– Он должен был чрезвычайно нелепо умереть, я собралась спасти его, и тут его спасла музыка, и теперь она ввергла его во все неприятности, какие только бывают, и я все равно его спасу, и не знаю, почему.
– Музыка? – переспросил Ридкулли. – А не играет ли он на чем-то вроде гитары?
– Да! А откуда вы знаете?
Ридкулли вздохнул.
– Если ты волшебник, у тебя инстинктивное чутье на такие вещи. – Он еще немного потыкал свой гамбургер. – И зачем-то салат-латук. И один очень, очень тонкий ломтик соленого огурца.
Он позволил верхней половине булочки упасть на место.
– Музыка жива, – сказала она.
Что-то, пытающееся в течении последних десяти минут достучаться до внимания Сьюзан в течении последних десяти минут, пустило в ход ноги.
– О, мой бог!… – произнесла она.
– Которого из них ты имеешь в виду? – деликатно осведомился Ридкулли.
– Это же так просто! Она расставляет ловушки! Она изменяет людей! Они хотят играть музыку… Я должна идти, – заявила Сьюзан поспешно. – Э-э-э… большое спасибо за овсянку…
– Но ты ведь даже не попробовала ее, – заметил Ридкулли кротко.
– Да, но… но я очень хорошо ее рассмотрела.
Она исчезла. Через некоторое время Ридкулли наклонился вперед и поводил руками в том месте, где она только что сидела, просто на всякий случай. Затем он пошарил под мантией и извлек постер Свободного Фестиваля. Здоровенная хреновина с щупальцами – вот что было проблемой. Сконцентрируйте достаточно магии в одном месте, и ткань мироздания расползется на пятке, как декановы носки, которые, как мог заметить Ридкулли, последние несколько дней были чрезвычайно ярких расцветок.
Он помахал девушкам рукой.
– Благодарю вас, Молли, Долли и Полли, – сказал он. – Можете убрать все это.
– Йа – йа!
– Да-да, спасибо.
Ридкулли почувствовал себя очень одиноко. Он действительно наслаждался беседой с этой девушкой. Она оказалась единственным человеком, который не свихнулся и не был окончательно поглощен чем-то, чего он, Ридкулли, совершенно не понимал.
Он побрел было к себе в кабинет, но по дороге на него обрушился грохот, несущийся из комнат Декана. Дверь была приоткрыта.
Главные волшебники проживали в просторных апартаментах, включавших в себя кабинет, мастерскую и спальню. Декан склонился над горном в мастерской, с маской из закопченого стекла на лице и молотом в руке. Он был поглощен работой.
Искры разлетались во все стороны.
Вот это гораздо лучше, подумал Ридкулли. Может быть, это конец всему этому абсурду с Музыкой Рока и возвращение настоящей магии.
– Все в порядке, Декан? – спросил он.
Декан приподнял маску и кивнул.
– Почти закончил, Аркканцлер.
– Услышал еще с того конца коридора, как ты колошматишь, – сказал Ридкулли дружелюбно.
– А, работаю над карманами, – объяснил Декан.
Ридкулли тупо уставился на него. Известное количество довольно трудных заклинаний включали плавку и ковку, но карманы… – это было что-то новенькое.
Декан держал в руках лосины.
Строго говоря, это было не совсем то, что люди понимают под лосинами; ведущим волшебникам были свойственны особенные размеры – 120 сантиметров талия, 60 сантиметров ляжки – которые напоминали о ком-то, кто сидел на стене и нуждался в помощи королевской рати, чтобы собраться обратно. Они были темно-синие.
– Тебе приходится отковывать их? – спросил Ридкулли. – Миссис Панариция опять переборщила с крахмалом?
Он наклонился поближе.
– Ты что, заклепал их?
Декан просиял.
– Это кальсоны, – заявил он. – Не хуже, чем то, что в них!
– Ты опять говоришь о Музыке Рока? – подозрительно осведомился Ридкулли.
– Я хочу сказать, что они оттяжные!
– Ну, пожалуй, в такую погоду это разумнее кожаной мантии, – согласился Ридкулли. – Но ты ведь не собираешься их носить, не так ли?
– Почему нет? – спросил Декан, сражаясь со своей мантией.
– Волшебники в лосинах? Только не в моем университете! Это не по-мужски! Люди обхохочутся, – сказал Ридкулли.
