– Те, про которые вы сказали, что они звучат как кот, который пытается справить нужду с заклееной задницей, босс?
– Ты выбросил их?
– Нет, сэр. Я тогда подумал – я сохраню их, а через пять лет, когда я научусь делать правильные инструменты, я смогу вытащить их и хорошо посмеяться.
Блерт вытер лоб. Несколько маленьких золотых монет выпали из его носового платка.
– А куда ты их дел, просто интересно?
– Свалил в сарае. За штабель тех кривых плашек, про которые вы еще сказали, что они пригодятся нам как русалка в кордебалете.
– Иди и принеси их, слышишь? И плашки заодно.
– Но вы сказали…
– И притащи пилу. И еще пару галонов черной краски. И блестки.
– Блестки, сэр?
– Ты сможешь найти их в ателье миссис Космопилит. И спроси ее, может быть у нее найдется несколько сверкающих анкских камней. И какой-нибудь симпатичный материальчик для ремней. О! И спроси, не сдаст ли она напрокат свое самое большое зеркало.
Он опять поддернул штаны.
– А потом сходи в доки, найми какого-нибудь тролля и скажи ему – пусть стоит на углу и если кто-то попробует заиграть… – он припомнил, – «Тропинку в Рай», так, кажется, они ее называли – пусть он оторвет ему башку.
– Должен ли он его сначала предупредить?
– Это и будет предупреждением.

Через час Ридкулли все это надоело и он отправил Ужасного Теца на кухню поискать какого-нибудь перекуса. Прудер и остальные двое занимались со склянкой, колдуя над ней с хрустальным шаром и проволокой. И вдруг…
В лавку были вбиты два гвоздя с натянутой между ними проволокой. Она расплылась, как будто кто-то дернул ее. Толстые кривые зеленые лини повисли в воздухе над ней.
– Это еще что? – спросил Ридкулли.
– Вот так и выглядит звук, – объяснил Прудер.
– Так выглядит звук, – повторил Ридкулли. – Да, это нечто. Никогда не видел звуков, выглядевших таким образом. Так вот для чего вы, парни, используете магию – чтобы смотреть на звуки? Эй, у нас на кухне можно найти превосходные сыры. Может, сходим туда и послушаем, как они пахнут?
Прудер пожал плечами.
– Таким был бы звук, если бы ваши уши были глазами.
– Правда? – сказал Ридкулли весело. – Потрясающе!
– Выглядит очень сложным, – сказал Прудер. – Простенький, если смотреть на него на расстоянии, и очень запутаный вблизи. Почти…
– Живой, – уверенно закончил Ридкулли.
– Кхм…
Звук издал студент, которого называли Сказз. С виду он тянул килограмм на сорок пять и носил самую примечательную прическу из всех, виденных Ридкулли в жизни; она представляла собой достигающую плеч бахрому вокруг всей его головы. Только кончик носа, высовывающийся наружу, указывал направление, в котором Сказз развернут в настоящий момент. Если бы на шее у него вдруг вскочил чирей, люди бы думали, что он ходит не той стороной.
– Да, мистер Сказз? – подбодрил его Ридкулли.
– Кхм… Я что-то читал об этом однажды.
– Замечательно. Как вам это удалось?
– Вы слышали о Слушающих Монахах с Овцепикских Гор? Они говорят, что у вселенной есть фоновый шум. Что-то вроде эха от какого-то звука.
– Звучит внушительно. Когда начинает существовать целая вселенная, обязан произойти большой взрыв.
– Он не должен быть очень громким, – заметил Прудер.
– Он повсюду. Я читал эту книгу. Старый Риктор Счетчик написал ее. Он утверждают, что Монахи до сих пор слышат его. Звук, который никогда не стихает.
– По мне, так это значит, что он громкий, – сказал Ридкулли. – Должен быть громким, чтобы его можно было услышать с любого направления. Когда ветер дует в другую сторону, не слышно даже колокола Гильдии Убийц.
