— Отстань.
— Как ты сказал? — импресарио приблизился к ним. — Пятнадцать?
— Именно. За десять я с ним не буду кулачиться. А за пятнадцать — почему бы и нет. Вот гривна.
Импресарио оглядел Дира и усмехнулся.
— Правила знаешь?
— Какие?
— Действовать можно только кулаками. Не хватать, не наваливаться телом, не обнимать, ногами не бить.
— Это старинные правила.
— Самые лучшие.
— Согласен, — сказал Дир.
— Дир, не дури, — предупредил Гостемил.
— Я и не дурю.
Гостемил вздохнул и, подумав, что дальнейшие попытки убедить дурака бессмысленны и утомительны, замолчал и стал наблюдать за действом.
Дир перелез заграждение и вышел к центру. Кувалда был чуть выше его, но шире туловищем. Дир и не знал, что такие широкие люди бывают, топчут землю. Псковитянин Кувалда, надо же.
— До первого падения, — добавил импресарио. — Ниже пояса не бить.
Дир кивнул.
Кувалда поглядел на него, улыбаясь.
— Я тебя не очень сильно, — сказал он медленно. Возможно, ему было трудно выговаривать слова. Может, у него язык тоже сделан был из неестественно больших мускулов.
Бойцы встали в позицию. Богатырское телосложение Дира и рост его как-то потускнели слегка на фоне Кувалды. Люди вокруг восторженно загудели.
Скинув сленгкаппу, Дир бросил ее через заграждение в направлении Гостемила. Гостемил сделал вид, что ничего не заметил, и сленгкаппа упала на землю.
— Ну ты чего? — возмутился Дир.
— А?
— Почему не поймал сленгкаппу?
— Ты меня, кажется, с Годриком перепутал, — сказал Гостемил.
— На равных, на равных, — пробурчал Дир, вспоминая давешний разговор с Хелье, и встал в позицию.
Кувалда спокойно ждал. Дир понял, что противник не собирается нападать первым. Тогда он чуть присел, мотнул головой, подскочил к противнику и нанес первый удар. Кувалда закрылся одной рукой, запястье пришлось на запястье, и кулак Дира не достал до головы супостата. Кувалда улыбнулся. Дир ударил его в живот и снова наткнулся на защиту.
Да, умелый парень, подумал Дир. И силища какая. Такие удары должны доходить до цели, прикрывайся, не прикрывайся. А тут нет. Сейчас мне придется туго. Жалко нельзя действовать ногами. Очень жалко.
Тут Кувалда нанес первый удар — ленивый, как от мухи отмахивался, но Дир едва успел увернуться. Кулак Кувалды скользнул мимо, слегка задев ухо Дира, и Дир оценил этот удар. Силой гада не побьешь, понял он, чувствуя, как туман в голове сгущается. Он отступил на два шага, тряхнул головой, посмотрел по сторонам, и неожиданно метнулся к Кувалде. Последовала очередь яростных ударов, и шестой, слева, с подпрыгом, достиг цели — Дир попал Кувалде чуть ниже глаза в скулу. Кувалда качнулся, воспринял противника всерьез, и перешел в наступление. Дир, ловкий, гибкий несмотря на телосложение, уворачивался, уходил, приседал, перемещался, ища открытые места в защите противника, отвечая короткими ударами. Один раз он попробовал остановить удар в ребра, подставив локоть, и боль, которую он почувствовал, дала ему понять, что делать этого больше не надо. Кувалда наступал. Дир, метнувшись в сторону и не давая Кувалде времени повернуться, проскочил, пригнувшись, у него под локтем и нанес удар снизу по челюсти. Кувалда качнулся, отступил на два шага, но не упал. Глаз у него начал заплывать, и был он заметно озлоблен. Дир, не давая ему опомниться, атаковал напрямую, круша защиту — один за другим удары, каждый из которых уложил бы, вроде бы, любого противника, достигали цели, но Кувалда все не падал. И Дир, начавший уставать, потерял самообладание. В ярости, забыв обо всем, он замолотил кулаками куда попало — и пропустил главный удар, пришедшийся ему рядом с ухом, прямой справа.
