Будучи существами, не чуждыми природы невидимости, они могли видеть то, что не дано другим людям, или, как в случае Вонючего Старины Рона – всем известным глазным яблокам.
– Это же крыса, – сказал Уткоман.
– Жучит, – согласился Вонючий Старина Рон.
Крыса носилась кругами, оглушительно пища. Мистер Кляча моргнул еще раз… и восстал Смерть.
– МНЕ НАДО ИДТИ, – сказал он.
– ПИСК!
Смерть зашагал прочь, остановился, вернулся назад и ткнул костяным пальцем в сторону Уткомана.
– ЗАЧЕМ, – вопросил он, – ТЫ РАСХАЖИВАЕШЬ ПОВСЮДУ С ЭТОЙ УТКОЙ?
– Какой уткой?
– А. ИЗВИНИ.

– Слушай, ну что тут может пойти не так? – воскликнул Грохт, яростно жестикулируя. – Все должно получится. Все знают, что когда вам выпадает шанс засветиться из-за того, что звезда заболела или чего-то еще, публика сходит от вас с ума. Именно так всегда и бывает, разве нет?
Джимбо, Простак и Подонок пялились сквозь щели в занавесе на пандемониум и неуверенно кивали. Несомненно, когда тебе выпадает шанс, все проходит очень хорошо.
– Мы могли бы исполнить «Анархию в Анк-Морпорке», – сказал Джимбо неуверенно.
– Мы же не доделали ее, – сказал Простак.
– Еще чего новенького скажешь?
– Я хочу сказать, можно попробовать…
– Великолепно! – воскликнул Грохт, в дерзком вызове вздымая гитару. – Мы сможем! Во имя секса, наркотиков и Музыки Рока!
Ответом ему были недоуменные взгляды.
– Ты никогда не говорил, что пробовал наркотики, – обвиняющим тоном заметил Джимбо.
– Да и все остальное, если уж на то пошло, – добавил Простак.
– Одна треть – вовсе не так уж и плохо! – заорал Грохт.
– Так-то оно так, но это ведь всего тридцать три проце…
– Заткнись!

Люди топали ногами и издевательски аплодировали.
Ридкулли скосил глазом вдоль посоха.
– Был такой Благой Святой Билли, – сказал он. – Я полагаю, он был довольно-таки благочестивым ослом, если подумать.
– Прошу прощения? – переспросил Прудер.
– Был такой осел, – объяснил Ридкулли. – Сотни лет назад. Его сделали епископом Омнианской церкви за то, что он возил какого-то святого человека, как мне кажется. Никого благочестивее его припомнить не могу.
– Нет, нет, нет, Аркканцлер, – воскликнул Прудер. – Козел – это ведь просто такое армейское выражение. Оно означает, ну вы знаете… человека, у которого перепутаны перед и зад…
– Я хотел бы знать, какое это имеет значение, – вопросил Ридкулли. – Для Тварей из Подземельных Измерений это еще цветочки.
– Я не знаю, Аркканцлер, – сказал Прудер устало.
– Похоже, надо будет пинать все подряд, чтобы не ошибиться.

