– Играй свой Путь к Узпеху в Трех Простых Премерах и Восьмидцати Трудных Премерах. Ну? Я ничего не скажу против гитары, приятные мелодии, напою коня, обниму жену и так далее, но это не музыка. Это просто шум. Я хочу знать, что вот это все означает?
– Арпеджио, основанное на пентатонике в Ми с использованием мажорной септы как проходного тона? – предположил Декан.
Аркканцлер уставился на открытую страницу.
– Но здесь сказано – Урок Один: Волшебные Шаги.
– Хм-хм-хм, я был немного нетерпелив, – объяснил Декан.
– Ты никогда не был музыкален, Декан, – сказал Ридкулли. – Это одна из положительных твоих черт. Откуда этот внезапный интерес… Что у тебя на ногах?
Декан посмотрел вниз.
– Сдается мне, ты стал повыше ростом, – сказал Ридкулли. – Стоишь на паре досок?
– Просто они на толстой подошве, – объяснил Декан. – Что-то… полагаю, изобретение гномов… не знаю… нашел их у себя в чулане… Садовник Модо думает, что они на манной каше.
– Сказано слишком изысканно для Модо, но я бы с ним согласился.
– Нет… Это такой тип резиновой массы, – возразил Декан уныло.
– Экхм… прошу извинить меня, Аркканцлер.
Казначей маячил в дверях, а здоровенный краснорожий мужик топтался сзади, выглядывая у него из-за плеча.
– Что такое, Казначей?
– Экхм… этот господин имеет сообщить…
– Это насчет вашей обезьяны, – сказал мужик.
Ридкулли просветлел лицом.
– О, да?
– По-видимому, кхм, он удалил колеса с повозки этого господина, – сообщил Казначей, который находился в депрессивной фазе своего ментального цикла.
– Ты уверен, что это был Библиотекарь? – спросил Ридкулли.
– Толстый, рыжая шерсть, все время повторяет «уук»?
– Это он. О боги. Интересно, зачем это ему? – сказал Ридкулли. – Тем не менее, знаешь, как говорят – пятисотфунтовая горилла может спать, где захочет.
– Но трехсотфутовая обезьянка могла бы вернуть мне мои чертовы колеса, – непреклонным тоном заявил мужик. – Если я не получу мои колеса назад, у кого-то здесь будут проблемы.
– Проблемы? – переспросил Ридкулли.
– Ага. И не пытайтесь запугать меня. Волшебникам меня не запугать. Все знают, есть такой закон, что вам нельзя использовать магию против гражданского населения, – мужик выставил подбородок и поднял кулак.

Ридкулли щелкнул пальцами. Пронесся порыв ветра и кто-то квакнул.
– Я всегда считал это скорее общим пожеланием, – мякго заметил он. – Казначей, отнеси эту лягушку на клумбу, и когда к ней вернется ее прежнее обличье, дай ей десять долларов. Десять долларов поправят дело, а?
– Ква, – торопливо ответила лягушка.
– Отлично. А сейчас сможет кто-нибудь объяснить мне, что происходит?
Снизу донеслась серия ударов.
– Почему мне кажется, – спросил Ридкулли, обращаясь к миру в целом, – что ответа я не дождусь?
Слуги накрывали столы к обеду. Этот процесс отнимал много времени. Поскольку волшебники относятся к приему пищи со всей серьезностью и оставляют после себя горы объедков, в каждый момент времени столы либо накрывают, либо убирают, либо же они заняты.
Расстановка приборов сама по себе требует многих усилий.
У каждого волшебника должно быть девять ножей, тринадцать вилок, двенадцать ложек и одна трамбовка на достаточном удалении от винных бокалов.
Сейчас волшебники восседали за столом.
– Что это с Современным Руносложенцем? – спросил Ридкулли.
В каждой руке Преподаватель сжимал по ножу. Перед ним выстроились солонка, перечница и горчичница. И подставка для печенья. И пара накрытых крышками супниц. И по всему этому он решительно колотил ножами.
– Что он там делает? Зачем? – спросил Ридкулли. – И, Декан, прекрати топать ногами.
– Ну, это заразительно, – сказала Декан.
– Это заразно, – поправил Ридкулли.
Преподаватель Современного Руносложения сосредоточенно хмурился. Вилки издали резкую дробь, ложка взлетела, сверкая, закрутилась в воздухе и поразила Казначея в ухо.
– Какого дьявола он делает?!
– Мне больно!
Волшебники столпились вокруг Преподавателя Современного Руносложения. Он не обращал на них никакого внимания. Пот стекал у него по бороде.
– Он расколотил графинчик для уксуса, – заметил Ридкулли.
– Это будеть жечь часами.
– Ах, да, он горяч, как горчица, – сказал Декан.
– Я бы добавил щепотку соли, – добавил Главный Диспутатор.
Ридкулли выпрямился и поднял руку.
– Кто-то собирается сказать что-нибудь о кетчупе? – вопросил он. – Или что-то вроде «еще чуть-чуть соуса»? Или – я готов держать пари – вы все тщитесь выдать какую-нибудь глупость про перец? Я был бы рад узнать, что существует хоть какая-то разница между преподавательским составом и бандой безмозглых идиотов!