Дир рухнул на землю.
Кругом восторженно закричали, загикали, затопали. Дир с трудом очухался, приподнялся на руках, снова упал, снова приподнялся, и в конце концов, сориентировавшись в качающемся пространстве, встал в полный рост.
— Ты достойный противник, — выговорил Кувалда.
Дир тяжело дышал. Вытерев лоб рукавом, потрогав щеку, потоптавшись на месте, он заковылял было к заграждению, как вдруг непреодолимая ярость охватила его. Кувалда видел ярость, знал, что будет дальше, был к этому готов. Но это его не спасло. Дир ринулся на него, поймал встречный удар, схватил Кувалду за запястье и ударил его ногой под колено. Кувалда взвыл, а Дир, беря горло победителя в захват, въехал ему коленом в пах, локтем под дых, нырнул ему под мышку и, яростно крикнув, оторвал Кувалду от земли. На него бросились остальные бойцы — спасать Кувалду. Крутанувшись на месте, Дир бросил обидчика на землю, в последний момент решив не ломать ему спину или руку. Кувалда приземлился на арсель, вскочил и, увидев зловещую улыбку Дира, хотел было драться, но его держали.
— Не попадись мне на улице, — сказал Дир и пошел к заграждению.
Гостемил, изменив своему принципу, подал ему сленгкаппу.
— Герой, — сказал он. — Но глуп.
— Отвяжись.
— Не огорчайся.
— Отстань, тебе говорят.
— Тебе действительно нужны эти пятнадцать гривен?
— Отвяжись же!
— Ладно. Эй, вы там! Ставка та же, пятнадцать гривен против одной! Сойдет?
Импресарио задумался, но Кувалда, озлобленный, с заплывшим глазом, готов был кулачиться хоть со всем белым светом.
— Да! — закричал он. — Иди сюда! Иди, иди!
Даже Дир удивился и ошарашено посмотрел на Гостемила.
— Не ходи, — сказал он. — Что ты! Тебе, высокородному, это как-то даже не к лицу.
Гостемил пожал плечами и протянул Диру сленгкаппу и шапку.
— Подержи. Да не урони. Вещи хорошие, а тут пылища.
— Не ходи, Гостемил.
— Не учен я ручному бою.
— Кулачному.
— Правильно. Верховой езде меня учили, свердом махать учил Хелье, а кулачному бою не учен. Скажи-ка мне, Дир… как нужно?… вот так?
Гостемил продемонстрировал удар.
— Нет, — Дир поморщился. — Не ходи.
— Покажи, как нужно.
Дир изобразил подобие позиции и показал прямой удар.
— Нужно, чтобы вес тела был весь в кулаке. И надо стараться, чтобы костяшки не повредить, поэтому кисть нужно держать вот так, чтобы удар приходился вот под таким углом.
— Спасибо.
— Не ходи, Гостемил.
Гостемил осторожно перелез заграждение, опасаясь порвать добротные, тонкой ткани порты.
— Вот гривна, — обратился он к импресарио.
Тот взял гривну и оценивающе посмотрел на Гостемила. Гостемил ростом был чуть ниже Дира, телосложение его, хоть и могучее, уступало дирову телосложению, а высокородная лень в движениях и выражении лица окончательно успокоили импресарио.
— Ниже пояса не бить, употреблять только кулаки.
— Знаю, слышал я уже, добрый человек, — сказал Гостемил снисходительно.
Бойцы встали в позицию. Ноздри Кувалды раздувались, готов он был Гостемила растерзать. Гостемил выглядел совершенно спокойным.
— Это не твоя ли женушка пришла на тебя поглядеть, как ты тут всех месишь? — спросил он участливо.
Кувалда не был женат, но из любопытства посмотрел — сначала влево, затем вправо. Впрочем, вправо он посмотреть не успел. Вкладывая, или думая, что вкладывает, вес тела в удар, стараясь держать кисть под указанным Диром углом, Гостемил рванулся вперед и ляпнул Кувалду кулаком в поворачивающуюся вправо челюсть. Кувалда взмахнул руками, сделал странный полуоборот, и упал на бок. Гостемил обернулся к импресарио.
