Он не был удивлен, но выглядел слегка испуганным. Зазвучал его голос, холодный и скрежещущий, как лед в полынье:
– Расходитесь по домам. Быстро! Времени мало. Гайл! – (По-видимому, он обращался к своему спутнику.) – Уходи с ними. Торопитесь! Я могу и не справиться.
Человек, которого он назвал Гайлом, толкнул Брэннога локтем в бок:
– Нам лучше сделать, как он говорит. Он что-то учуял.
Времени на споры не оставалось, да и не было охоты спорить после всего невероятного, что произошло у них на глазах. Брэнногу все это сильно не понравилось, но отзвук ночных кошмаров дочери все еще бежал по его нервам. «Он приближается». Этот черный человек? Рыбаки наверняка спросят его об этом. Брэнног дал своим людям знак следовать за ним. Они были рады уйти. Гайл тоже пошел с ними. Ему стало намного лучше, только дрожь, которую он никак не мог унять, била его время от времени. Брэнног оглянулся и, к своему ужасу (иначе он не мог описать свои ощущения), увидел, как человек, которого они оставили позади, вновь повернулся лицом к морю и уже начал спускаться вниз по облепленному водорослями и грязью склону, бывшему прежде берегом гавани, направляясь к проходу между волноломами. Некоторое время Брэнног наблюдал за ним, но потом вновь заторопился – ему вдруг ужасно захотелось оказаться дома, запереть дверь и сесть поближе к жарко натопленному очагу. Рыбаки и человек по имени Гайл достигли набережной, где жители деревни уже закутывали потерпевшего в звериные шкуры. Он порадовался, глядя на них.
– Брэнног! – раздался в тишине голос. Здоровяк обернулся и во второй раз за это утро принялся напряженно всматриваться в морскую даль. Отдаленный рев предвещал приближение нового шторма, на этот раз не с суши, а с моря, как будто предыдущая буря, переусердствовав, сдула сама себя с берега и теперь, развернувшись, возвращалась назад. Но не ее испугались рыбаки. На горизонте собралась волна, огромная, точно готовое ринуться в бой войско. Грохоча, как колесница судьбы, она жадно бросилась к берегу. Судя по шум, она должна была достигать не менее ста футов в высоту.
Перепуганные люди, крича, метались по берегу, заскакивали в дома, запирали двери, судорожно пытались законопатить окна. Брэнног не двигался, словно был пригвожден к месту. Врожденное чутье подсказывало ему, что он смотрит в глаза собственной гибели, которая надвигалась так же неотвратимо, как смерть, унесшая его жену. Он все еще не мог оторвать взгляд от мчавшейся к берегу водной стены, как вдруг заметил среди покрытой жидкой грязью равнины одинокую фигуру. С берега человек казался совсем маленьким. Что он там делал? Решил побыстрее свести счеты с жизнью? Такая волна наверняка расшибет его в лепешку, не оставив даже мокрого места.
Зундхевну конец, подумал Брэнног, но почему-то не почувствовал ни страха, ни боли. Непонятное равнодушие овладело им. Он наблюдал за одинокой фигуркой человека, решившего, очевидно, принести себя в жертву стихии. Тот поднял над головой затянутые в черные перчатки руки и сжал кулаки. Несмотря на приказ спасаться от грозившей опасности, спутник отчаянного храбреца в черном остался стоять подле Брэннога. Завороженный происходившим на равнине, рыбак не обращал на него внимания и потому не заметил, что тот улыбается.
Гребень волны свернулся в огромный кулак, но человек в черном не дрогнул. Его уже не должно было быть в живых, он должен был лежать на дне моря, расплющенный чудовищной волной, однако он по-прежнему стоял на своем месте. Самые сокровенные страхи ожили в душе Брэннога, когда он увидел, как волна раскололась надвое, словно огибала незримую скалу. Обойдя человека в черных перчатках волны не сомкнулись, а, напротив, разошлись в разные стороны и понеслись вдаль. Брешь между ними становилась все шире и шире. В гавань воды пришло совсем немного – взрослому человеку было бы по колено. Человек в перчатках уже шагал назад. Тем временем обе волны достигли отдаленных утесов и ударились в них с такой силой, что весь берег содрогнулся. Брэнног покачнулся и упал на одно колено. Он ждал, что волны захлестнут гавань на обратном пути, но ничего подобного не произошло. Вода просто прошла мимо, точно какая-то сила втянула ее обратно в открытое море. Рыбак понял, что Зундхевн спасен.
Стоявший рядом с ним человек удовлетворенно кивнул, словно подтверждая, что все происшедшее вполне соответствует его ожиданиям. Брэнног встал и вцепился в его руку.
– Твой спутник. Он разделил волну! Ведь так?
– Да.
– Он должен это как-то объяснить. Мои люди наверняка испугались.
– А ты разве нет?