– Вы постоянно пытаетесь помешать мне делать то, что я хочу!
– Нет никакой необходимости говорить со мной в таком тоне…
– Ха, вы никогда не слушаете, что я говорю, и я не понимаю, почему бы мне не носить то, что мне нравится!
Ридкулли окинул комнату взглядом.
– Здесь ужасный бардак! – рявкнул он. – А ну-ка прибери здесь, немедленно!
– Ни за что!
– Тогда больше никакой тебе Музыки Рока, молодой человек!
Ридкулли с грохотом захлопнул за собой дверь. Он с грохотом распахнул ее и добавил:
– И я не давал тебе разрешения красить ее в черное!
Он с грохотом захлопнул дверь.
С грохотом распахнул.
– И вообще они тебе не идут!
Декан вылетел в коридор, размахивая молотком.
– Можете говорить, что угодно! – заорал он. – Но когда потомки будут придумывать для них название, они уж точно не назовут их аркканцлерскими!

Было восемь часов утра, тот час, когда пьяницы пытаются или забыть, кто они такие, или вспомнить, где они живут. Остальные обитатели «Барабана» скрючились над своей выпивкой вдоль стен и наблюдали за орангутаном, который играл в «Нашествие Варваров» и дико визжал каждый раз, когда проигрывал пенни.
Гибискусу очень хотелось закрыться. С другой стороны, все это напоминало открытие золотоносной жилы. Все, что ему надо было делать – это следить за тем, чтобы стаканы все время оставались наполненными.
– Ну как, начинаете забывать? – спросил он.
– КАЖЕТСЯ, Я ЗАБЫЛ ТОЛЬКО ОДНО.
– Что именно? Ха, как глупо спрашивать об этом, вы ведь забы…
– Я ЗАБЫЛ, КАК НАПИВАТЬСЯ.
Бармен посмотрел на шеренги и колонны стаканов. Здесь были винные бокалы. Здесь были бокалы для коктейлей. Здесь были кружки. Здесь были глиняные кружки, изображающие веселого пузатого человечка. Здесь было ведро.
– Мне кажется, вы на верном пути, – рискнул он.
Незнакомец, прихватив свой последний стакан, побрел к автомату «Нашествие Варваров».
Это был заводной механизм весьма замысловатой конструкции. Под игровым полем, в большом ящике красного дерева просматривались многочисленные шестеренки и червячные передачи, основной задачей которых являлось перемещение грубо вырезанных фигурок Варварских Захватчиков по квадратному полю. Игрок при помощи системы рукояток и блоков управлял маленькой самозаряжающейся катапультой, которая передвигалась перед строем Захватчиков и стреляла вверх дробинками. В это время Захватчики (посредством храповиков и защелок) пускали крошечные металлические стрелы. Время от времени раздавался звон и неожиданно возникший Захватчик на коне пролетал через поле, метая копья.
Все это сооружение беспрерывно дребезжало и скрипело, отчасти из-за изъянов механизма, отчасти потому, что орангутан крутил обе рукоятки, прыгал вверх и вниз на педали огня и орал изо всех сил.
– Я бы предпочел, чтобы этой штуковины тут не было, – сказал бармен из-за стойки. – Но она довольно популярна у посетителей, как видите.
– ПО КРАЙНЕЙ МЕРЕ, У ОДНОГО ПОСЕТИТЕЛЯ.
– Ну, во всяком случае, она получше фруктовой машины.
– ДА?
– Он сожрал все фрукты.
Визг ярости донесся со стороны автомата. Бармен вздохнул.
– Видели когда-нибудь, чтобы кто-то так убивался из-за одного пенни?
Обезьяна шлепнула на стойку доллар и удалилась с двумя пригоршнями мелочи. Одно пенни, опущенное в щель, позволяло опустить самый большой рычаг; варвары чудесным образом воскресали и возобновляли свое нестройное наступление.
– Он вылил туда свою выпивку, – заметил бармен. – Может быть, мне это только кажется, но сейчас их шатает немного больше обычного.
Смерть некоторое время наблюдал за игрой. Это было одно из самых угнетающих зрелищ, которое он только видел. Игра в любом случае придет к своему завершению. Зачем же кидаться всеми этими штуками? Зачем?…
Он взмахнул стаканом в сторону собравшихся пьяниц.