— Деньги, — сказал он.
Импресарио замялся.
— Деньги, — повторил Гостемил.
Импресарио полез в кошель и отсчитал в подставленную пригоршню Гостемила пятнадцать гривен, вздыхая. Кувалда тяжело поднимался в это время на ноги.
— Нечестно, — сказал импресарио.
— Я не нарушил ни одного правила, — возразил Гостемил и, пригоршней вперед, пошел к заграждению.
— Подставляй шапку, — велел он Диру.
— Нет, это твои деньги, ты…
— Урод! Шапку подставляй!
Ссыпав в шапку гривны, Гостемил перелез заграждение под восхищенные крики зрителей.
— Как ты его, однако! — сказал Дир.
— Он дурак. И нужно было именно этим воспользоваться с самого начала. Ты не воспользовался, — зло сказал Гостемил, потирая ушибленную руку. — Знаешь почему?
— Почему?
— Потому что ты тоже дурак. Смотри, у меня рука теперь распухнет! Уже в пальцах никакой чувствительности нет!
— Пройдет. Неделя, другая — пройдет.
— Как мне теперь с такой рукой перед популяцией ходить? — возмущенно вопросил Гостемил. — Будто я уличный драчун какой, вроде тебя, будто у меня занятий нет поважнее и поэлегантнее. Скотина ты, Дир. И рука теперь болит. Пойду домой, подержу ее в холодной воде. Вечером я буду в Талом Кроге, приходите вместе с Хелье.
— Пойдем со мной.
— Нет. Ты ведь в рыбацком домике живешь?
— Да.
— Ужасная гадость. Пол грязный, один ховлебенк на всех…
— Не один, два…
— …потолок низкий, рыбой воняет, фу.
— У нас теперь корова есть, — сообщил Дир, рекламируя жилище.
— Медведя еще заведите. И двух ужей.
Рассерженный Гостемил, пожав плечами и поправив сленгкаппу, пошел к выходу из торга. Дир, проводив его взглядом, направился к Готскому Двору — покупать заказанную Хелье одежду. Нужно еще еды купить, вспомнил он.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ. ЯРОСЛАВОВЫ МЕТАНИЯ
Из дому Ингегерд больше не выходила, разве что на прогулку в саду с Ярославом. Все решили, что опасность миновала и княгине лучше. Ярослав изнывал от непрерывных всплесков страсти, но держал себя в руках в присутствии жены. Супруги как и прежде обменивались диковатыми шутками, хихикали, ходили в обнимку, не обращая ни на кого внимания — когда были вместе.
— Знаешь, что? — спросил князь как-то утром, в опочивальне. — Давай бросим все это и уедем.
— Куда же мы уедем? — удивилась Ингегерд. — Разве что в Ладогу, но там погода всегда плохая.
— Вообще уедем. Я откажусь от власти, пусть правит Житник, раз ему так хочется. Уедем сначала к твоему отцу, а потом куда-нибудь… не знаю… в Рим. Там всегда тепло.
— Что же мы будем делать в Риме?
— Как что? Жить, детей растить, гулять под… как их… — он растопырил пальцы и помахал ладонью чуть выше лба, подняв глаза… — пиниями. А?
— Как-то глупо, — возразила Ингегерд. — Это раньше надо было думать. А теперь у меня вон какое пузо. И наследник будет. Чего ж наследника лишать того, что ему… как оно?… подготовлено?
— Обозначено.
Оба засмеялись.
— Я серьезно, — сказал Ярослав.
— И я тоже. Нет уж, давай останемся.
— Да тяжело же. Каждый день какая-нибудь гадость случается, конца края не углядеть.
— А в Риме будет лучше?
— В Риме мы не будем связаны обязательствами.
— Не думаю, что это понравится моему отцу, — заметила Ингегерд.
— Он очень разборчив.
— Да, ты заметил?
