villeroy boch subway 
А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 


– ЗВУЧИТ НЕПЛОХО, НА МОЙ ВЗГЛЯД.
– Учитель?
Святой человек в раздражении обернулся. Последователи прибыли.
– Минутку, ладно? Я беседую с…
Незнакомец исчез.
– Но, Учитель, мы преодолели многие мили через… – сказал последователь.
– Заткнись на секунду, хорошо?
Святой человек поднял руку и провел ею несколько раз в воздухе. Что-то пробормотал про себя.
Последователи обменялись взглядами. Такого они не ожидали. Наконец их предводитель потерял терпение.
– Учитель…
Святой человек обернулся и хватил его по уху. Звук определенно напоминал хлопок.
– А! Я понял! – воскликнул святой человек, – Итак, что я могу сделать для…
Тут он замер, поскольку его уши догнал мозг.
– А что он, собственно, имел в виду, когда говорил – люди?

В задумчивости Смерть шагал через холм туда, где его огромная белая лошадь безмятежно любовалась видами.
Он сказал ей:
– УБИРАЙСЯ.
Лошадь осторожно осмотрела его. Она была гораздо умнее большинства лошадей, хотя это и не такое уж значительное достижение. Она, казалось, сознавала, что с хозяином что-то не то.
– МОЖЕТ, Я ЕЩЕ ВЕРНУСЬ, – сказал Смерть.
И исчез.

В Анк-Морпорке не было дождя. И это весьма удивило Импа. Кроме этого его удивила скорость, с которой у него кончились деньги. Он уже потерял три доллара и двадцать семь пенсов. Потерял он их, положив в свою чашу, которую ставил перед собой, когда играл – из тех же соображений, из каких охотник использует подсадку чтобы приманить уток. В следующий раз, когда он заглянул в чашу, она была пуста. Люди приходят в Анк-Морпорк в поисках удачи. К несчастью, другие люди приходят сюда за тем же.
И людям, казалось, не нужен был бард, даже выигравший омелу и столетнюю арфу на Большом Эйстеддфоде в Лламедосе.
Он выбрал место на одной из главных площадей, настроился и заиграл. Никто не обратил на него ни малейшего внимания, разве что иногда толкали, проходя мимо, чтобы освободить дорогу и, по всей видимости, подрезать его чашу.
Наконец, когда он уже засомневался в правильности своего решения вообще сюда являться, рядом с ним остановились стражники.
– Это он на арфе играет, Шнобби, – заметил один, оглядев Импа.
– На лире.
– Нет, клянусь тебе, что… – толстый стражник нахмурился и посмотрел вниз.
– А, ты ждал всю жизнь, когда можно будет это сказать, так, Шнобби? – спросил он, – Держу пари, ты родился с надеждой, что в один прекрасный день кто-нибудь скажет «Это арфа» и тогда ты сможешь сказать – «Лира», в расчете на то, что получится каламбур или игра слов. Ну-ну. Ха-ха!
Имп перестал играть. В этих обстоятельствах продолжать было невозможно.
– Это в самом делле арфа, – сказал он. – Я выигралл ее на…