– Ха-ха-ха! – сказал Казначей нервно, продолжая массировать ухо.
– Это не риторический вопрос.
Ридкулли выхватил вилки у Преподавателя Современного Руносложения. Тот некоторое время продолжал молотить воздух, а потом как будто проснулся.
– О, привет, Аркканцлер. Какие-нибудь проблемы?
– Что ты делаешь?
Преподаватель посмотрел на стол.
– Он синкопировал, – сказал Декан.
– Я не синкопировал!
Ридкулли нахмурился. Он был толстокожим, прямодушным, такта в нем было как в кувалде, чувством юмора он обладал соответствующим, но дураком он не был. И он знал, что волшебники напоминают флюгеры или тех канареек, которых шахтеры используют для обнаружения карманов с газом. По своей природе они были настроены на оккультную частоту.
Когда в мире начинало происходить что-то странное, первым делом оно происходило с волшебниками. Они как бы разворачивались в соответствии с изменением ветра. Или валились со своих жердочек.
– С чего это вы все стали такими музыкальными? – спросил Ридкулли. – Я употребляю это слово в самом вольном понимании, конечно.
Он посмотрел на сгрудившихся волшебников. Затем опустил взгляд.
– Да у вас у всех башмаки на манной каше!
– Честное слово, мне показалось, что я стал чуть выше, – сказал Главный Диспутатор. – Я отнес это на счет сельдерейной диеты[Note 20 - У Главного Диспутатора была теория, согласно которой стручковая фасоль, сельдерей и ревень увеличивают рост в соответствии со знаменитой Доктриной Подписей.].
– Правильная волшебная обувь – это остроносые туфли или хорошие прочные башмаки, – сказал Ридкулли. – Если чья-то обувь превращается в манную кашу – значит, что-то неладно.
– Это же резина, – объяснил Декан. – Через нее всякие острые штучки легко…
Ридкулли тяжело задышал.
– Если твои ботинки сами по себе изменяются… – прорычал он.
– То это означает, что ты наступил в магию?
– Ха-ха, хорошо сказано, Главный Диспутатор, – сказал Декан.
– Я желаю знать, что происходит, – тихим ровным голосом сказал Ридкулли. – И если вы все немедленно не заткнетесь, у вас будет куча проблем.
Он порылся в карманах мантии и после нескольких фальстартов извлек на свет божий карманный чудометр и воздел его вверх. В Университете всегда высокий магический фон, но сейчас маленькая стрелочка застыла на отметке «Нормально». В среднем, скажем так. Она раскачивалась туда сюда, как метроном.
Ридкулли поднял его еще повыше, чтобы всем было видно.
– Что это такое? – спросил он.
– Размер четыре четверти? – подсказал Декан.
– Музыка – это не магия, – отрезал Ридкулли. – Это бренчанье и громыханье и…
Он запнулся.
– Никто из вас не желает мне ничего сообщить?
Волшебники нервно шаркали своими голубыми замшевыми туфлями.
– Ну, – начал Главный Диспутатор, – действительно, прошлой ночью мне, кхм, то есть некоторым из нас случилось проходить мимо «Залатанного Барабана»…
– Добродетельные Странники, – сказал Преподаватель Современного Руносложения. – Вполне допустимо для Добродетельных Странников употреблять Спиртное в Лицензированных Заведениях в любой Час Дня и Ночи. Городской закон, как вы знаете.
– Ну и откуда вы странствовали? – спросил Ридкулли.
– Из «Виноградной Грозди».
– Это же сразу за углом.
– Да, но мы… мы устали.
– Хорошо, хорошо, – сказал Ридкулли голосом человека, который уверен, что если потянуть за нитку чуть быстрее, то распуститься весь жилет. – Библиотекарь был с вами?
– О, да.
– Дальше.
– Ну, и там была эта музыка…
– Такая брякающая, – сказал Главный Диспутатор.
– И сольная партия… – добавил Декан.
– Это было…
– …что-то типа…
– …некоторым образом она…
– …как бы проходит сквозь кожу и создает ощущение будто тебя нагазировали, – сказал Декан. – Кстати, позвольте спросить, нет ли у кого черной краски? Я все обыскал…
– Достал, – пробурчал Ридкулли. Он потер подбородок. – О боги. Опять то же самое. Какая-то хрень просачивается в нашу вселенную, а? Воздействия С Той Стороны, да? Помните, что произошло, когда мистер Хонг открыл свой рыбный бар на месте старого храма на Дагон-Стрит? А после были еще эти движущиеся картинки. Я с самого начала был против них. И эти каркасы на колесах. В этой проклятой вселенной больше дырок, чем в квирмском сыре… Ну что же, по крайней…
– В ланкрском сыре, – подсказал Главный Диспутатор услужливо, – это он с дырками. А квирмский – с голубыми прожилками.
Ридкулли одарил его красноречивым взглядом.