Смерть догнал крысу около Медного Моста.
Альберта никто не побеспокоил. Свалившись в канаву, он стал невидим, как Гроб Генри. Смерть закатал рукав. Его рука прошла сквозь ткань альбертова пальто как будто это был туман.
– СТАРЫЙ ДУРАК ПОВСЮДУ ТАСКАЕТ ЕГО С СОБОЙ, – пробормотал он. – УМА НЕ ПРИЛОЖУ, ЧТО ОН СОБИРАЛСЯ С НИМ ДЕЛАТЬ.
Его рука вернулась из глубин пальто, осторожно сжимая осколок стекла. На нем поблескивала маленькая горка песка.
– ТРИДЦАТЬ ЧЕТЫРЕ СЕКУНДЫ, – сказал Смерть. Он передал осколок Смерти Крыс. – НАЙДИ, КУДА ЕГО МОЖНО ПЕРЕСЫПАТЬ. ДА СМОТРИ НЕ УРОНИ.
Он поднялся на ноги и обозрел мир.
Раздалось блямканье пустой бутылки из-под пива о камни, сопровождающее Смерть Крыс на его пути из «Залатанного Барабана». В бутылке болтались тридцать четыре секунды песка.
Смерть поднял своего слугу за ногу. Время для того остановилось. Его глаза остекленели, а часовой механизм тела простаивал. Он висел на руке своего хозяина как поношенный костюм.
Смерть выхватил у крысы бутылку и слегка ее наклонил. Маленький сгусток жизни чуть стронулся с места.
– ГДЕ МОЯ ВНУЧКА? – спросил он. – ГОВОРИ, ИНАЧЕ МНЕ ЭТОГО НЕ УЗНАТЬ.
Глаза Альберта с щелчком раскрылись.
– Она пытается спасти этого парня, хозяин! – сказал он. – Она понятия не имеет, что значит Долг перед…
Смерть вернул бутылку в вертикальное положение. Альберт выключился посреди предложения.
– ЗАТО МЫ ИМЕЕМ, НЕ ТАК ЛИ? – сказал он с горечью. – ТЫ ДА Я.
Он кивнул Смерти Крыс.
– ПРИСМОТРИ ЗА НИМ, – велел он.
Он щелкнул пальцами.
Помимо громкого треска ничего не произошло.
– Э… ВЕСЬМА СМУЩАЮЩЕЕ ОБСТОЯТЕЛЬСТВО. У НЕЕ ЧАСТЬ МОЕЙ СИЛЫ. Я, ОКАЗЫВАЕТСЯ, НЕСПОСОБЕН… Э…
Смерть Крыс услужливо запищал.
– НЕТ. ОСТАВАЙСЯ С НИМ. Я ЗНАЮ, КУДА ОНИ ОТПРАВЯТСЯ. ИСТОРИЯ ЛЮБИТ ПОВТОРЫ.
Он взглянул на башни Незримого Университета, высящиеся над плоскими крышами города.
– И ГДЕ-ТО В ЭТОМ ГОРОДЕ ЕСТЬ ЛОШАДЬ, КОТОРОЙ ПОД СИЛУ ВЕЗТИ МЕНЯ.

– Внимание. Что-то пробирается на сцену… Что они такое?
Прудер присмотрелся.
– Я полагаю… Это могут быть и люди, сэр.
Толпа прекратила топать коллективными ногами и замерла в угрожающем «вам лучше бы не лажаться» молчании.
Грохт шагнул вперед с безумной ослепительно сияющей улыбкой на лице.
– Да, но в любую минуту они могут разорваться пополам и нашим глазам предстанут отвратительные твари, – с надеждой заявил Ридкулли.
Грохт качнул грифом и взял аккорд.
– Бог мой! – воскликнул Ридкулли.
– Сэр?
– Звук в точности как от кота, который пытатется справить нужду с заклееной задницей!
Прудер смотрел на него, охваченный ужасом.
– Сэр, вы никогда не говорили, что вы когда-либо…
– Нет, нет, но это очень похоже на то, как кот орал бы. В точности вот так.
Толпа замерла в нерешительности, вызванной неожиданным развитием событий.
– Привет, Анк-Морпорк! – крикнул Грохт и кивнул Подонку, который уже со второй попытки попал по барабанам. Так «Паддерживающие Банды» начали свой первый и, как оказалось, последний номер. То есть, строго говоря, три последних номера, поскольку Грохт заиграл «Анархию в Анк-Морпорке», Джимбо совершенно окостенел, потому что не видел себя в зеркало и мог играть единственную страницу из самоучителя Блерта, которую помнил, а именно оглавление, а Простак запутался пальцами в струнах. Что же касается Подонка, то ноты его вообще не касались, он сконцентрировался на ритме. Многие люди на это не способны. Однако, как мог заметить Ридкулли, для Подонка простой хлопок в ладоши являлся подвигом концентрации. Поэтому он совершенно замкнулся в своем мирке и даже не видел, как публика вскипела будто суп и обрушилась на сцену.

