Адмирал, подготовьте «Грозный» для экспедиции на Геенну.
Рубеж перейден. Если адмирал не подчинится этому его первому приказу, Эренарху конец — его роль будет ограничена чисто номинальными функциями. Напряжение в комнате сделалось осязаемым — Нг казалось, что они попали прямо в центр солнца.
— Ничего подобного, адмирал, — заявил Харкацус. Он повернулся к Эренарху, и маска вежливости сползла с него, обнажив неприкрытое торжество: — К лицу ли вам, оставившему на смерть тех, кто собрался почтить вас в Зале Слоновой Кости, посылать на смерть еще и космонавтов нашего Флота?
Нг в шоке невольно посмотрела на Найберга. Он это предвидел! Ей казалось, что экспедиция возможна, но адмирал, закаленный в интригах, понимал, что именно эта точка решит, куда склонятся весы.
Мысли в голове Нг сменялись с молниеносной быстротой. Не справедливо ли, что ею, не колеблясь пожертвовавшей жизнью своего любовника и бесчисленным множеством других ради высшей цели при Артелионе, теперь распоряжаются таким же образом?
Теперь все зависело от нее. Она всегда думала, что ее карьеру оборвет удар гиперснаряда или рев раптора; лучше уж это, чем гражданская смерть, которая ждет ее в случае провала Эренарха. Но она принесла присягу и не могла поступить иначе.
Капитан Марго О'Рейли Нг шагнула вперед, почувствовав, что все взгляды теперь устремлены на нее.
— Ему не нужно никого посылать, — сказала она, гордясь тем, как твердо звучит ее голос. — Весь экипаж «Грозного» без единого исключения готов лететь добровольно. Мы можем стартовать в пределах сорока часов.
* * *
Выступая против Эренарха, Кестиан Харкацус знал, что победа на его стороне. За бесстрастным, лицом Эренарха, конечно же, пряталось отчаяние. Гностор смотрел на стенной пульт, не желая, видимо, наблюдать унижение последнего из Аркадов, своего бывшего ученика. Адмирал старался не встречаться глазами с Кестианом; он подчинился ему, а не Эренарху, он не пошлет крейсер на погибель, оставив гражданское население Ареса под угрозой нападения Эсабианова флота. Даже десантник, сопровождающий Эренарха, понимал, судя по наклону его плеч, что адмирал должен будет подчиниться новому совету.
Триумф Кестиана сменился яростью, когда капитан крейсера вышла со своим заявлением. Он только что достиг вершины власти, отдав свой первый приказ как фактический правитель триллиона человек, а эта выскочка Поллои бросает ему вызов!
— ...В пределах сорока часов. — Она говорила без намека на уважение, подобающего Поллои перед лицом Дулу высшего ранга; ее патронам, кем бы они ни были, должно быть стыдно.
И им будет стыдно. Он раздавит ее, как раздавил Эренарха, чья слабость доказала его неспособность возглавить Панархию в борьбе против узурпатора.
Но пока что достаточно будет просто отослать ее. Он сосредоточил на ней всю силу своего взгляда, чувствуя поддержку своих сторонников. Сочтя, что молчание слишком затянулось и пора отдать следующий приказ, он сказал:
— Капитан, ваше поведение граничит с неповиновением. Вы можете идти.
Но она встретила его взгляд, не дрогнув, и он внезапно вспомнил, что эта женщина противостояла гиперснарядам Эсабиана при Артелионе и отдала десять тысяч жизней во исполнение того, что считала своим долгом.
Кестиан отчасти даже пожалел, что ее придется уничтожить.
— Нет, эгиос, я не уйду, — сказала она, — пока вышестоящий офицер мне не прикажет. Эренарх прав. Если есть хоть малейший шанс спасти Панарха, мы должны попытаться — этого требует наша присяга.
Она еще смеет напоминать мне о присяге!
Кестиан почувствовал, как его зубы обнажаются в приступе гнева, сжигающего сожаление и укрепляющего решимость. Сейчас он с этим покончит.
— Панарх погиб, а с ним и ваша карьера, капитан. Соларх, — обратился он к десантнику рядом с Эренархом, — приказываю вам арестовать капитана Нг за неповиновение конституционному правительственному органу.
Десантник взглянул на Эренарха, а тот смотрел на Найберга глазами, потемневшими от наплыва эмоций, которые на миг внушили страх Кестиану.
Забудь о нем. Он больше ничего не может сделать.
Кестиан увидел безнадежность в глазах Соларха, увидел, как его рука легла на кобуру и вынула из нее оружие, как его нога напряглась, готовясь сделать шаг вперед...
Но тут всех удивил старый большеухий гностор, стоявший, позабытый всеми, в заднем углу у пульта.
— Нет, — хрипло сказал Омилов. — И чуть погромче: — Я запрещаю.
Кестиан Харкацус изумленно обернулся. В своем ли уме этот человек? Омилов в полной тишине работал с клавиатурой. Кестиан собрался с мыслями.