– На самом деле во всем этом не ощущается магии, – сказал Декан. Он вздохнул. Ему было семьдесят два. А от всего этого он чувствовал себя семнадцатилетним. Он не мог припомнить, каково это – быть семнадцатилетним, должно быть, когда с ним это происходило, он был очень занят. Но все это заставляло его испытывать чувства, какие, по его представлениям, испытывают семнадцатилетние. Как будто красная колючая фуфайка пододета под кожу. Он хотел бы услышать все это вновь.
– Я думаю, сегодня ночью это повторится, – отважился он. – Мы могли бы, кхм, отправиться туда и послушать. В порядке детального изучения этой угрозы обществу, – добродетельно добавил он.
– Верно, Декан, – согласился Преподаватель Современного Руносложения. – Это наш гражданский долг. Мы – это первая линия сверхъестественной городской обороны. Допустим, ужасные призрачные создания обрушаться на него с воздуха?
– И что тогда? – спросил Профессор Неопределенных Исследований.
– Мы будем на посту!
– Да? Это ведь неплохо, не так ли?
Ридкулли во все глаза смотрел на своих волшебников. Двое украдкой притопывали ногами. Некоторые, казалось, незаметно подергивались. Казначей, разумеется, подергивался всегда, но это было лично его персональное состояние. Канарейки, подумал он. Или громоотводы.
– Хорошо, – неохотно согласился он. – Мы сходим туда. Но не привлекая к себе внимания.
– Безусловно, Аркканцлер.
– И каждый сам оплачивает свою выпивку.
– Ох.

Капрал (возможно) Хлопок отсалютовал сержанту форта, который пытался бриться.
– Этот новобранец, сэр, – доложил он, – не желает подчиняться приказам.
Сержант кивнул и тупо уставился на что-то в своей руке.
– Бритва, сэр, – услужливо подсказал капрал. – Без конца повторяет фразы типа НИЧЕГО НЕ ВЫХОДИТ.
– Пробовали закапывать его по шею в песок? Обычно это помогает.
– Это слишком… хм… такая штука… опасная для людей… только что помнил… – капрал щелкнул пальцами. – Штука. Жестокость, вот что. Мы не ввергаем людей… в преисподнюю… В наше время.
– Это… – сержант взглянул на ладонь левой руки, на которой было записано несколько строчек, – …Иностранный Легион.
– Дасэр. Такточносэр. Он обречен. Сидит там целыми днями, в песке. Мы зовем его Белая Тыква Пустыни, сэр.
Сержант растерянно всматривался в зеркало.
– Это ваше лицо, сэр, – сказал капрал.

Сьюзан критически рассматривала себя.
Сьюзан – разве это хорошее имя? Конечно, не настолько скверное, как например у бедной Йодины из четвертого класса или у Найджеллы – чье имя значит «опс, а мы-то хотели мальчика». Но оно скучное. Сьюзан. Сью. Старая добрая Сью. Это имя, которое готовит сэндвичи, сохраняет здравый рассудок в трудную минуту и может со всей ответственностью присмотреть за чужими детьми. Это имя никогда и нигде не использовалось королевами или богинями.
И даже мухлюя с орфографией вы многого не добьетесь. Вы можете превратить его в Сьюзи, и это будет звучать будто вы зарабатываете на жизнь, танцуя на столе. Вы можете вставить в него дополнительное З, пару Н и А, но оно все равно будет выглядеть как имя с пристроенными флигелями.
Что ж, по крайней мере она может сделать что-нибудь со своей внешностью.
Вот этот плащ с капюшоном. Он, может быть, и традиционный… но сама-то она отнюдь. Альтернативы ему были такие: ее школьная форма и одно из розовых творений матери. Мешковатое одеяние Квирмского Колледжа для Юных Леди было величественно и – по крайней мере в представлении мисс Буттс – надежно защищало от всех искушений плоти… но в качестве костюма Окончательной Реальности ему не хватало некоторой щеголеватости. Розовое же просто совершенно исключено.
Первый раз в истории Вселенной Смерть задумалась – что ей одеть.
– Не унывай, – сказала она своему отражению. – Здесь… Я могу творить вещи, правда?
Она протянула руку и подумала: чашка, и чашка явилась. Ее украшал рисунок из костей и черепов.
– Ах, – сказала Сьюзан. – Я подозреваю, узор из роз вне обсуждения? Вероятно, потому что не впишется в окружение.
Она поставила чашку на туалетный столик и щелкнула по ней. Та отозвалась вполне материальным звяканьем.
– Ну что ж, тогда, – сказала она, – я не желаю ничего слащавого и позерского. Никаких дурацких черных кружев или того, что носят эти идиоты, которые кропают стишки и одеваются как вампиры, а сами вегетарианцы.
Изображения одежд поплыли вокруг ее отражения. Было ясно, что черный – единственно доступный цвет, но она остановилась на чем-то практичном и без лишних украшений. В сомнении склонила голову.
– Ну хорошо, может быть, немного кружев, – сказала она. – И возможно, чуть побольше… лиф.
Она кивнула своему отражению. Несомненно, такую одежду не носила ни одна Сьюзан, хотя она допускала, что ее окружает некая базовая Сьюзанность, которая проникнет в нее через некоторое время.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41