Сержант Колон и капрал Шноббс несли стражу у Деосиловых Ворот, по-товарищески деля на двоих сигарету и прислушиваюсь к далекому реву Фестиваля.
– По звуку – значительная ночь, – заметил сержант Колон.
– Довольно точно, сержант.
– По звуку у них какие-то проблемы.
– Хорошая у нас сегодня работа – подальше от всего этого.
На улице показалась лошадь с седоком, который прилагал все усилия, чтобы не свалиться наземь. Когда они приблизились, стражники узнали перекошенного С.Р.Б.Н. Достабля, скакавшего с непринужденностью мешка картошки.
– Проезжала ли здесь повозка? – вопросил он.
– Которая из, Себя Режу? – уточнил сержант Колон.
– Что ты имеешь в виду – которая из?
– Ну, из вообще было две, – объяснил сержант. – Одна с двумя троллями, вторая с мистером Клитом сразу вслед за первой. Ну, ты знаешь, из Гильдии Музыкан…
– О, нет!
Достабль пришпорил коня и упрыгал во тьму.
– Что все это значит? – спросил Шнобби.
– Кто-то, должно быть, задолжал ему пенни, – предположил сержант Колон, разглядывая пику.
Вновь раздался приближающийся перестук копыт. Стражники едва успели припасть к стене, как лошадь пронеслась мимо.
Она была огромной и белоснежной. Черный плащ всадника развевался по ветру, так же как и волосы. Они пролетели мимо, как порыв урагана и растаяли на равнинах.
Шнобби уставился им вслед.
– Это была она, – сказал он. – Сьюзан Смерть.

Свет в магическом кристалле сжался в точку и погас.
– Таких трех дней, стоящих магии, я больше не увижу, – пожаловался Главный Диспутатор.
– Стоящих каждого чарума, – добавил Профессор Неопределенных Исследований.
– Но не так круто, как смотреть их живьем, – сказал Преподаватель Современного Руносложения. – Что-то здесь не то с тем, как именно потеешь.
– Я думаю, все это закончится так же хорошо, как и начиналось, – сказал Профессор. – Я думаю…
Рев, разнесшийся по зданию, заставил волшебников окаменеть. В нем было что-то животное, но одновременно с тем и минеральное, металлическое и с краями, как у пилы.
Чуть погодя Профессор проговорил:
– Естественно, тот факт, что мы только что слышали ужасающий, кошмарный вопль, от которого кровь стынет в жилах, а костный мозг – в костях, не означает, будто что-то пошло не так.
Волшебники выглянули в коридор.
– Он донесся вон оттуда, снизу, – сообщил Профессор Неопределенных Исследований, направляясь к лестнице.
– Почему же ты пошел наверх?
– Потому что я не идиот!
– Но ведь это, может быть, какое-то ужасное вторжение!
– Ну вот, сам же говоришь, – заметил Профессор, прибавляя ходу.
– Да ради богов, иди куда хочешь. Прямо над нами студенческий этаж.
– А. Экхм…
Профессор медленно спустился, бросая вверх настороженные взгляды.
– Смотрите, ничего страшного не происходит, – заявил Главный Диспутатор. – Это место защищено могущественными чарами.
– Это точно, – согласился Преподаватель Современного Руносложения.
– И я уверен, что мы должны периодически усиливать их – это наш долг, – добавил Диспутатор.
– Э-э-э. Да. Да. Безусловно, – сказал Преподаватель.
Звук накатил вновь. Теперь в нем можно было различить легкую пульсацию.
– Это в Библиотеке, мне кажется, – сказал Главный Диспутатор.
– Кто-нибудь видел в последнее время Библиотекаря?
– Он постоянно что-то тащил, когда я его видел. Вам не кажется, что в этом есть что-то оккультное?
– Это же магический университет.
– Ну да, но я имею в виду нечто еще более оккультное.
– Будем держаться вместе, да?
– Я держусь.
– Потому что когда мы едины, кто способен нас одолеть?
– Ну, во-первых, огромное мощное…
– Заткнись!
Декан приоткрыл дверь в библиотеку. За ней царила жаркая, бархатная тишина. Только время от времени какая-нибудь книга шуршала страницами или тревожно позвякивала цепью.
Серебряный свет лился на лестницу из подвала. Оттуда же иногда доносилось «уук».
– Если судить по звуку, он не очень расстроен, – заметил казначей.
Волшебники прокрались к двери, ориентируясь на поток света.
Волшебники спустились в подвал.
У них перехватило дыхание.
На высоком помосте в центре комнаты, окруженном свечами…
…находилась Музыка Рока.
Высокая темная фигура выскользнула из-за угла на площадь Сатор, поспешно пересекла ее и проскочила в ворота Незримого Универститета.
Видел это только гном Модо, садовник, который катил тачку с компостом, совершенно довольный жизнью. Прекрасный был день. Как и большинство дней на памяти Модо.
Он ничего не слышал о Фестивале. Он ничего не слышал и о Музыке Рока. Модо ничего не слышал об огромном количестве разных вещей просто потому, что и не слушал. Больше всего он любил компост, потом розы, поскольку розы были чем-то, что выходит из компоста и в него же и возвращается.
Он был от природы всем довольным гномом, коротенькими шажками преодолевающим все сложности садоводства в условиях высокого магического напряжения, такие как тля, белокрылка и твари с щупальцами. Простое поддержание порядка на лужайках становится проблемой, когда по ним то и дело ползают порождения иных измерений.
Кто-то тяжело протопал по лужайке и скрылся в дверях библиотеки. Модо взглянул на следы и проговорил:
– О, боги…

