Я достаточно ясно выразился?
– бурбурбурбурвсетакделалибурбурбурбурбур, – пробурчал Декан, все так же глядя в пол.
– Никогда не думал, что мне придется говорить это волшебникам старше семнадцати, но вы все находитесь под домашним арестом вплоть до особых распоряжений! – заорал Ридкулли.
Оказаться заточенным в стенах Университета – не такое уж суровое наказание. Волшебники в принципе не доверяют воздуху, если он не выдержан хорошенько в закрытом помещении, а живут в некотором подобии желоба, катаясь по нему между своими комнатами и обеденным столом. Но тут им стало не по себе.
– бурбурбурбур непонимаюпочему бурбурбурбур, – пробормотал Декан.
Много позже, в день, когда музыка умерла, он объяснял, что все из-за того, что он никогда не был действительно молодым, или по крайней мере достаточно старым, чтобы осознать, что он молод. Как и большинство волшебников, он приступил к учебе будучи таким маленьким, что официальная остроконечная шляпа сползала ему на глаза. А потом он сразу стал, ну, волшебником. И у него не возникало ощущения, что он что-то где-то упустил. Вплоть до последних двух-трех дней. Он не знал, что это было. Но он хотел, чтобы это произошло, и как можно скорее. Он чувствовал себя как обитатель тундры, проснувшийся однажды утром с непреодолимым желанием покататься на водных лыжах. И уж совершенно точно он не желал сидеть взаперти, когда в воздухе носилась музыка.
– бурбурбурбур несобираюсьсидетьвзаперти бурбурбурбур…
Непривычное ощущение пронзило его – он жаждал неповиновения! Неповиновения всему подряд, включая закон всемирного тяготения. Совершенно определенно он не собирался больше аккуратно складывать одежду перед сном! Если бы Ридкулли сказал – а, так ты бунтарь, и против чего же ты бунтуешь? – он бы ответил, он бы сказал нечто чертовски запоминающееся, да, сказал бы! Но Ридкулли величественно удалился.
– бурбурбурбур… – дерзко заявил Декан, бунтарь без паузы.

Раздался стук в дверь, едва слышый за шумом. Клифф чуть-чуть приоткрыл ее.
– Это я, Гибискус. Вот ваше пиво. Глотайте его и проваливайте.
– Как мы можем проваливать? – спросил Глод. – Как только они видят нас, они пытаются заставить нас играть еще.
Гибискус пожал плечами.
– Меня это не касается, – сказал он. – А вы должны мне доллар за пиво и двадцать пять за сломанную мебель…
Клифф захлопнул дверь.
– Я мог бы поторговаться с ним, – сказал Глод.
– Мы не можем себе этого позволить, – сказал Бадди.
Они посмотрели друг на друга.
– Ну что же, толпа любит нас, – сказал Бадди. – Я думаю, это был большой успех. Хм.
В наступившей тишине Клифф отбил горлышко и запрокинул бутылку над головой[Note 23 - Пиво троллей – это раствор сульфид аммония в спирту, на вкус – как ферментированные батарейки.].
– Что нам всем хотелось бы знать, – сказал Глод, – это что мы там творили.
– Гуук.
– И как получилось, – добавил Клифф, дожевывая остатки бутылки, – что мы все знали что играть?
– Гуук.
– А кроме того, – сказал Глод. – Что ты пел?
– Э-э…
– Не Наступай на мои Голубые Ботинки? – сказал Клифф.
– Гуук.
– Грациозная Милашка Полли? – сказал Глод.
– Э-э…
– Стогелитские кружева? – сказал Глод.
– Гуук?
– Это такие очень тонкие кружева, которые плетут в Сто Гелите, – объяснил Глод, бросив на Бадди пронизывающий взгляд. – Ты еще сказал ни с того ни с сего: «привет, малышка»… Зачем ты это сказал?
– Э-э…
– Я хочу сказать – не то чтобы они так уж пускали в «Барабан» маленьких детишек, – пояснил Глод.
