«Он сейчас на авансцене и сознает это», — подумала Фиэрин, охватывая взглядом всю его стройную фигуру: от безупречно причесанных волос до сверкающей обуви. На нем поблескивали драгоценности, в основном бриллианты.
Откуда они взялись? Он ведь прибыл сюда ни с чем, только с фамильным перстнем Шарванна?
Тут позади тихонько засмеялась Ваннис.
— У него в ухе голубой алмаз Чаридхе Масо. Как он, во имя Харубановой преисподней, умудрился выцарапать у нее этот камень?
Фиэрин, не оглядываясь назад, осмотрелась. Блистательная Чаридхе, всегда напоминавшая ей ядовитый цветок, стояла в кучке других гостей с гордой улыбкой на тонких губах.
Значит, драгоценности он взял напрокат. Аркад носит драгоценности, взятые взаймы, да еще в семье, ненавидящей его семью. Фиэрин слышала взволнованные разговоры в череде гостей, поднимающихся по ступеням. Брендон, безусловно, добился нужного эффекта.
Физрин была уже достаточно близко, чтобы слышать, как он приветствует каждого по имени. Где-то позади, конечно, спрятан ларгист, подающий ему по босуэллу нужные имена, однако это все равно впечатляет.
Фиэрин попыталась, пока безуспешно, как-то сблизиться с Брендоном, чтобы завязать разговор о Джесе. Оказалось, что втянуть его в нужный тебе разговор совершенно невозможно, и она затратила уйму энергии на то, чтобы это понять.
Зато она переговорила с каждым из экипажа «Телварны», кроме капитана, которая редко бывала на людях. Никто их них Джесу помочь не мог. Поневоле придется иметь дело с этим новым Эренархом. Правда ли, что он просто болван, которого ловко натаскали и у которого под слоем изящных манер нет ничего, как намекает Тау и его друзья?
Фиэрин была рада, что приходится ждать в очереди, — это давало ей время придумать какой-то вопрос, чтобы привлечь его внимание и прощупать, что скрывается за этим красивым фасадом. Тау разговаривал с Ваннис и Кестианом, и Фиэрин, улыбаясь, делала вид, что слушает, но мысль ее при этом работала вовсю.
Музыка. Надо будет упомянуть о ней — как бы в шутку, учитывая присутствие Тау. И быстро, ведь у нее будет всего несколько секунд.
Подошла их очередь, и Тау прошел вперед, как высший по рангу. Он исполнил безукоризненный поклон, более уместный для бала, чем для концерта, но игра рук и улыбка придавали церемониалу юмористический оттенок.
Брендон ответил с той же помпой и обвел рукой павильон.
— Я счастлив, что вы сочли мой совет достойным внимания, — улыбнулся Тау, проходя дальше.
Эренарх одну за другой поцеловал руки Ваннис, но ничего не сказал. Она слегка улыбнулась с холодком во взгляде. Значит, он ей неприятен? Фиэрин это удивило: Ваннис в обществе всякий раз следила за каждым его шагом.
С Кестианом Брендон просто обменялся любезностями. Затем его голубые глаза взглянули прямо на Фиэрин, он коснулся ее протянутых ладоней и назвал ее по имени.
Возможно, он уже думает о следующем в ряду? Фиэрин сделала реверанс, выпрямилась и сказала:
— Спасибо за приглашение. Нельзя ли намекнуть, что мы сегодня услышим?
— А разве вы не любите сюрпризов?
Считать это намеком или нет? Ее спутники уже прошли вперед, и Тау оглянулся, вопросительно приподняв брови. Фиэрин облизнула губы.
— Мне очень жаль, что не все могут здесь присутствовать. Я всегда верила, что музыка, как и справедливость, вечно влечет к себе сердца. — Последнюю фразу она проговорила тихо, чтобы никто не мог услышать.
Глядя в его глаза, такие голубые, она, несмотря на все туже его приятную улыбку, ощутила предостерегающий холодок. Но Брендон сказал только:
— Надеюсь, музыка вам понравится. — И поклонился.
Остальные дожидались ее.
— Что за разговоры в очереди, Фиэрин? — упрекнул Тау, взяв ее под руку.
Считалось дурным тоном заставлять очередь ждать. Нужен еще один ляпсус — и срочно. Фиэрин откинула со лба локон.
— Пыталась выведать программу. Вы же знаете, я занималась музыкой до того, как Джес нас покинул. Вот и хотела блеснуть своими познаниями — должны же они хоть на что-то пригодиться?
Мужчины засмеялись, Ваннис улыбнулась, и Фиэрин с удивлением заметила проблеск настоящего румянца на безупречном лице вдовствующей супруги Эренарха.
Фиэрин обернулась ко входу в концертный зал. Она слышала, что аресский театр обладает одной из самых больших в Тысяче Солнц адаптирующих установок, способных воспроизводить, если уж не имитировать в тонкости, любой антураж и декорации.
И ей не пришлось разочароваться. Когда они вошли в зал, Ваннис ахнула. Тау молча взглянул на нее, и Фиэрин заметила легкую черточку между его бровями.