– Чтобы его было слышно повсюду, ему не обязательно быть громким, – возразил Прудер. – И вот почему: в некотором смысле все находится в одном месте.
Ридкулли уставился на него так, как люди смотрят на фокусника, извлекшего из уха яйцо.
– Все находится в одном месте?
– Да.
– А где тогда находится что-то еще?
– Оно тоже все находится в этом месте.
– В том же самом?
– Да.
– Расплющенное в лепешку? – Ридкулли начал выказывать определенные признаки – если бы он был вулканом, живущие на его склонах аборигены уже приглядывали бы подходящую девственницу.
– Ха-ха, в сущности, вы можете сказать, что оно было раздуто до невозможности, – сказал Прудер, который постоянно нарывался. – И вот почему: пока не возникла вселенная, пространство отсутствовало, поэтому все, что угодно существовало повсюду.
– То же самое «повсюду», что и прямо сейчас?
– Да.
– Отлично. Продолжайте.
– Риктор говорит, что в начале был звук. Один великий сложный аккорд. Величайший, сложнейший аккорд из когда-либо звучавших. Звук столь полный, что вы не сможете сыграть его в этой вселенной, все равно как не сможете взломать ящик ломом, который в нем заперт. Величайший аккорд, который… как бы… сыграл все, что существует. Начал всю эту музыку, если угодно.
– Что-то вроде та-даххх? – спросил Ридкулли.
– Полагаю, да.
– Я всегда думал, что вселенная возникла вот так: какой-то бог оторвал другому богу свадебные причиндалы и сотворил ее из них, – сказал Ридкулли. – Это было для меня совершенно очевидно. Я хочу сказать, что такое можно хотя бы представить.
– Ну-у…
– А теперь вы мне говорите, что кто-то дунул в здоровенный гудок – и вот они мы!
– Не уверен насчет кого-то, – заметил Прудер.
– Зато я уверен, что шум не может произвести себя сам, – сказал Ридкулли.
Он немного смягчился и хлопнул Прудера по спине.
– Все это нуждается в доработках, парень, – сказал он. – Старый Риктор был слегка… больной, вы понимаете. Думал, что все на свете можно перевести в цифры.
– Представьте себе, – сказал Прудер. – Все во вселенной имеет свой собственный ритм. Ночь и день, свет и тьма, жизнь и смерть…
– Куриный бульон и гренки, – подхватил Ридкулли. – Не всякая метафора точно отражает проблему.
Раздался стук в дверь. Вошел Ужасный Тец с корзиной, следом за ним – миссис Панариция, домоуправительница. У Ридкулли отвалилась челюсть.
Миссис Панариция присела в реверансе:
– Дебрее утре, вауша милесть, – сказала она. Хвостик у нее на затылке попрыгнул. Зашуршали накрахмаленные нижние юбки.
Ридкулли опять открыл рот, но все, что он смог выдавить, было:
– Что вы сделали со своими…
– Извините, миссис Панариция, – быстро сказал Прудер. – Но накрывали ли вы сегодня к завтраку для кого-нибудь из преподавателей?
– Это верно, мистер Стиббенс, – ответила она. Ее необъятный бюст вздымался под свитером. – Ни один из джентльменов не спустился вниз. Я отпраувила им керзинки.
Взгляд Ридкулли продолжал ползти вниз. До этого момента он и не подозревал, что у миссис Панариции есть ноги. Конечно, теоретически женщине нужно что-то, чтобы двигаться, но… ну… Но сейчас он видел две толстые коленки, выглядывающие из нагромождения юбок. Чуть ниже начинались белые носки.
– Ваши волосы… – хрипло проговорил Ридкулли.
– Чтеу-тоу не так? – спросила миссис Панариция.
– Все в порядке, все в порядке, – сказал Прудер. – Большое вам спасибо.
Дверь за ней закрылась.