– Я не знаю. Слова возникали сами собой, – сказал Бадди. – Вроде как часть музыки.
– И ты чудно двигался. Как будто у тебя возникли проблемы со штанами, – сказал Глод. – Я не эксперт по людям, но я заметил, что некоторые дамы из публики смотрели на тебя как гном смотрит на девчонку, когда знает, что у ее папаши большая шахта и несколько богатых пластов.
– Ага, – сказал Клифф. – Или как тролль, когда думает, – ты только погляди на ее формации.
– Ты точно уверен, что в тебе нет ничего эльфийского? – спросил Глод. – Раз или два мне показалось, что ты ведешь себя немного… по-эльфийски.
– Я не знаю, что происходит! – сказал Бадди.
Гитара заскулила. Они взглянули на нее.
– Вот что мы сделаем, – сказал Клифф. – Мы возьмем это и вышвырнем в реку. Кто за, скажите «За!». «Уук» тоже можно.
Опять наступила тишина. Никто не бросился хватать инструмент.
– Но штука в том… – сказал Глод. – Штука в том, что эти вон там действительно нас любят.
Они обдумали это.
– Я не чувствую, что это… плохо, – сказал Бадди.
– Согласен… Да у меня в жизни не было такой публики, – сказал Клифф.
– Уук!
– Если мы такие хорошие, – сказал Глод, – то почему такие бедные?
– Потому что ты вел переговоры, – сказал Клифф. – Если мы заплатим за эту мебель, мне придется питаться через соломинку.
– Хочешь сказать, я нехорош? – спросил Глод, вскакивая на ноги.
– Ты отличный трубач. Но не финансовый волшебник.
– Ха, посмотрел бы я…
В дверь опять постучали. Клифф пожал плечами.
– Опять Гибискус. Передайте мне то зеркало, попробую огреть его им.
Это действительно был Гибискус, но перед ним стоял маленький человечек в длинном пальто и широко, дружелюбно улыбался.
– А! – сказал человечек. – Ты ведь Бадди, так?
– Э-э-э… Да.
Человечек, вроде бы не двигаясь с места, вдруг оказался в комнате и захлопнул дверь перед носом у хозяина.
– Достабль моя фамилия, – представился он. – С.Р.Б.Н. Достабль. – Уверен, слышали про меня.
– Гуук!
– Я не с тобой разговариваю! Я спросил остальных парней!
– Нет, – сказал Бадди. – По-моему нет.
Улыбка стала шире.
– Я слышал, у вас куча проблем, чуваки, – сказал он. – Раздолбаная мебель и всякая фигня.
– Мы даже не собирались платить, – сказал Клифф, взглянув на Глода.
– Тогда ладно, – сказал Достабль. – Выходит так, что я мог бы это уладить. Я бизнесмен. Проворачиваю дела. Вы, парни, я вижу – музыканты. Играете музыку. Зачем вам греть голову насчет денежных вопросов, а? Сосредоточьтесь на творческом процессе, я правильно говорю? Как вы смотрите на то, чтобы предоставить все мне?
– Ну да, – сказал Глод, все еще не оправившийся от удара по своему финансистскому реноме. – И что ты сможешь сделать?
– Ну, – сказал Достабль. – Для начала получить ваш заработок за вечер.
– А что с мебелью? – спросил Бадди.
– А, это барахло разносят здесь каждую ночь, – откровенно объяснил Достабль. – Гибискус просто хотел повесить его на вас. Я улажу это с ним. Между нами говоря, вы должны опасаться таких людей, как он.
Он наклонился к ним. Если бы он улыбнулся еще чуть-чуть шире, у него отвалилась бы макушка.
– Этот город, парни, – сказал он, – натуральные джунгли.
– Если он сможет выбить наши деньги, я поверю ему, – заявил Глод.
– Тебе этого хватит? – спросил Клифф.
– Я верю всем, кто дает мне деньги.
