Хелье собрался было передать веревку Ярославу, как вдруг там, наверху, кто-то снял крюк с подоконника и бросил его вниз. Падая, крюк едва не задел Хелье. Князь и Хелье одновременно отступили от стены и одновременно посмотрели вверх. Чувствуя, что критический момент не только наступил, но, возможно, уже прошел и терять больше нечего, Хелье крикнул по-шведски:
— Дура, не кидайся крюком, у нас нет времени, ети тебя за ногу!
Ярослав, помнивший, что Хелье — друг детства его беременной жены, нервно хмыкнул.
— Сейчас нас убьют наверное, — сказал он. — А ну-ка, подсади меня. Я залезу, посмотрю, что там, а ты…
Хелье не ответил. Тогда князь, прикинув, где уступы удобнее, подбежал к стене и полез вверх сам, без помощи. Хелье еще раз раскрутил веревку, и на этот раз крюк влетел в оконный проем по диагональной прямой, упал, и зацепился за что-то в помещении. Хелье стал быстро карабкаться по стене и скоро догнал Ярослава.
— Перебирайся сюда, князь, — сказал он. — Вот тебе веревка, держи. Не очень там застревайте. Бери дуру за шкирку и передавай ее мне.
В этот момент среднего роста и крепкого телосложения человек выпал из окна, к которому подбирались Хелье и Ярослав, и Хелье едва успел оттолкнуться ногами и метнуться в сторону, чтобы не быть задетым.
— Да что же это такое! — возмутился он. — Гостемил, мы же тут лезем, прекрати немедленно!
Переместясь обратно, Хелье протянул руку к Ярославу. Используя руку сигтунца для баланса, Ярослав добрался до веревки, ухватил ее выше руки Хелье и полез вверх. Вскоре он достиг окна и скрылся внутри. Вроде бы ему помогли — друзья ли, враги — Хелье не знал.
Будто по команде округа огласилась криками — очевидно, ровдир гонялся за лихими людьми, не то играя, не то действительно охотясь и маневрируя тактически. Некоторое время Хелье ждал в нерешительности, а затем полез выше. Из окна показалась голова Ярослава.
— Эй!
— Как там? — спросил Хелье.
— Я тебе ее сейчас передам.
— Оторви кусок материи, скрути, и дай ей в руки. Она знает для чего.
То есть, я предполагаю, что она знает, подумал Хелье, а может и не знает, надо будет объяснять дуре. В Старой Роще она всего шесть месяцев провела.
Ингегерд забралась на подоконник.
— Приветствую, — сказала она, глядя на Хелье большими глазами.
— Поворачивайся арселем к белому свету, — сказал Хелье. — И становись мне на плечи.
Ингегерд помнила, оказывается, уроки Старой Рощи. Держась за веревку, она осторожно ступила сначала одной ногой, потом другой, на плечи Хелье, а затем съехала вниз и оказалась сидящей у него на плечах и шее. Обернув скрученный лоскут вокруг веревки, она взялась за оба конца — получилось что-то вроде Скользилки Свена. Живот ее, выпуклый, надавил Хелье на затылок.
— Гадина, — сказал Хелье. — Пузо тут твое еще… мерзавка…
Перебирая руками, он начал спускаться и вскоре достиг земли. Присев, он позволил Ингегерд слезть с его шеи. Увидев их обоих на земле, Ярослав, лихо перепрыгнув подоконник, быстро съехал по веревке вниз.
И только после этого Гостемил, все это время державший перерезанную свердом веревку в кулаке, выпустил ее и огляделся.
Двое татей лежали на полу оглушенные, в некрасивых позах. Отходный бочонок в углу упал и расплескался. За окном занимался противный, хмурый рассвет.
Хочу цветов, хорошего вина, и взморье, подумал Гостемил. Скаммель поудобнее, или лежанку. Фолиант какой-нибудь. Сколько мерзости кругом, а? Сленгкаппу мне князь порвал… оторвал кусок…
Он скинул сленгкаппу и выглянул в окно. Три фигуры быстро двигались вдоль Безымянного Ручья к оставленной им, Гостемилом, лодке.