Зал представлял собой вихрь красок. Концентрические круги поднимались вверх от углубления, где стояли одинокая клавиатура и стул. Хрустальная люстра сверкала радужными огнями. «Красиво, но не настолько, чтобы произвести такой эффект на Ваннис и Тау», — подумала Фиэрин.
Она поняла, что Брендон что-то говорит всем этим, — и это направлено в их адрес.
Быть может, она взаправду допустила ляпсус? Брендон и ей сказал что-то, о чем-то предупредил, а она не сообразила. Память мучила ее, но она не могла вспомнить, в чем дело.
Поднятые брови и сдержанная вежливость обоих ее спутников довели до ее сведения, что они достигли молчаливого понимания.
Они заняли свои места и заказали напиток, но голоэкранов брать не стали. Пусть другие тешат себя лазерными картинками — Тау и Ваннис, столь недавно подвизавшиеся при артелионском дворе, никогда бы не стали профанировать живую музыку таким способом. Внезапно Фиэрин вспомнила когда-то виденный чип и поняла, почему память не давала ей покоя и почему убранство зала так поразило ее спутников. Аресский театр преобразовали в точную копию концертного зала в Малом Дворце Мандалы.
Тау, беседуя вполголоса с Кестианом, все время водил глазами по сторонам. Ваннис же не сводила глаз с императорской ложи. Какие еще сюрпризы уготовил им Эренарх?
Вот зрители загудели, и на сцене появилась единственная фигура — крупный, почти безобразный человек в просто, но хорошо сшитом сером костюме. Дойдя до клавиатуры, он остановился, и Фиэрин показалось, что его темные, под густыми бровями глаза смотрят прямо на нее. Тогда она узнала его. Монтроз, кок с «Телварны» — корабля Джеса.
Он сел и без дальнейших промедлений заиграл мрачную, нестройную мелодию — скорее импровизацию, чем классическую пьесу.
Фиэрин перевела взгляд на императорскую ложу — флотский офицер усаживал там двух женщин. Эренарха не было — музыкант, должно быть, играл просто так, для себя. Одна из женщин сказала что-то неприятным голосом, напоминающим скрежет металла. Фиэрин расслышала только «рифтерское отребье», и по залу пробежал шепот.
Рифтеры? Кто еще с «Телварны» находится здесь и что это значит?
— О ком речь? — спросил Кестиан. Фиэрин промолчала, стараясь сохранить полное безразличие.
— Об экипаже рифтерского корабля — он был на нем, пока «Мбва Кали» не нашел их, — пояснила Ваннис. — Музыкант один из них — он происходит из какой-то мелкой Семьи Служителей. А видите ту высокую женщину в черном, с белыми пушистыми инопланетянами? Я считала ее кем-то вроде переводчицы, но она, оказывается, их капитан.
— Должарианка, как я слышал, — весело присовокупил Тау.
Фиэрин посмотрела на первый ярус и сразу отыскала прямую, черноволосую фигуру с двумя экзотическими существами по бокам.
— Очень недурна. Если одеть ее в приличное платье и что-то сделать с ее волосами, на нее все будут оборачиваться.
— Еще бы, — чуточку снисходительно улыбнулась Ваннис. — На Должаре некрасивых младенцев убивают.
— Эта деталь всегда меня поражала, — сказал Тау. — Раса, которая живет только понятиями власти, боли и смерти, желает, однако, чтобы ее потомство радовало глаз.
Музыка между тем изменилась, обретя форму и смысл. Фиэрин вздрогнула. Она не узнала мелодии, но мерные аккорды синтезатора говорили о глубинах времени и пространства, отделивших их всех от Утерянной Земли.
Рядом прошелестел шелк. Ваннис, выпрямившись и побледнев, смотрела на музыканта, а Тау с окаменевшим лицом на нее. Оба казались ошеломленными, но Тау поймал взгляд Фиэрин, и лицо его разгладилось.
Фиэрин очень хотелось узнать, что на них так подействовало, и она искала способ это выяснить, но тут музыка прекратилась, и музыкант удалился. Миг спустя в ложу вошел Эренарх.
Грянули фанфары Феникса, и все поднялись с мест.
Публика изъявила свое почтение, Эренарх ответил — старинный ритуал, грациозный и стилизованный, как балет. Затем все уселись, шурша дорогими тканями, и зашептались в ожидании.
— Сейчас начнется, — сказала Ваннис так тихо, что Фиэрин едва расслышала ее, а Тау осклабился в беззвучном смехе.
* * *
Элоатри оглядывала зал, любуясь яркими нарядами и грациозными движениями Дулу. Рядом сидела, выпрямившись, высокая должарианка, а дальше — маленькие белые создания, которые никогда, видимо, от нее не отходили. Они заметили, что Элоатри смотрит на них, и тихо защебетали, мерцая глазами в ярком свете зала и жестикулируя. Это был один из знаков, которым обучил их Мандериан: «Мы тебя видим». Она кивнула в ответ.
Вийя тоже взглянула на нее, быстро и равнодушно, и отвернулась к сцене, где появился человек. Элоатри узнала его.