Бадди посмотрел на стол. Ему казалось, что если происходит что-то не то, гитара должна на это откликнуться, издав визг, например. Но она лежала спокойно, тихо напевая сама себе.
– Ладно, – сказал Клифф. – Если это значит, что я сохраню зубы, я за.
– Я согласен, – сказал Бадди.
– Отлично! Отлично! Вместе мы сделаем великую музыку! По крайней мере вы сделаете, парни, а?
Достабль извлек лист бумаги и карандаш. В его глазах плясали искры.

Где-то в Овцепикских Горах, над облачными отмелями, Сьюзан пришпорила Бинки.
– Как он может так говорить? – сказала она. – Как он может играть людскими жизнями и разглагольствовать о долге?

В Гильдии Музыкантов горели все огни. Сумкоротый сыграл бутылкой зарю по краю стакана и с грохотом опустил ее на стол.
– Кто-нибудь может сказать, кто они такие, черт возьми? – спросил мистер Клит, пока Сумкоротый вторично пытался наполнить стакан. – Кто-то же должен это знать?
– Не знаю насчет парня. Никто его раньше не видел. Ат… Ат… А, вы же знаете троллей – этот может быть любым из них.
– Один из них – Библиотекарь из Университета, это совершенно определенно, – сказал мистер Герберт Клавесин Трюк, Библиотекарь Гильдии.
– Пока что мы можем оставить его в покое, – сказал мистер Клит.
Остальные закивали. Мало кому придет в голову избивать Библиотекаря – если можно найти кого-нибудь помельче.
– Как насчет гнома?
– А!
– Кто-то говорил, что гнома зовут Глод сын Глода и он живет где-то на Дороге Федры…
– Отправьте туда кого-нибудь из ребят прямо сейчас, – прорычал мистер Клит. – Я хочу, чтобы им сейчас же разъяснили обычную позицию музыкантов в этом городе. Ха. Ха. Ха.

Музыканты неслись сквозь ночь, шум «Залатанного Барабана» стихал вдали.
– Разве он не славный парень? – спросил Глод. – Не смог, конечно, получить нашу плату, но был так заинтересован, что дал двадцать долларов своих.
– А я думаю, что это значит, – сказал Клифф. – «Даю вам двадцать долларов со своим интересом»?
– То же самое, разве нет? И он сказал, что найдет нам еще работу. Ты прочитал контракт?
– А ты?
– Слишком мелко написано, – сказал Глод, но тут же просветлел лицом. – Зато написано до черта. Когда столько написано, контракт обязан быть хорошим.
– А Библиотекарь удрал, – сказал Клифф. – Разуукался как ненормальный и удрал.
– Ха! Ну что же, он пожалеет об этом чуть погодя. Чуть погодя люди будут спрашивать его, а он скажет – понимаете, я ушел чуть раньше, чем они стали знаменитыми.
– Он скажет «уук».
– Так или иначе, а над этим пианино теперь придется здорово потрудится.
– Да, – согласился Клифф. – Слушай, я знаю одного чувака, который собирает добро из кусочков. Он его починит.
Два доллара превратились в две порции Кормас с Ягнятиной и одну Уранитовую Виндалу в Садах Керри, сопровождаемые бутылкой вина, столь химического, что даже тролли могли его пить.
– А после этого, – сказал Глод, когда они уселись в ожидании заказа, – мы пойдем поищем где остановится.
– А что не так с твоим жильем? – спросил Клифф.
– Сквозняки. Там в стене дыра в форме пианино.
– Ты же сам ее прорубил.
– Ну и что?
– Хозяин не будет выступать?
– Конечно, будет. Для чего еще нужны хозяева? Так или иначе, а мы растем, чуваки. И я хочу прочувствовать это.
– Я думал, ты будешь счастлив, если тебе будут платить, – заметил Бадди.
– Верно. Верно. Но если мне будут платить много, я стану еще счастливее.
Гитара загудела. Бадди взял ее в руки и дернул струну.