– ЭЙ, ВЫ! ЭВЫ! ВЫ МОЖЕТЕ СБЕ ПРЕДСТАИТЬ, А, ШО ЗНАЧТ ИМЕТЬ ПАМЬТЬ ТАКУЮ ХОРОШУЮ, ТЧНО, ТАКУЮ ХОРОШУЮ, ЧТО ДАЖЕ МОЖНО ВСПОМНИТЬ ТО, ЧТО ЕЩЕ НЕ ПРОИЗОШЛО? ВОТ, ТАК У МЕНЯ! О ДА. ДОВОЛЬНО ТОЧНО. КАК ПОДУМАЕШЬ. КАК ПОДУМАЕШЬ. КАК ПОДУМАЕШЬ, ШО НИКАКОГО БУДЩЕГО И НЕТУ… ТОЛЬКО ПРОШЛОЕ, КОТОРОЕ ЕЩЕ НЕ ПРОИЗОШЛО. И. И. И. ВЫ ВСЕ РАВНЫ ЧТО-ТО ДЕЛТЬ! ВЫ ЗНАЕТЕ ТОЧНО, ШО ПРОИЗОЙДЕТ И ВСЕ-РНО ДОЛЖНЫ ЧТО-ТО ДЕЛТЬ.
Он оглядел обращенные к нему лица. Люди в «Барабане» привыкли к алкогольным лекциям, но не к таким.
– ВИДИТЕ. ВИДИТЕ. ВЫ ВИДИТЕ, КАК ШОТ-ТО НАДВИГАЕТСЬ КАКАСБЕРГ, НО НЕ ДЛЖНЫ НИЧЕГО С ЭТИМ ДЕЛТЬ, ПАТАМУШТ… ПАТАМШТ… ПТМУШТ ЭТ ЗАКОН. НЕ МОЖТЕ ПЕРЕЛМИТЬ ЗАКОН. ЗАКОН.
ВИДИТЕ ЭТ… СТАКАН, ТАК? ВИДИТЕ? ЭТ… КАК ПАМЯТЬ. ЕСЛИНАЛЬЕТ… ТЕ ТУДА ЩО
НЕМНОГ, НЕМНОГ ПРОЛЬЕТСЬ НАРУЖУ, ТАК? ЭТ… ФАКТ. У ВСЕХ ПАМЯТЬ ВРДЕ ЭТОГО.
ЭТО СПАСАЕТ ЛЬДЕЙ ОБ… ОД… ОТ Б-ЗУМИЯ. КРМЕ МНЯ. БЕДНЫЙ, БЕДНЫСТАРЫЯ! ВСЕ ПОМНЮ. ДАЖЕ …СЛИ ЭТО СЛУЧТСЯ ТОЛЬКО ЗАВТРА. ВСЕ.
Он посмотрел в свой стакан.
– АХ, – сказал он. – ЗАБАВНО, КАК ВЕЩИ ВОЗВРАЩАЮТСЯ К ВАМ, РАЗВЕ НЕТ?
Это был наиболее впечатляющий уход в аут из всех, которые только видели в «Барабане». Высокий черный незнакомец рухнул назад медленно, словно дерево. Не было ни женственного подламывания коленок, ни ударов головой о стол по дороге к полу. Он просто перешел из вертикального положения в горизонтальное по изумительно правильной геометрической кривой.
Некоторые люди зааплодировали, когда он грохнулся на пол. Потом они обыскали его карманы, или, по крайней мере, попытались найти его карманы и не нашли ни одного. Потом они подняли его и вышвырнули в реку[Note 29 - Или, по крайней мере, на реку.].

В черном необозримом кабинете Смерти горела одна свеча, и не уменьшалась при этом. Сьюзан лихорадочно листала книги.
Жизнь непроста. Она знала это; это было Знание, полученное вместе с новой работой. Была простая жизнь живых существ, но она была, ну… проста… А были и другие виды жизни. Города жили своей жизнью. Муравейники и рои пчел – своей, большей, чем просто сумма частей. Мир – своей. У богов была жизнь, построенная на вере их почитателей.
Вся вселенная крутилась вокруг жизни. Жизнь была замечательно ходким товаром.