Волшебники снова обрели способность дышать.
– Вот это да, – сказал Профессор Современного Руносложения.
– Охренеть… – подтвердил Главный Диспутатор.
– Вот она, Музыка Рока, – выдохнул Декан. Он шагнул вперед с восторженным выражением нищего, угодившего в сокровищницу.
Сияние свечей дробилось на черных и серебрянных поверхностях. И того, и другого было очень много.
– Вот это да, – повторил Профессор Современного Руносложения. Это становилось похоже на некое заклинание.
– Позвольте, но это же мое зеркальце для выщипывания волос из носа, – сообщил Казначей, разрушая очарование момента. – Это точно мое зеркальце, я совершенно уверен…
Черное было действительно черным. Однако серебро на самом деле серебром не являлось. Это было скопище зеркал, кусочков отполированной жести, блесток и проволоки, которые Библиотекарю удалось где-то стащить.
– …у него как раз такой серебрянный ободок. Что оно делает на этой двухколесной тележке? Одно колесо позади другого. Нелепость какая-то! Эта штука обязательно сразу свалиться. И куда впрягать лошадь, позвольте спросить?
Главный Диспутатор легонько похлопал его по плечу.
– Можно пару слов, старина? Как волшебник волшебнику.
– Да? Что такое?
– Я думаю, если ты не прекратишь трепаться сию же минуту, Декан тебя убьет.
Это была повозка на двух колесах, расположенных друг за другом. Между ними крепилось седло. Перед седлом имелась труба, выгнутая странным двойным изгибом, так что сидя в седле можно было за нее ухватиться.
Все остальное было грудой хлама. Кости, ветки, воронья коллекция безделушек. Переднее колесо прикрывал лошадиный череп, а перья и бисер увешивали повозку сверху донизу.
Это была груда хлама, но в мерцающем сиянии она приобретала темное, животное очарование чего-то динамичного, волнующего, будоражащего и исполненного мощи, которое вызывало у Декана слабость в коленях. Она излучала что-то такое, из-за чего казалось что просто существуя и выглядя вот так, она нарушает по крайней мере девять законов и двадцать три постановления.
– Он что, влюбился? – спросил Казначей.
– Заставим ее двигаться! – воскликнул Декан. – Она создана для движения! Она подразумевает движение!
– Да, но что это такое? – спросил Профессор Неопределенных Исследований.
– Это шедевр! – заявил Декан. – Это триумф!
– Уук?
– Может быть, тебе просто толкать ее вперед? – прошептал Главный Диспутатор.
Декан озабоченно покачал головой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41