Ну вот, подумал Гостемил. Оставили меня одного, мол, выбирайся, как хочешь. Что ж. Попробуем выбраться. Только бы драпежник не повстречался по пути. Лучше умереть от сверда, стрелы, или вселенской тоски по прекрасному, чем от драпежниковых когтей. Как-то унизительно. А, кстати, Хелье говорил ли что-нибудь о том, что делать с драпежником по окончании дела? Вроде нет. Так ведь и будет животина безмозглая шастать по всей локале, пугать народ и фауну, пока не околеет к лешему от первых же морозов. Медведи и те, даром что шкура толстая, тяжелая, зимой в хибернацию уходят, запасясь силами да жиром, а драпежник что — грива да кисточка на хвосте, больше для представительности, чем от холода.
Он спустился вниз. Человек шесть заняты были баррикадированием прохода, рассчитывая, очевидно, отсидеться в крепости, пока человекозверь, он же драпежник, не покинет местность.
— Зря стараетесь, — сказал Гостемил.
Все обернулись к нему.
— Зверь заколдованный сквозь стены проходит, — объяснил он. — Ну да ладно. Жалко мне вас. Принесу я себя в жертву ему, тогда он вас помилует, по вашему ничтожеству.
Перед ним расступились. Быстро разметав баррикаду, Гостемил вышел в смежное помещение, а оттуда на воздух.
Растерзанная лошадь лежала на земле, на остальных трех успели уехать самые сметливые, а драпежника нигде не было видно. Небо стремительно светлело. Остальные отчаянные люди куда-то попрятались. Гостемил пожал плечами и пошел через открытое пространство по диагонали — не к лодке, которой наверняка уже не было, но к тому месту, где князь и Хелье привязали давеча коней. Зайдя в лесок, он услышал ржание. Ориентируясь по звуку, он вскоре нашел одинокого коня. Второй, наверное, убежал.
Шагом выехав к ручью, Гостемил очень удивился, найдя лодку там, где ее оставил. Князь и Ингегерд сидели в лодке, прижавшись друг к другу.
— А где Хелье? — спросил Гостемил растерянно.
— Он поехал тебя искать, — ответил князь.
— Искать, — вторила ему Ингегерд.
— Да ну? — удивился Гостемил. — Его там убьют!
В этот момент из леса к Безымянному Ручью выскочил Хелье на перепуганном коне, который, не слушаясь всадника, полез в воду. Зайдя на двадцать локтей в ручей, лошадь стала брыкаться и истерически ржать. Уровень воды в ручье едва доставал ей до брюха.
Гостемил направил своего скакуна на помощь другу. Схватив коня Хелье за узду, он с силой притянул ее вниз, так что морда коня шлепнула по поверхности воды.
— Прекрати безобразие, — сказал он коню.
Конь подчинился.
— Я бы управился, — сказал Хелье, слегка стесняясь.
— Да, но времени, наверное, мало, — предположил Гостемил. — Князь, спасибо, что подождал.
— Князь, мы едем вдоль берега, — сказал Хелье. — А ты уж на весла налегай.
— Хелье! — крикнула Ингегерд.
— Ну?
— Спасибо тебе и другу твоему!
— Успеешь еще поблагодарить!
Когда они оказались вдвоем на прибрежной тропе, Хелье протянул Гостемилу родовой медальон Моровичей.
— Вроде бы ты обронил, — сказал он.
Гостемил взял медальон и озадаченно посмотрел на Хелье.
— Где ты его нашел?
— Посматривай за лодкой. Как бы нас не заметил кто.
— Я смотрю. Так где же?
— В Рюриковом Заслоне. В нижнем помещении.
— Что ты там делал?
— Тебя искал.
Гостемилу стало приятно и радостно на душе.