— Вы запрещаете? Профессор, вы ничего не можете сделать! — В гневе Кестиан отбросил всякие церемонии: понизив ученое звание гностора на одну степень, он предостерегал Омилова от вмешательства в политическую борьбу.
Но тот улыбнулся, как-то внезапно помолодев.
— «Ничего не делать способен кто угодно», — процитировал он и нажал на клавишу приема.
По его лицу пробежала вспышка сканирования сетчатки, и бесстрастный голос компьютера объявил:
— Личность удостоверяю: Себастьян Омилов, прерогат первой степени милостью Его Величества Геласаара III.
У Кестиана дыхание застряло в горле, и тут зазвучали Фанфары Феникса, наэлектризовав всех присутствующих и повернув их лицом к пульту, словно марионеток.
Перед ними возник Геласаар — сила его личности шла от изображения на экране, как цунами, которое, порожденное в океане сдвигами планетарной коры, сметает на своем пути все, что создано человеком.
— Слушайте меня все, кто видит и слышит: повинуйтесь этому слуге моему так, как повиновались бы мне, или будете объявлены изменниками. — Он обвел глазами всех присутствующих и исчез с экрана.
— Командные функции инициированы, — объявил компьютер. — Локальное подчинение завершено, все узлы станции под контролем. Жду ввода.
От наступившей вслед за этим тишины в ушах у Харкацуса зазвенело. Прерогативный Вирус, запущенный в ДатаНет более восьмиста лет назад, в очередной раз выполнил свою функцию: власть над Аресом перешла к Себастьяну Омилову. Никакие средства защиты не действуют против прерогата: если он захочет, он может впустить на станцию вакуум или взорвать ее реакторы, и никто его не остановит.
Омилов шагнул вперед.
— Его Величество предоставил мне право судить и миловать, и сейчас я это осуществляю. Под страхом позора, забвения и смерти приказываю вам направить все усилия на спасение Его Величества.
Последняя слабая надежда зародилась в Кестиане: Омилов не приказывал им подчиниться Эренарху — он только подтвердил его приказ. Может быть, еще есть шанс...
Но за Кестианом наблюдали. Не успел он раскрыть рот, как Тау передал ему по босуэллу: (Не валяйте дурака. Он не может посадить Брендона Аркада на трон, но может помочь ему этот трон удержать.)
Командный тон этих слов заставил Харкацуса вскипеть. (Главой этого совета назначили меня, а не вас!) Ярость сделала его неосмотрительным, и он сказал быстро, не раздумывая:
— Ваша власть, Прерогат, действительна лишь при жизни Панарха. Но Панарх вне нашей досягаемости, и у нас нет связи с ним. Фактически он мертв. — Он повысил голос почти до крика. — Вы говорите от имени старого правительства, а я от имени нового. Корабль останется здесь, чтобы защищать нас!
Слова отразились эхом от дипластовых стен, и стало тихо. Но это была уже не та тишина: весы власти больше не колебались — они раз и навсегда склонились в одну сторону. Кестиан с изумлением и тошнотворным отчаянием увидел, как десантник прячет свой бластер в кобуру и поворачивается к Эренарху в ожидании приказа.
— Капитан Нг, — мягко сказал Эренарх, — приготовьтесь стартовать как можно скорее. — Капитан, отдав честь, вышла, и он сказал, сделав жест, охватывающий всех присутствующих: — Генц, обсудим наши планы.
Надежда умерла в Кестиане: этот молодой человек захватил власть, по праву принадлежащую ему, Харкацусу.
Кестиан стоял, словно приросший к полу, зная, что выставил себя дураком, послужив ширмой для остальных, а Тау Шривашти вышел вперед и грациозно опустился на колено, признавая победу Брендона лит-Аркада. Остальные один за другим последовали его примеру, но Кестиан понимал, что это не для него. Его роль на театре панархистской политики окончена. Жизнь, имущество, семья — все это останется при нем, но он уже никогда не воспользуется этим так, как хотелось бы.
Он повернулся и вышел, и никто не задержал его.

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
20

ГЕЕННА
— Красного эгиоса на теменарха слоновой кости, — сказал Лазоро.
Лондри Железная Королева шлепнула карлика по руке, которую он тянул к старинным дипластовым картам.
— Не трогай, образина. У тебя пальцы сальные.
Ее канцлер, хихикнув, отгрыз еще кусок жареного мяса от кости, которую держал в изуродованной руке, и стал шумно жевать. У Лондри подступила тошнота к горлу: в начале своей пятой беременности она потеряла аппетит ко всему, а жареное мясо ей было особенно противно.
Светильники над головой потрескивали, когда сквозняк колебал их фитили; толстые ставни на глубоких узких окнах была открыты и впускали предрассветный бриз, насыщенный запахом ночных кровоцветов, обвивавших башню Аннрая Безумного. Лондри снова затошнило от их густого, почти трупного аромата.
Лазоро посмотрел на нее пристально.
— Сколько на этот раз?
— Две луны.