– Она прищелкивала пальцами, когда уходила, – заметил Прудер. – Точно, как вы рассказывали.
– Это не единственная вещь, которая прищелкивала, – ответил Ридкулли, все еще содрогаясь. – Ты видел ее обувь?
– Наверное, мои глаза от испуга закрылись. Если это живое, – сказал Прудер, – то оно очень, очень заразное.
Следующая сцена имела место в каретном сарая Грохтова отца, но она была частью спектакля, разыгрывающегося повсюду в городе.
Грохт не был от рождения Грохтом. Он был сыном богатого поставщика фуража и презирал отца за то, что тот был трупом от шеи и выше, зацикленным на материальном, лишенным воображения и еще за то, что отец выдавал ему на расходы три несчастных доллара в неделю.
Отец оставил лошадей в сарае. Сейчас они обе предпринимали небезуспешные попытки втиснутся в один угол и наделать в стене дырок.
– Сдается мне, в этот раз почти получилось, – говорил Грохт, в то время как сенная пыль сыпалась с кровли, а древоточцы улепетывали во все стороны в поисках нового жилища.
– Не, я тебе скажу – не тот звук, который мы слышали в «Барабане», – критически возразил Джимбо. – Этот немного похожий на тот, но не тот.
Джимбо был лучшим другом Грохта и желал быть одним из людей.
– Для начала это неплохо, – сказал Грохт. – Так что ты и Простак, вы оба берете гитары. А ты, Подонок, ты… можешь играть на барабанах.
– Не знаю как, – сказал Подонок. Его действительно так и звали.
– Никто не знает, как играть на барабанах, – терпеливо объяснил Грохт. – Тут нечего знать. Просто берешь и колотишь по ним палочками.
– Ага. А если я типа промахнусь?
– Сядешь поближе. Ну, так, – сказал Грохт, снова садясь. – Теперь… Важная вещь, на самом деле важная – как мы будем называться?

Клифф огляделся по сторонам.
– Ну что же, мы осмотрели каждый дом и будь я проклят, если я увидел где-нибудь имя «Достабль», – пророкотал он.
Бадди кивнул. Большую часть площади Сатор занимал фасад Университета, но оставалось немного места для других зданий. Таких, у которых на дверях обязательно найдется дюжина медных табличек. Они наводили на мысль, что даже простое вытирание ног о коврик может дорого вам обойтись.
– Привет, парни.
Достабль сиял улыбкой над лотком, наполненным предположительно сосисками и булочками. Помимо лотка у него была и пара пакетов.
– Мы извиняемся за опоздание, – сказал Глод. – Но мы все равно не могли найти твой офис.
Достабль широко развел руки.
– Вот он, мой офис! – воскликнул он с жаром. – Площадь Сатор! Тысячи квадратных футов пространства! Великолепные коммуникации! Торговые потоки! Посмотрите-ка на это, – добавил он, поднимая один из пакетов и открывая его.
– Хочу убедиться в размерах.
Они были черными и сшитыми из дешевого хлопка. Одна из них была размера ХХХХ.
– Одежки со словами? – спросил Бадди.
– «Банда Рока», – медленно прочитал Клифф. – Эй, так это же мы!
– И зачем они нам нужны? – спросил Глод. – Мы и так знаем, кто мы есть.
– Раскрутка, – объяснил Достабль. – Верь мне. – Он вставил в рот коричневый цилиндр и поджег кончик.
– Оденете их сегодня ночью. Нашел ли я вам ангажемент!
– Нашел? – спросил Бадди.
– Я же и говорю!
– Нет, ты спрашиваешь, – сказал Глод. – Откуда же нам знать?
– А есть у них ливрейное сбоку? – спросил Клифф.
Достабль начал сначала.
– Это большое место, у вас будет великолепная публика! И вы получите… – он взглянул на их доверчивые, открытые лица. – Вы получите десятку сверх ставки Гильдии, что скажете?