– А, так ты из Лламедоса, верно? – спросил толстый стражник. – Я догадался по твоему акценту. Очень музыкальные люди, эти лламедосцы.
– А по мне звучит, как будто горло полощут гравием, – заявил второй, которого назвали Шнобби. – Лицензия у тебя есть, приятель?
– Ллицензия? – переспросил Имп.
– Очень они строгие насчет лицензий, в Гильдии Музыкантов, – сказал Шнобби. – Если они поймают тебя играющим без лицензии, они отберут у тебя инструмент и засунут…
– Ну-ка, ну-ка, – сказал караульный, – хватит пугать парня.
– Скажем так: если ты играешь на флейте, тебя ждет не слишком много удовольствия, – сказал Шнобби.
– Но истинно говорю вам – музыка свободна, как воздух и небо, размыслите, – сказал Имп.
– Нет, только не здесь. Послушай совет, дружище, – сказал Шнобби.
– Я никогда не слышал о Гилльдии Музыкантов, – сказал Имп.
– Это на Тин Лид Элли, – сказал Шнобби, – Если хочешь быть музыкантом – вступай в Гильдию.
Имп был вскормлен в повиновении законам. Лламедосцы исключительно законопослушны.
– Мне доллжно направится прямо туда, – заявил он.
Стражники смотрели, как он удаляется.
– Одет в ночную рубашку, – заметил капрал Шноббс.
– Одеяние барда, Шнобби, – сказал сержант Колон. Стражники побрели дальше. – Очень бардические, эти лламедосцы.
– Как много ты дашь ему, сержант?
Колон рассек воздух резким размашистым жестом, как будто делая рискованную ставку.
– Два – три дня, – сказал он.
Они обогнули корпус Незримого Университета и двинулись легкой походкой по Задам, пыльной тихой улочке с небольшим движением и торговлей, которая ценилась у Стражи как место, где можно затаится, выкурить сигарету и воспарить в сферы чистого разума.
– Ты знаешь, что такое лосось, сержант? – спросил Шнобби.
– Да, я осведомлен об этой рыбе, да.
– Знаешь, ее еще продают ломтиками в банках.
– Что ж, исходные данные я понял.
– Ну-у-у, так. Вот каким образом все ломтики оказываются одного размера? Лосось-то делается тоньше с обоих концов!
– Небезынтересное наблюдение, Шнобби. Я полагаю…
Сержант остановился и уставился через улицу. Капрал Шноббс проследил направление его пристального взгляда.
– Эта лавка… – сказал Колон, – эта лавка вон там… Была она там вчера?
Шнобби посмотрел на облупленную вывеску, маленькое, инкрустированное грязью оконце, хлипкую дверь.
– Всяко, – сказал он, – она всегда тут была. Многие годы уже.
Колон пересек улицу и поскреб грязь на окне. Темные формы смутно вырисовывались во мраке.
– Да, верно, – пробормотал он. – Я имел в виду… Э-э… Была ли она тут вчера многие годы назад?
– Ты в порядке, сержант?
– Пошли, Шнобби, – сказал сержант, удаляясь так быстро, как толко мог.
– Куда, сержант?
– Куда угодно, только прочь отсюда.
Нечто из темных глубин магазинчика наблюдало, как они уходят.