В том месте, где Безымянный Ручей впадал в Волхов, тропу отделяли от воды заросли и холм. Выехав к берегу, Хелье увидел речную гладь, в которой отражалось пасмурное небо. Ветер стих. Ладьи нигде не было видно. Повернув коня, он въехал на холм.
— Вот ведь ети твою мать, — сказал он с чувством.
Загнав ладью в скучную, с бурого цвета камышами, заводь, князь и княгиня целовались. Гостемил присоединился к Хелье.
— Совет да любовь, — сказал он, одобрительно кивнув. — Нравится мне князь. Не такой, как род его, лучше.
— Скажи-ка мне, — попросил Хелье, — зачем ты настаивал, чтобы князь с нами пошел?
Гостемил хихикнул басом.
— Ты не хихикай, ты скажи.
— Молод ты, Хелье, ужасно.
— Хорошо. Это, говорят, проходит быстро. Ну так зачем?
— Ну, как… Ему ведь с женою всю жизнь жить. Попала она в беду. А муженек, стало быть, вместо того, чтобы ехать ее выручать, других вместо себя послал, при том, что мог вполне поехать сам с этими другими. Что бы она о нем думала, что бы он сам о себе думал? Важными делами прикрывался бы, что ли, мол, мог я поехать вместе с твоими спасителями, но у меня были срочные встречи и вопросы управления. Так, что ли?
— Понял, — сказал Хелье.
— Вот и славно, что понял. Понятливый ты.
— Вот что, — сказал Хелье. — Сейчас мы с тобою спешимся.
— Так.
— Я сяду на твоего коня.
— Да. И?
— А орясину эту пугливую возьму под узцы.
— Так. А дальше?
— А ты пойдешь туда, вниз, сядешь в лодку, возьмешь весла, и совершишь переход по реке в Верхние Сосны. Иначе мы туда до вечера не попадем. Как тебе такой план?
— Плохой план.
— Почему же?
— Я уж греблей давеча баловался. Утомительно очень.
— А в седле сидеть?
— Менее утомительно.
— А не хотел бы ты прилечь?
— Было бы недурно.
— Чем быстрее мы прибудем в Верхние Сосны, тем скорее тебе представится такая возможность.
— Да, — сказал Гостемил, тоскуя. — Это точно. А чего это твой конь так напугался давеча?
— А мы с ним ровдира повстречали.
— Ну да!
— Где-то я читал, что ровдиры сами охотятся редко. Все больше на самок полагаются. А у самцов выносливость не очень. Бегают не очень быстро, устают скоро. Всего локтей сто и пробежал он за нами. Но конь грамоты не знает и с такими тонкостями не знаком.
— Ясно, — сказал Гостемил. — Ну, что ж. Видно придется еще веслами пошлепать. А ты, стало быть, берегом поедешь.
— Да.
— А если нападут?
— Всем бедам не бывать. Можно, конечно, наскочить на Свистуна, он как раз должен из Новгорода возвращаться. Ну, авось пронесет. Чего ему в такую рань вставать.
— А! Так его давеча в Рюриковом Заслоне не было?
— Неужели ты думаешь, что он бы, будь он там, дал бы нам так легко уйти? Не такой он дурак, как его ухари. Ну, встретимся мы позже…
— Ты не едешь в Верхние Сосны?
— Я еду мимо. У меня кое-какие дела… меня ждут.
— Помощь не нужна?
— Нет.
— Это хорошо, — сказал Гостемил облегченно. — А то мне сперва в баню нужно. И поспать.
Кряхтя, он сполз с коня и потянулся, хмурясь.
— Эх! Арсель задубел.
— От седла?
— От гребли.
Гостемил нехотя, ленивой походкой спустился в камыши. Ярослав, услышав рядом с лодкой движение, встрепенулся.
— Не обращай внимания, князь, — сказал Гостемил, заходя в воду, забираясь в лодку, и чуть ее не переворачивая. — Это к вам Посейдон пожаловал. Или кто там заведует речными перевозками.
ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ. АЛЬЯНС
Житник сидел на валуне, держа сверд на коленях. Коня он привязал к толстой березе, чуть не рассчитав — уздечка мешала коню наклониться достаточно низко, чтобы отщипнуть травы. Конь проявлял недовольство, но Житнику было не до него. Житник был раздражен. У него была запланирована важная встреча. До встречи оставалось еще много времени, но те, кто пожелал увидеться с ним именно на этой поляне, до важной встречи, опаздывали, а Житник не любил опоздания и никому их не прощал.
Но наконец они появились — пятеро, одетые в длинные неопределенного цвета робы, с посохами. Шли медленно. Житник заерзал нетерпеливо, но вскочить и пойти к фигурам навстречу было бы ненужным проявлением суетности, которую могли ненароком принять за подобострастность.
Фигуры приблизились. Одна из них, в центре, меньше других, откинула капюшон.
— Здравствуй, Житник.
Житник встал, приблизился, поклонился, поцеловал ей руку и прижался к ее щеке. И остался стоять. И остальные тоже стояли — живописной группой на залитой солнцем поляне.
— Прими мои поздравления, — сказала Рагнхильд. — Все союзники твои собрались в Ветровой Крепости, не так ли, и ждут тебя?
— Да. Я спешу.
— Ничего. Даже если и опоздаешь — без тебя ведь не начнут.
Здесь ей не нужно было притворяться — глаза ее, водянисто-серые, смотрели не в пространство, как смотрят глаза слепых, но прямо в лицо Житнику.
— Не подвел ты меня, сын мой, — сказала она. — Выполнил все, что вменялось выполнить. Осталось совсем немного. Усилиями наших друзей… — она повела головой, указывая на окружающих ее мужчин в робах, — …удача сопутствовала тебе при выполнении, не так ли.
— Трудности были, — заметил Житник не очень благосклонно. Рагнхильд, со свойственной ей бестактностью, похоже, думает, что он просто инструмент в руках ее и волхвов, и что ему все легко дается в связи с их рукомаханием над жертвенниками. Суеверный народ, примитивный.
— Я знаю, что были трудности, — ответила она. — Но трудности трудностям рознь.
Что ей нужно, зачем она меня сюда позвала, подумал он — чтобы банальности говорить? Нет у меня на это времени. За помощь спасибо, за сведения спасибо, но что же — поклониться я ей должен? Так бы и говорила. Поклонюсь, от меня не убудет.
— Волхвам достопочтенным, — сказал он, имея в виду окружавших Рагнхильд мужчин, — наверное, тоже нужно быть в Ветровой сегодня. У меня есть неподалеку несколько свободных повозок.
— Нет, — Рагнхильд улыбнулась насмешливо. — Это не те волхвы, которые ездят на такие сборища. Им не место среди шарлатанов. Настоящие волхвы никогда не показываются такому количеству народа. Что ж, Житник, сын мой, Новгород переходит в твое безраздельное владение… когда?
— Примерно через неделю.
— Да. Ты говорил со священником какой-то новгородской церкви.
— Ты прекрасно осведомлена, Рагнхильд.
— Не жалуюсь. О чем вы говорили?
— Он предлагал мне что-то вроде союза.
— По собственной инициативе, или это константинопольский приказ?
— Думаю, что по собственной.
— Что ты ему ответил?
— Что все верования для меня равны.
— Это хорошо. Пусть он так и думает пока что. Слышала я также, что при казне новгородской состоит нынче какой-то полу-грек, полу-иудей. Что это за человек?
— Его привел Ярослав.
— Он спьен Ярослава?
— В какой-то степени да, наверное. Но это не важно.
— Почему?
— Он хорошо разбирается в делах и не очень заботится о личной выгоде. Расшевелил неплатящих. Поступления в казну наладились. Я думаю оставить его при себе. У меня с ним хорошие отношения.
— Не опасно ли это?
— Нет. Он один из тех людей, которым важнее всего то, чем они заняты. Ему все равно, кому служить.
— Ты так думаешь?
— Почти уверен. Впрочем, через неделю мы будем иметь возможность это проверить.
— Хорошо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56