Брэнног следил глазами за человеком, который шагал по дну бухты. Вот он начал подниматься по скользким ступеням на волнолом. Замедленные движения выдавали его усталость, но он совершенно спокойно повернулся к морю спиной, как будто это было животное, некогда дикое, а теперь вполне укрощенное и по этой причине уже не представлявшее интереса.
– Я видел могущество, – произнес Брэнног негромко, но Гайл хорошо его расслышал, потому что буря стихла. – Я видел, как шторм рвался в море, чтобы помешать вашей лодке причалить, но она шла вперед, подобно живому существу, движимому собственной волей. И море оказалось бессильно. Но все же нет силы, которая могла бы сотворить такое.
Не успели эти слова сорваться с его уст, как он вспомнил деревушку Замерзшая Тропа, где урожаи всегда были обильны и где владевшие странными секретами люди прятались от остального мира. А еще он вспомнил о своей ясновидящей дочери, которая совсем недавно предсказала появление этого человека. И вот тот, о ком она говорила, спотыкаясь, идет по набережной. Теперь Брэнног не сомневался, что именно его видела во сне Сайсифер.
Гайл вздохнул, поджидая своего спутника-великана: – Эта земля не знает ни силы, ни высокой магии, ни богов. Для вас они не существуют. Но Корбилиан – человек из другого мира.
ГЛАВА 2
Рассказ Гайла
Когда Брэнног и Гайл привели Корбилиана в трактир, тот окончательно покорился неимоверной усталости, овладевшей им после неравной борьбы со стихиями, и как подкошенный рухнул на руки своих провожатых. В зале горел жаркий огонь: об этом позаботилась Эорна, которая увидела Брэннога на набережной почти сразу после того, как он вышел из дому. Теперь она деловито носила в комнату торф и дрова, чтобы были под рукой. На полу у самого очага постелили несколько шкур и положили на них Корбилиана; Гайл тут же принялся стаскивать с него мокрую одежду. Эорна, желая помочь, протянула было руку к черным перчаткам, но Гайл жестом отстранил девушку, бросив на нее такой свирепый взгляд, что она испуганно отпрянула к Брэнногу, словно ища у него защиты. Тот лишь молча покачал головой.
– Принеси чего-нибудь горячего, – ответил он на ее взгляд. – Супу какого-нибудь.
Девушка немедленно повиновалась. Брэнног положил к ногам Гайла сухую одежду и несколько шкур.
– Неплохо было бы и тебе переодеться. В мокрой одежде человек может схватить такую простуду, от которой уже не оправится.
Убедившись, что его компаньон вполне удобно устроился, Гайл последовал совету рыбака. Он был худ и бледен, ни одна мышца не бугрилась под кожей, туго натянутой меж выступавшими суставами. Откуда в нем было столько сил, чтобы противостоять леденящему холоду зимнего моря? Никто из коренных жителей Зундхевна не пережил бы такой шторм. Стоявший перед Брэнногом долговязый, нескладный человек выглядел так, словно любой мало-мальски сильный порыв ветра мог подхватить его и унести, как соломинку, или по крайней мере переломать ему все кости. Однако лицо его свидетельствовало о незаурядном характере. Взгляд пронзал насквозь, черты, словно выточенные рукой искуснейшего художника, выдавали недюжинную силу воли. Умный, не утративший осторожности даже сейчас, на грани полного физического изнеможения, Гайл создавал вокруг себя атмосферу, которая странным образом настораживала Брэннога. Кроме того, его отличала уверенность, граничившая с нахальством, – впрочем, рыбак допускал, что принимает за таковую нечто совсем иное, непонятное для него. В общем, он чувствовал себя в невыигрышном положении, хотя с точки зрения чистой физической силы преимущество было, бесспорно, на его стороне.
Когда Эорна вернулась, Гайл уже переоделся в меха, которыми так кстати снабдил его Брэнног, и с жадностью принялся за принесенную девушкой горячую похлебку. Корбилиан продолжал крепко спать, свернувшись у очага, как огромная борзая. Пока Гайл утолял голод, дверь трактира то и дело открывалась, и вскоре зал заполнился приглашенными Брэнногом рыбаками. Они появлялись тихо, точно призраки, принесенные штормом. Буря, как и предсказывал Гайл, вернулась опять и теперь бушевала с новой силой, как будто стремилась сорвать рыбачью деревушку с места и сбросить в море целиком, до последнего камня. Воздух в комнате все время дрожал: сквозняки пробирались внутрь сквозь малейшие щелочки. Солнце уже встало, но обойтись без ламп было по-прежнему невозможно. В их неверном, колеблющемся свете все предметы отбрасывали длинные тени.
– Тебя зовут Гайл, – произнес Брэнног с нажимом, чтобы собравшиеся ощутили необычность имени чужеземца. Он видел, что пришли почти все жители деревни.
– Верно. Так назвали меня люди, желавшие прослыть особенно остроумными. Я принял это имя, так как оно забавляет и меня самого.