Имп уже успел повосхищаться зданиями Гильдий: величественным фронтоном Гильдии Убийц, роскошной колоннадой Гильдии Воров и дымящейся, но по-прежнему впечатляющей ямой там, где до вчерашнего дня стояла Гильдия Алхимиков. И потому весьма огорчительно было узнать, что Гильдия Музыкантов, когда он наконец нашел ее, не имела никакого здания.
Она была просто кучкой халуп на задах парикмахерской.
Имп уселся в комнатке с коричневыми стенами и стал ждать. На стене перед ним обнаружилось предупреждение: «Для собственного же комфорта ВЫ НЕ БУДЕТЕ КУРИТЬ!». Имп не курил никогда в жизни. Повсюду в Лламедосе было слишком мокро для этого.
Однако сейчас он неожиданно ощутил настоятельное желание попробовать.
Кроме него в комнате находились тролль и гном, и он не ощущал непринужденности в их компании.
Они пристально разглядывали его. Наконец, гном спросил:
– А ты не эльф?
– Я? Нет!
– Ты выглядишь здорово по-эльфийски из-за этих твоих волос.
– И все же я никакой не элльф! Честное сллово!
– Ты откудова? – спросил тролль.
– Лламедос, – ответил Имп.
Он закрыл глаза. Он знал, что тролли и гномы традиционно делают с людьми, заподозренными в том, что они эльфы. Такое, что даже Гильдии Музыкантов было бы чему поучиться.
– Чо ты тут забыл? – спросил тролль. Глаза его были закрыты двумя большими квадратами темного стекла, скрепленными проволочной рамкой, которая цеплялась за уши.
– Это арфа. Догадайся.
– А! Играешь на ней, значит?
– Да.
– Друид, что ли?
– Нет!
Некоторое время царила тишина, пока мысли у тролля в голове выстраивались в новом порядке.
– А в этой своей ночнушке выглядишь точно как друид, – громыхнул наконец он.
Гном, сидящий по другую сторону от Импа, захихикал.
Друидов тролли тоже не любят. Всякий разумный вид, проводящий много времени в неподвижных, камнеподобных позах, становится объектом добычи других разумных видов, которые катят его представителей на катках за шестьдесят миль, чтобы там закопать по колени в землю в своих кругах. Все это служит серьезным поводом для обид.
– В Лламедосе так одеваются все подряд, понимаешь? – сказал Имп, – И я не друид! Я – бард! Я вообще не выношу буллыжников!
– Опс! – сказал гном тихонько.
Тролль смерил Импа взглядом, медленно, не торопясь. Потом он сказал, и в голосе его не было специфического оттенка угрозы:
– Недавно в городе, а?
– Толлько-толлько прибылл, – ответил Имп. Да я еще и дверь не открыл, подумал он, а меня сейчас разотрут в кашу.
– Небольшой совет. То, что тебе надо знать. Я даю его тебе просто так, ни за что. В этом городе «булыжник» обозначает тролля. Скверное слово, его используют глупцы. Если ты называешь тролля булыжником, значит, ты собираешься провести какое-то время в поисках собственной головы. Особенно если твои патлы выглядят по-эльфийски. Это чисто совет, потому как ты бард и лабаешь музыку, как и я.
– Точно! Бллагодарю! О да! – воскликнул Имп, качающийся на волнах облегчения.
Он схватил арфу и извлек несколько нот. Это слегка разрядило атмосферу в комнате. Всем известно, что эльфы совершенно неспособны к музыке.
– Лайас Блюстоун, – сказал тролль, выдвигая из себя нечто массивное, с пальцами.
– Имп-и-Селлайн, – ответил Имп. – В общем, никогда не имелл ничего общего с работами по камню, вот что я хотелл сказать.
Маленькая, узловатая рука, которая оказалась собственностью гнома, ткнула Импа с другой стороны. Он обернулся. Гном был маловат даже для гнома. На коленях у него лежала большая бронзовая труба.
– Глод сын Глода, – представился он. – А ты, значит, играешь на арфе.
– На чем угодно, на что натянуты струны, – ответил Имп, – но арфа – короллева среди инструментов, воистину!
– А я могу дуть во что угодно, – сообщил Глод.
– Правда? – Имп заколебался в поисках уместного ответа. – Ты, доллжно быть, весьма популлярен.
Тролль опрокинул здоровую кожаную сумку.
– Это на чем я играю, – пояснил он.
Несколько больших круглых камней раскатились по полу. Лайас подхватил один и щелкнул по нему ногтем. Раздался бам.
– Музыка, исполлняемая на камнях? – спросил Имп. – Как вы называете ее?
– Мы называем ее Грухауга, – ответил Лайас. – Что значит: Музыка, исполняемая на камнях.
Все камни были разного размера и покрыты насечками.
– Можно мне? – спросил Имп.
– Сделай одолжение.
Имп выбрал маленький камень и щелкнул по нему – бом. Второй, поменьше – бинг.
– Как ты играешь на них? – спросил Имп.
– Колочу по ним по всем.
– А потом?
– Что ты имеешь в виду – а потом?
– После того, как ты ударишь по всем камням, что ты делаешь?
– Колочу по ним по всем опять, – ответил Лайас, ударник до мозга костей.
Дверь во внутреннюю комнату открылась и остроносый мужчина уставился на них.
– Вы вместе? – протрещал он.