— Ага. Но дело, конечно же, не в том, что ему нравится, а что нет, а в том, что…
— …не даст денег, а своих у нас нету. Можно, конечно, собрать десятину с прилежащих селений и с нею уехать. Но это будет как-то…
— По-финикийски, — подсказала Ингегерд.
— Да.
Они опять захихикали.
В дверь постучали.
— Вот, пожалуйста, — сказал Ярослав. — Нет покоя людям. Ладно, пойду я по делам. Надеюсь, скоро вернусь. Из дому без меня не выходи. Буду я скорее всего в занималовке, если нужно что. Валко-поляк по моей просьбе остался на несколько дней. Послушаем его сегодня вечером?
— Я все еще плохо понимаю по-славянски, — сокрушенно призналась Ингегерд.
— Я переведу, если что непонятно.
Холоп сообщил, что Жискар вернулся, привез Явана, и оба ждут возле дверей занималовки. Накинув домашнюю сленгкаппу, Ярослав спустился вниз, кивнул фавориту и казначею, и вежливо попросил казначея подождать. Яван поклонился с достоинством, нисколько не обидевшись.
— Да. Говори, — сказал Ярослав, когда они с Жискаром вошли в занималовку.
Жискар, против обыкновения серьезный, прикрыл дверь. Ярослав сел на ховлебенк.
— Видел я Детина.
— В яме?
— Нет, его держат в каком-то сарае рядом с баней.
— Тебе не помешали его увидеть?
— Нет. Против всяких ожиданий — нет. Мы переговорили, он назвал мне своего доверенного. Оказалось — Бескан. Занимается ростовщичеством, в основном. Детин написал ему письмо с просьбой выделить мне из текущих средств восемь тысяч гривен, и с этим письмом я пошел к Бескану в Кулачный Конец.
— Хорошо. Дальше.
— Бескан, оказывается, успел переговорить со старшим сыном Детина. Тот в свою очередь успел продать Бескану все.
— Все? Что — все?
— Все, чем владел Детин. Товары, ладьи, договоры, владения, все обращено в золото. Сделку устроил некто Нещук. За что и получил свою долю.
— То есть, имущество обращено в золото. А где золото?
— То-то и оно, что — неизвестно. Сын Детина куда-то его спрятал.
— Откуда ты знаешь?
— Я у него побывал. В доме Детина. Приняли меня, надо сказать, очень холодно. Сын говорил сквозь зубы, сказал, что пока он исполняет временные обязанности владельца, или что-то в этом роде, он не обязан давать знать каждому встречному, где хранится его имущество. Так и сказал — мое имущество. Предполагаю, что даже если Детина оправдают, денег этих ему не видать никогда. Репутация его навсегда испорчена, и куда бы он не поехал, во всех славянских землях она, репутация, будет за ним следовать. Я решил рискнуть и предъявил сыну письмо. Сын рассмеялся мне в лицо.
— Да. Дальше.
— На обратном пути мы с Яваном видели несметное количество варангов, шествующее в направлении, которое определяется словами — куда глаза глядят. Кто-то уже уехал в Киев, кто-то подался во Псков, кто-то уплыл по Волхову в Ладогу, рассчитывая перебраться к шведам. В Новгороде варангов осталось человек двести.
Ярослав положил локти на стол и сжал голову ладонями. Молчал он долго.
— Что ж, — сказал он наконец. — Наверное, это справедливо. Иди снаряжай ладьи.
— Сколько?
— Десять. Вечером отчалим.
— В каком направлении?
— В шведском, в каком же еще. Но, снарядив ладьи, возвращайся сюда. Я переговорю с Яваном, а затем уеду с ним в Новгород. Перед отъездом из этих краев я хотел бы сделать по крайней мере одно доброе дело. И я его сделаю, чего бы это не стоило. А ты, пока я не вернусь из Новгорода, будешь сидеть в спальне Ингегерд. И убьешь каждого, кто осмелиться открыть дверь в спальню. Вернусь я к вечеру.
— Позволь, позволь…
— Обсуждению не подлежит.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56