— Он из вашего экипажа, не так ли?
Его звали Монтроз, и она имела случай оценить обед, который он приготовил в Аркадском Анклаве для узкого круга гостей, — но не знала, что он еще и музыкант.
— Был раньше. — Тихий голос Вийи не выдавал никаких эмоций, но Элоатри чувствовала в ней напряжение. Эмоциональное излучение такого количества публики, несомненно, сказывается на ней: Мандериан говорил, что Вийя только начинает осваиваться с повышенной чувствительностью, которой наделило ее общение с эйя.
Монтроз заиграл медленную импровизацию. Затем музыка стала еще более медленной, взывающей к памяти, и Элоатри застыла в шоке: она знала эту вещь. Опасно. Ах как это опасно. По залу прошло почти неуловимое движение: многие тоже узнали эту музыку.
Элоатри взглянула на императорскую ложу, но Эренарх еще не появлялся. Это тоже было предостережением и вызовом его врагам на Аресе.
Теперь видно, что ты сын своего отца.
— «Мания Кадена», — сказала Элоатри. — Посвящается длинной цепи жизней, связывающих нас с Утерянной Землей через две тысячи лет Изгнания. — Видя непонимание на лице должарианки, она добавила: — Ее должны были исполнить на Энкаинации Эренарха во время Трех Воззваний.
Вийя задержала на ней взгляд и отвернулась. Костяшки на сильных руках побелели, но это тут же прошло.
С приходом Эренарха началась основная часть концерта: члены Музыкальной Академии исполняли попурри из старинных мелодий. «Неужели Эренарх сам подбирал отрывки?» — поразилась Элоатри. Если так, он обладает поистине энциклопедическими знаниями в музыкальной истории.
Знакомая мелодия привлекла ее внимание. Кто-то солировал церковный гимн, и у нее стиснуло горло. «Veni creator spiritus». Впервые она услышала этот напев при своем насильственном посвящении в соборе Нью-Гластонбери. Но тогда это были просто приятные звуки, теперь же она поняла его значение.
Музыка с неодолимой силой захватила Элоатри, наполняя театр божественной аурой. Женщина рядом с ней превратилась в пламя, такое яркое, что на глазах выступили слезы. С этим огненным столбом соседствовали два огня поменьше, а ложа Эренарха светилась, как жерло никогда не гаснущей печи. Где-то в публике пламенел еще один дух: рыжеволосый, один в двух лицах, предполагающий присутствие триединой сущности. Элоатри охватила дрожь. Все они связаны, но недостает еще кого-то, и когда он появится, дверная петля времени будет собрана полностью.
Музыканты продолжали играть, двигаясь от Исхода к настоящему времени, и сновидение отпустило Элоатри.
Она посмотрела на ложу, где сидел Эренарх, — всего лишь человек в непроницаемой дулуской маске.
Восприняли ли другие в этом зале то, что предназначалось им?
«Не так уж это важно», — решила она. Общее впечатление налицо: мы заново пережили то, что чувствовали когда-то изгнанники, ощутили их зависимость от традиций и постоянства.
Все сидящие здесь чего-то лишились — и никто не знает, что его ждет впереди. Он предлагает им пристанище в общей памяти об Утерянной Земле. Он, последний из Аркадов, живое воплощение традиции — его семья правила Тысячей Солнц тысячу лет.
Академики ушли со сцены, и наступил короткий антракт. Оживленные разговоры, единственное свидетельство действия, произведенного музыкой, быстро умолкли, и настала тишина. На сцене появились китари со своими странными инструментами, из которых ни один не походил на другой, и в столь же разнообразных костюмах. Нельзя было сказать, что они начали свое выступление: казалось, они продолжают то, что никогда не прерывалось. Музыка лилась, странная, дикая, ни на что не похожая, не признающая компромиссов.
Секта китари славилась по всей Тысяче Солнц. Для них музыка была предметом поклонения, ритуальной комбинацией танца, песнопений и инструментального сопровождения. Каждый китари создавал для себя собственный инструмент, который со смертью музыканта сжигали.
Их выступление тоже говорило о многом. Китари никогда прежде не выступали в миру, и многие из присутствующих, несомненно, слышали их музыку впервые. Даже Аркад не вправе был им приказывать — он мог разве что уговорить их. И несмотря на двусмысленное положение Брендона Аркада, на подозрение, висевшее над ним после Энкаинации, когда спасся только он один, осуществить такое не мог больше никто на Аресе.
После следующего перерыва началась третья часть программы — и Элоатри, слушая ее, склонила голову и вознесла благодарение. Опасность оставалась в силе, и возможность неудачи тоже, но теперь она не сомневалась: чем бы ни одарил Телос род Аркада, это присутствует в сорок восьмом отпрыске этого рода в не меньшей степени, чем в самом Джаспаре Аркаде.
Третья, финальная часть концерта распахнула двери памяти.
* * *
Жаим взглянул на Брендона — тот неподвижно сидел на своем месте в ложе, задумчиво склонив голову.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65