Между тем упомянутая в легенде река, капля воды из которой отнимает у человека память, существует на самом деле.
Многие люди полагают, что это река Анк, воду из которой можно пить, а можно вырезать ножом и жевать. Эта вода, возможно, лишит человека памяти; и уж наверняка из-за нее с человеком произойдет много всего такого, что он потом не сочтет возможным вспоминать.
На самом же деле совсем другая река способна на этот фокус с памятью. Но с ней есть небольшая загвоздка. Никто не может сказать, где она протекает, поскольку всякий, кому удалось отыскать ее, забывал об этом самым превосходным образом.
Смерть занялся другими возможностями.

– Семьдесят пять долллларов? – воскликнул Имп, – просто за то, чтобы играть музыку?
– Двадцать пять долларов регистрационный взнос, двадцать процентов членских взносов и пятнадцать долларов – добровольный обязательный ежегодный взнос в Пенсионный Фонд, – объяснил мистер Клит, секретарь Гильдии.
– Но у нас нет столько денег!
Секретарь пожал плечами, дав понять, что у мира много проблем и эта – одна из них, но это проблемы мира, а не секретаря.
– Но мы, возможно, сможем запллатить, когда подзаработаем немного, – предложил Имп слабым голосом, – еслли бы вы, допустим, позволлилли бы нам неделлю илли две…
– Я не могу позволить вам играть, пока вы не вступите в Гильдию, – ответил мистер Клит.
– Но мы не сможем вступить в Гильдию, пока не поиграем, – сказал Глод.
– Именно так, – ответил мистер Клит весело. – Хат. Хат. Хат.
Это был странный смех – совершенно невеселый и неуловимо птичий. Он очень подходил своему владельцу, которого вы могли бы получить, выделив из чего-то в янтаре окаменевший генетический материал и нарядив его в костюм.
Лорд Витинари потворствовал росту Гильдий. Они были большими колесиками в прекрасно отлаженом часовом механизме города. Каплю масла сюда… немного песочку туда – и в целом все работает. И предоставляет возможность роста – в том смысле, в каком компостная куча предоставляет ее червям – для мистера Клита. Он не являлся, в стандартном понимании, плохим человеком; точно так же чумная крыса, с непредвзятой точки зрения, не является плохим животным. Мистер Клит тяжко трудился на пользу своего братства. Он жизнь положил на это. Есть масса вещей, которые должны быть сделаны и которые никто не хочет делать; и люди благодарны мистеру Клиту за то, что он их делает за них. Ведение протокола, к примеру. Или отслеживание членских списков. Заполнение бумаг. Организация.
Ранее он в поте лица трудился на Гильдию Воров, сам не будучи вором – по крайней мере, в буквальном понимании. Затем открылась гораздо более высокая вакансия в Дурацкой Гильдии – и мистер Клит не свалял дурака. И наконец – должность секретаря Музыкантов.
Согласно правилам, секретарем Гильдии может быть только музыкант, так что он приобрел расческу и папиросную бумагу. До сих пор Гильдия управлялась настоящими музыкантами, поэтому списки членов никто никогда не разворачивал, никто не уплачивал взносы в срок, организация была должна несколько тысяч долларов под грабительские проценты троллю Хризопразу, а ведь у него даже слуха не было.
Когда мистер Клит в первый раз раскрыл неопрятный гроссбух и увидел царящий в нем бардак, его охватило глубокое и прекрасное чувство. С этого момента он уже не оглядывался по сторонам. Он проводил массу времени, глядя вниз. Хотя у Гильдии были совет и президент, у нее так же был и мистер Клит, который вел протоколы, следил за тем, чтобы дела шли без сучка без задоринки и тихо улыбался сам себе. Странный, но достоверный факт – стоит людям свергнуть тирана и начать править самостоятельно – тотчас же, как гриб после дождя, возникает мистер Клит.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41


А-П

П-Я