Всякая вещь, достаточно сложная, становилась живой, точно так же, как всякая достаточно массивная получала солидную порцию гравитации. Вселенная проявляет определенное стремление к мышлению. Это предполагает некоторую утонченную жестокость, с которой ткут ткань космического времени. Возможно, даже музыка может стать живой, если она достаточно стара. Жизнь – это привычка.
Люди говорят: я не могу выкинуть из головы этот дурацкий мотивчик…
Не просто ритм, а сердечный ритм.
А все живое хочет размножаться.

С.Р.Б.Н. Достабль любил вставать с первыми лучами солнца, чтобы не упустить возможность загнать червячка ранней пташке.
Он установил стол в углу мастерской Чалки. Он был более или менее против идеи постоянного офиса. Что в ней было хорошо, так это то, что его легко найти, но зато в ней был и негативный момент – его легко найти. Успех достаблевой коммерческой стратегии строился на его способности быстро найти покупателей, а не наоборот.
Довольно большое число людей пыталось разыскать его этим утром. Большинство из них были с гитарами.
– Отлично, – сказал он Асфальту, чья плоская голова едва виднелась на краем стола. – Все понял? Дорога до Псевдополиса отнимет у вас два дня, и по приезду ты сразу же доложишь мистеру Клопстопу из Бычьей Ямы. И я хочу, чтобы на каждую мелочь у вас были квитанции.
– Да, мистер Достабль.
– Будет неплохой идеей покинуть город как можно скорее.
– Да, мистер Достабль.
– Я уже говорил, что хочу на все иметь квитанции?
– Да, мистер Достабль, – вздохнул Асфальт.
– В таком случае – вперед! – Достабль забыл про существование Асфальта и поманил к себе группу гномов, которые терпеливо ожидали поодаль. – Эй, вы все, идите сюда. Так вы, значит, хотите быть звездами Музыки Рока?
– Да, сэр!
– Тогда слушайте меня внимательно…
Асфальт пересчитал деньги. На них никак нельзя было прожить вчетвером в течении нескольких дней. Разговор между тем продолжался.
– Так как вы называетесь?
– Э-э-э, гномы, мистер Достабль.
– «Гномы»?
– Да, сэр.
– Почему?
– Потому что мы – гномы, мистер Достабль, – объяснил главный гном терпеливо.
– Нет-нет-нет, так не пойдет. Это просто никуда не годится. У вас должно быть название с целой кучей… – Достабль помахал рукой в воздухе, – с целой кучей Музыки Рока. А не просто «Гномы». Вы должны быть… о, я не знаю… как-то более интересными.
– Но мы несомненно гномы, – сказал один из гномов.
– «Несомненно Гномы», – повторил Достабль. – Да, это неплохо. Ну что ж, ладно. Я могу записать вас на четверг в «Виноградную Гроздь». И, конечно, на Свободный Фестиваль. Поскольку он Свободный, денег вы за него не получите.
– Мы написали песню, – с надеждой сказал главный гном.
– Хорошо, хорошо, – ответил Достабль, чиркая что-то в своем блокноте.
– Она назвается «Нечто в моей бороде».
– Хорошо.
– Вы не хотите ее послушать?
Достабль поднял глаза.
– Послушать? Если б я тратил время на музыку, я бы ничего не успевал. Идите. Увидимся в четверг. Следующие! Вы тролли?
– Это верно.
На сей раз Достабль не нашелся, что сказать. Тролли гораздо больше гномов.
– Отлично. Но вам надо добавить «Зэ» в конце. «Троллиз». Да, отлично. «Залатанный Барабан», пятница. Да?
– Мы песню сделали…
– Рад за вас. Следующие!
– Это мы, мистер Достабль.
Достабль посмотрел на Джимбо, Простака, Грохта и Подонка.
– И вы имеет наглость являться ко мне? – спросил он. – После вчерашнего-то вечера?
– Мы очень увлечены нашим делом, – объяснил Грохт. – Хотели узнать, может быть, вы дадите нам еще один шанс?
– Вы говорили, что публика должна любить нас, – напомнил Простак.
– Лупить. Я сказал – лупить, – возразил Достабль. – Двое из вас прямо на сцене пялились в Самоучители Блерта.
– Мы сменили имя, – сказал Джимбо. – Мы решили, да, «Безумие» – это довольно глупое название, и совсем не подходит для серьезной группы, которая раздвигает границы выразительных средств музыки и в один прекрасный день станет великой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41