Лицо Глода расплылось в широкой улыбке.
– Что, каждый? – спросил он.
Достабль бросил на него еще один оценивающий взгляд.
– О, нет, – сказал он. – Все по честному. Десятка на всех. Будьте реалистами. Вам надо засветиться.
– Опять это слово, – заметил Клифф. – Музыкантская Гильдия возьмет нас за горло.
– Там – нет, – сказал Достабль. – Гарантирую.
– Так где же это, наконец? – спросил Глод.
– Что, готовы услышать?
Они захлопали на него глазами. Он затянулся и выпустил клуб вонючего дыма.
– «Каверна»!

Бит продолжался…
Конечно, обязаны были возникнуть кое-какие мутации.
Гортлик и Хаммерджаг были сочинителями песен и полноправными членами Гильдии. Они писали гномьи песни на все случаи жизни. Кое-кто может сказать, что не так уж и трудно сочинять песни для гномов, если вы знаете, как пишется слово «золото», но это немного циничное мнение. Многие гномьи песни[Note 26 - Ну хорошо, все гномьи песни. За исключением одной, посвященной Хихо.] действительно строятся на «золоте, золоте, золоте», но тут все дело в интонировании; у гномов есть тысячи слов для обозначения золота, но они пользуются ими только в крайних случаях – например, когда им случается видеть золото, которое им не принадлежит.
У них была маленькая контора на Аллее Жестяной Крышки; они сидели по обе стороны от наковальни и сочиняли популярные песни.
– Горт?
– А?
– Что ты скажешь насчет этого?
Хаммерджаг прочистил горло.
– Скупой и торф,
Скупой и торф,
Скупой и торф и
Скупой и торф и
Мы с дружком
Придем к тебе, а
Наши шляпы
На затылках
Сидят так у
грожающе!
Йо!
Гортлик задумчиво пожевал кончик своего композиторского молота.
– Хороший ритм, – сказал он. – Но слова требуют доработки.
– Ты хочешь сказать – маловато «золота, золота, золота»?
– Да. Как ты думаешь назвать это?
– Э-э… кхм… к… крот-музыка.
– Почему крот-музыка?
Хаммерджаг выглядел озадаченным.
– Трудно сказать, – признался он. – Просто эта идея была у меня в мозгу, и все.
Гортлик потряс головой. Гномы дотошная раса и всегда до всего докапываются. Они знают, что им нравится.
– В хорошей музыке должны быть отнорки, – заметил он. – Ты ничего не добьешься, если не будет отнорков.

– Успокойтесь, успокойтесь, – повторял Достабль. – Это самая большая улица в Анк-Морпорке – вот почему. И я не вижу, в чем проблема…
– «Каверна»? – завопил Глод. – Тролль Хризопраз держит ее, вот в чем!
– Говорят, он крестный отец в Брекчии, – сказал Клифф.
– Ну-ну. Этого никто не смог доказать.
– Только потому, что трудно что-то доказать, если в голове у тебя продолбят дырку и засунут в нее твои же ноги.
– Кроме того, что он тролль, нет никаких оснований для предубеждений, – сказал Достабль.
– Я сам тролль! Могу я быть предубежден против троллей? Он паршивый пласт в материнской жиле! Говорят, когда они нашли шайку Де Бриса, ни у кого из них не осталось ни одного зуба.
– Что такое Каверна? – спросил Бадди.
– Клуб троллей, – объяснил Клифф. – Говорят…
– Все будет хорошо. Чего вы разволновались? – спросил Достабль.
– А вдобавок это еще и игорный дом![Note 27 - Азартные игры троллей проще даже австралийских. Самая популярная состоит в подбрасывании монеты в воздух; затем игроки заключают пари, вернется ли она назад.]
– Зато Гильдия туда и не сунется, – сказал Достабль. – Если им жизнь дорога.
– Мне тоже дорога жизнь!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41