Карлик замолчал, и только карты шлепали о низкий стол между ними. Все ее предыдущие беременности заканчивались выкидышем на третьем месяце.
Лазоро ткнул в карты свободной рукой:
— Теперь открой аномалию фениксов и подвинь ее к веретену, которое освободится...
— Без тебя вижу, олух. Между прочим, эта игра называется «солитер».
Лазоро встал, почти не сделавшись от этого выше, и отвесил низкий поклон, стукаясь лбом о стол и причитая:
— Прости, о владычица.
Когда он выпрямился, одна из карт прилипла к его большому лбу; звезды на ее рубашке под его блестящими серыми глазами выглядели как знаки касты. Лазоро оторвал карту и уставился на нее, а Лондри прыснула со смеху.
— Девятка фениксов. — Лазоро обернул карту лицом к Лондри, показав девять геральдических птиц, объятых пламенем. — Счастливый случай и раздор.
— Счастливый случай и раздор, — повторил громовой голос, от которого оба вздрогнули. — Что еще скажешь новенького, о провидец?
Внушительная фигура Ани Стальная Рука заполнила дверной проем, отбросив портьеру мощной, испещренной шрамами дланью. Кузнечиха прошла в комнату и плюхнулась на стул, заскрипевший под ее тяжестью.
— Моя страсть к тебе, прекрасный цветок кузницы, — заухмылялся Лазоро, — обновляется каждый раз при виде твоего гибкого стана.
— Ба! — Аня схватила кружку, налила в нее густого свежего пива и откинулась назад.
Лондри, отняв карту у карлика, бросила ее на стол, и Лазоро сел, приобретя внезапно серьезный вид.
— Тебе в самом деле пора решить что-то насчет той изолятки с пастбищ Щури. Ацтлан и Комори долго ждать не станут, а если они сцепятся, в дело ввяжутся тазурои: за последние семнадцать лет они вошли в большую силу.
Лондри ощутила внезапную беспричинную ярость и подавила ее заодно с волной желчи, которую снова вызвал в ней запах мяса. Эту женщину, ссыльную из Панархии, высадили на спорной границе между Ацтланом и Комори. Когда обнаружилось, что стерилизована она временно, оба дома чуть в войну не вступили. Мать Лондри предложила компромисс: первый ребенок достанется Комори, второй Ацтланам, третий дому Феррика.
— Надо же было этой проклятой Телосом суке родить двойню, — сказала Аня, не поднимая глаз. Лондри с гримасой потерла живот, уловив краем глаза встревоженный взгляд Лазоро. Уроженцы Геенны редко бывают сами способны к деторождению, и детская смертность здесь очень высока — Лондри одна выжила из пятнадцати братьев и сестер, ни один из которых не дотянул до трех лет. Двойня — это что-то неслыханное. Теперь Комори требуют себе обоих детей, Ацтланы же — того, кто родился вторым.
Железная Королева вздохнула и подошла к высокому окну. Звезды бледнели, и. лучи ядовитого света уже прорезали небо над далекими горами Суримаси, возвещая начало нового дня под палящим огнем Шайтана, солнца Геенны.
Позади послышались неровные, шаркающие шаги. Лондри знала, что это Степан, гностор, сосланный на Геенну при ее матери; шесть лет назад червь-сапер отъел ему половину ступни.
Не оборачиваясь, Лондри посмотрела вниз, на путаницу каменных и деревянных построек дома Феррика, за опоясывающую их стену. Разгорающийся дневной свет очертил колоссальное, идеально круглое отверстие Кратера на равнине, протянувшейся до самых гор. Кратер, основа основ ее королевства и центр человеческой жизни на Геенне, был делом рук ненавистных панархистов, их тюремщиков, забросивших на планету металлический астероид около двухсот тридцати лет назад. Металл, осевший в центре воронки, — драгоценное железо, столь редкое на Геенне, — возвысил дом Феррика над всеми остальными, а испарившаяся часть астероида, богатая элементами, необходимыми для человеческого организма, образовала Кляксу.
По словам Степана, это был чрезвычайно хитрый замысел. «Они могли бы опылить планету, чтобы доставить нужные микроэлементы, — объяснил он. — Но они дали нам еще и металл — ровно столько, сколько надо, чтобы мы не начали строить цивилизацию без него, чтобы постоянно за него дрались и не доставляли им хлопот».
Лондри обернулась к остальным:
— Ну почему она не мужчина? Их куда легче делить.
— Возможно, они так же спорили бы из-за жеребца, способного зачать двойню, — печалиться не о чем. — Изысканный дулуский выговор Степана резал Лондри ухо.
— Тебе легко говорить. Оба они — надежные союзники нашего дома, и оба по-своему правы.
— Правы? — хрюкнул Лазоро, взмахнув ногой джаспара, которую обгладывал. — Правы? С каких это пор правота что-то значит?
Занавес у двери снова отодвинулся, открыв семифутовую тушу военачальника Лондри, Гат-Бору. Двигаясь с неожиданной легкостью, он занял свое место за столом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65