Глод уронил нож.
– Она звучит как пианино! – воскликнул он.
– Я думаю, она может звучать как что угодно, – сказал Бадди. – А теперь она узнала про пианино.
– Магия, – сказал Клифф.
– Конечно, магия! – подтвердил Глод. – Я это всегда утверждал. Странная древняя вещь, обнаруженная в пыльной старой лавке ненастной ночью…
– Ночь не была ненастной, – сказал Клифф.
– Должна быть! Ну… хорошо, но ведь чуть-чуть моросило? В общем, ночь обязана быть слегка необыкновенной. Да я готов поспорить, если мы сейчас туда отправимся, мы не найдем лавку на месте. И это все вам докажет. Все знают, что вещи, приобретенные в исчезающих на следующий день лавках, страшно мистические… Вещи Фортуны. Должно быть, Фортуна улыбнулась нам.
– Что-то сделала с нами, – сказал Клифф. – Надеюсь, улыбнулась.
– И мистер Достабль сказал, что найдет нам завтра действительно необыкновенное место, где играть.
– Это хорошо, – сказал Бадди. – Мы должны играть.
– Правильно, – сказал Глод. – Мы играем и это правильно. Это наша работа.
– Люди должны слушать нашу музыку.
– Конечно, – Клифф выглядел озадаченым. – Точно. Безусловно. Это то, что мы хотим. Ну и немного денег…
– Мистер Достабль поможет нам, – сказал Глод, слишком захваченый происходящим, чтобы заметить металл в голосе Бадди. – Он, должно быть, очень преуспевающий. У него контора на Площади Сатор. Только шикарные дельцы могут себе это позволить.

Начинался новый день.
Он едва успел начаться, прежде чем Ридкулли пронесся сквозь росистый Университетский сад и забарабанил в двери Факультета Магии Высоких Энергий. Как правило, он избегал этого места. Не потому, что он не понимал, чем занимаются здесь молодые волшебники – скорее потому, что этого, по его глубокому подозрению, не понимали они. Им, казалось, страшно нравилось выказывать все меньшую и меньшую определенность относительно чего угодно и заявлять за обедом: «Эгей, мы только что ниспровергли Листокабакову Теорию Чудейной Безосновательности! Изумительно!». Как будто тут было чем гордиться, за исключением огромной невоспитанности. И они постоянно трепались о расщеплении чарума, элементарной частицы магии. Ридкулли не видел в этом никакого смысла. Ну, раскокаете вы все на кусочки. И что в этом хорошего? Вселенная и без ваших тычков и пинков весьма скверно устроена.
Дверь открылась.
– О, это вы, Аркканцлер.
Ридкулли пошире распахнул дверь.
– Доброе утро, Стиббонс. Рад видеть тебя на ногах в такую рань.
Прудер Стиббонс, самый молодой из преподавателей, поморгал на небо.
– Что, уже утро? – спросил он.
Ридкулли проследовал мимо него в здание ФМВЕ. Для волшебника-традиционалиста это была неизведанная земля. Здесь не увидишь черепов и оплывших свечей; это необыкновенное помещение напоминало лабораторию алхимика, которую после неизбежного взрыва переделали под кузнечный цех. А мантия Стиббонса? Сообразной длины, она при этом была застирана до зеленовато-серого цвета, испещрена множеством карманов и пуговиц и с капюшоном, отороченным клочками кроличьего меха. Ни единого драгоценного камня, блестки или мистического символа. Только расплывшиеся пятна туши.
– Ты не выходил в город в последнее время? – спросил Ридкулли.
– Нет, сэр. А-а-а… это обязательно? Я очень занят со своим устройством «Увеличь Это». Вы знаете, я вам его показывал[Note 24 - Пока, впрочем, без особых успехов. Стиббонс неделями шлифовал линзы и выдувал стекло, и в конце концов произвел устройство, которое показало потрясающее количество мелких животных, населявших одну каплю воды из реки Анк.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41