласаар вместо этого направился к пульту. Некоторое время оба молча смотрели на экран, стоя бок о бок.
— Вот видишь — хорошая связь и контроль не всегда решают дело, — сказал наконец Панарх.
— Это всего лишь недостаток стратегического мышления и неполное освоение нового оружия.
— Возможно. — Панарх отвернулся и сел на свое обычное место. — Поразмыслил ли ты над Аксиомами, как я просил?
— Да.
— И что же?
Что-то в поведении Геласаара вызывало у Анариса легкое беспокойство. Он чувствовал здесь подспудный смысл, которого не понимал.
— Во-первых, я обнаружил, что Аксиомы делятся на две разновидности: запреты и предписания. И первые работают лучше, чем вторые.
— Как по-твоему, почему это так?
Это был почти допрос. Анарис помедлил и решил, что скорее, поймет, в чем дело, если не будет противоречить. «У ритуала нет антонимов», — внезапно мелькнуло у него в голове.
— Как вы и говорили, это связано со второй заповедью: «Чем больше законов, тем меньше порядка; нельзя, чтоб система работала гладко». — Анарис сделал паузу. Геласаар терпеливо ждал. — По крайней мере некоторые статьи соответствуют этой заповеди в совершенстве. Например, право разумных существ на неконтролируемый денежный обмен, который мешает отслеживать экономические связи.
— Превосходно, — нейтральным тоном сказал Панарх. Анарху стало приятно, но за этим последовало раздражение. «Он мне не судья».
— А вот цель предписания мне не совсем ясна.
— Цель та же самая, — кивнул Геласаар, положив руки на колени. — Взять, например, аксиому, ограничивающую население онейлов до пятидесяти тысяч. Это правило определяет структуру цивилизации Тысячи Солнц и в значительной степени ограничивает власть правительства.
Во-первых, пятьдесят тысяч — это самое крупное общество, которым можно управлять демократическим путем, что и делают теменархи в своих Высоких Жилищах. Во-вторых, в столь маленьком обществе демократия при условии либерального строя почти неизбежна — это гарантируется теснотой личных связей. А демократическая структура стойко противостоит попыткам моего правительства вмешиваться в мелочи человеческой жизни.
— Но планеты гораздо больше, — возразил Анарис.
— И поэтому в Пакте Анархии для них сделано различие. — Взгляд Панарха сделался отсутствующим. — Но даже Пакт не гарантирует полного благополучия: между высокожителями и нижнесторонними растут разногласия, планеты подпадают под карантин... — Геласаар очнулся от задумчивости. — Понимаешь ли ты это, Анарис? — Его глаза выражали неприкрытое беспокойство, и снова должарианец не смог разгадать, в чем дело.
Анарис сильнее, чем когда-либо прежде, чувствовал раздвоенность своего духа. Его должарское наследие категорически отвергало то, что говорил Панарх. Оно твердило, что подданные должны либо подчиниться, либо умереть. Артелионское же воспитание видело мудрость в действиях, не требующих действия, в чередующихся слоях ответственности и анархии, на которые опиралось панархистское правление.
Он медленно кивнул.
— Лазейки. Всегда надо оставлять лазейки. Если распределить их как надо, власть будет отправляться своим чередом, не встречая сопротивления со стороны тех, кто предпочитает бегство подчинению. Это позволяет тебе пользоваться своей властью конструктивно, вместо того чтобы отвлекаться на борьбу с недовольными.
Геласаар просиял солнечной улыбкой.
— Ты преодолел свое наследие, Анарис ахриш-Аркад.
Аркад по духу. Шок и заключенное в нем откровение ошеломили Анариса, и он едва не пропустил следующих слов Панарха:
— Поэтому я дарю тебе жизнь.
— Что? — вырвалось у Анариса, взбешенного столь дерзким заявлением. Геласаар, не отвечая, спросил:
— Далеко ли еще до Геенны?
Анарис посмотрел на него и сказал:
— Около тридцати часов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65