– Достаточно ли хорошо ты чувствуешь себя, чтобы говорить с нами, или тебе хотелось бы прежде отдохнуть?
У себя в доме Брэнног был вправе задать подобный вопрос. Но, приведя незнакомцев под свой кров, он в глазах обитателей деревни взял на себя ответственность за их действия. Среди собравшихся были такие, кто не понимал, зачем он это сделал.
– Высплюсь потом, с твоего разрешения. Я чувствую, что вы ждете наших объяснений, – с улыбкой ответил Гайл. Если своей веселостью он надеялся расположить к себе общество, то явно просчитался. Однако неприкрытая подозрительность рыбаков оставила его в свою очередь равнодушным.
Брэнног не видел смысла в дальнейшем обмене любезностями и перешел прямо к делу:
– Откуда вы взялись, ты и твой товарищ, и зачем пожаловали к нам? Мы решим, останетесь ли вы и дальше нашими гостями или нет, когда услышим ответы на эти вопросы.
– С историей моего компаньона вы ознакомитесь не раньше чем он проснется. Даю слово, он ничего от вас не утаит. Что до меня, то вот мой рассказ. Спасибо за суп, помог мне окончательно справиться с последствиями шторма.
Отодвинув пустую посуду, он вытер рот ладонью, затем откинулся назад и оглядел собравшуюся перед ним компанию. Другой бы на его месте почувствовал себя неловко под пристальными взглядами стольких людей. Однако Гайл знал, что, хотя могучие северяне могут при желании разорвать его на куски, страх не позволит им сделать это. Как ни старались рыбаки скрыть свою боязнь, Гайл буквально чувствовал ее запах.
– Вы – бывалые моряки, – начал он. – Лучше чувствуете себя среди волн, чем на суше. Некоторые из вас, должно быть, бывали и по ту сторону океана.
Никто из них и бровью не повел в ответ на такое обращение, но Гайла это не смущало. Он знал, что уверенность в себе ему на руку.
– Быть может, кто-нибудь из вас слышал и о Цепи Золотых Островов. Это целый архипелаг, одни островки в нем совсем крохотные, другие – наоборот. Легенда гласит, что когда-то вся Цепь была одним огромным континентом, но силы природы решили разорвать его на куски.
От внимания рыбаков не укрылся намек на то, что природа может поступать в соответствии с собственной волей. Брэннога удивило, что Гайл будто специально подбирает слова так, чтобы вызвать смех. Впрочем, он ведь был чужестранцем.
– Однако я отвлекся. Цепь Золотых Островов. Кто-нибудь знает про такие?
– Только понаслышке. Нам нет нужды ходить за рыбой в такую даль. Да и нет уверенности в том, что нас там хорошо примут, – ответил Брэнног за всех собравшихся.
Гайл усмехнулся:
– Мудрое решение! Что ж, возможно, вы и правы. Случись вам войти в любой порт Цепи без приглашения, даже в самый захолустный, вы, пожалуй, получите не совсем тот прием, на которой рассчитывали. Странные времена наступили там. Император, самонадеянно присвоивший столь пышный титул (родился-то он королем, но этого ему, видать, было мало), ведет войну. По крайней мере он сам так считает. С кем именно он воюет, никому не известно. Но спрашивать об этом считается непозволительной наглостью. Да и вообще спрашивать у Императора о чем-либо – занятие совершенно бесполезное. Кванар Римун – сумасшедший. Я, во всяком случае, так полагаю, а вместе со мной и многие из его высокородных вассалов. Как бы там ни было, Кванар Римун, Высочайший Потомок Династии, Император Цепи и так далее, облечен огромной властью. Среди придворных есть те, кто охотно делит с ним это бремя, вот почему им выгодно поддерживать его в состоянии легкого умопомешательства.
По мере того как разворачивалось это неторопливое повествование, Гайл чувствовал, что первоначальная враждебность его слушателей постепенно уступает место заинтересованности. Он правильно угадал их симпатии – это были рыбаки, привыкшие, сидя зимними вечерами у комелька, плести и слушать небылицы. Вместо того чтобы обругать его и потребовать краткого и быстрого отчета о том, кто он и откуда (а именно в этом состояла их первоначальная цель), они приготовились развесить уши и слушать его весь день напролет. Но, как все простые и грубые люди, выражение лица они меняли крайне редко.
– Император, подобно многим другим людям, населяющим Омару (а обитателям Цепи многое известно о жизни разных народов нашего мира, ибо мы – нация путешественников), не верит в существование богов, а если бы верил, то рассматривал бы поклонение им как вред для своего личного величия и власти. Ребятишки, конечно, сочиняют всякие небылицы про богов, привидения и прочую небывальщину, но Император раз и навсегда дал понять, что от взрослых людей ничего подобного не потерпит. И никакой магии, высокой или низкой, а также никаких сил.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56