То есть я хочу сказать, господин президент: хорошего понемножку. Только и разговоров о том, что Хоффа сделал это, Хоффа сделал то, нужно посадить этого негодяя за решетку. Но я что-то не слышал, чтобы министерство юстиции создало комиссию для расследования деятельности какого-нибудь банкира или директора фирмы из числа пятисот крупнейших компаний Америки.
Тут я впервые понял, что проблема Хоффы по-прежнему актуальна. Возможно, для Джека такое известие тоже явилось неожиданностью. Я заметил, что он удивлен.
— Джордж Мини, как и Бобби, хочет, чтобы Хоффу посадили в тюрьму, — заметил он.
— Господин президент, вы уж простите меня, но среди нас есть люди, которые считают Джорджа Мини провокатором.
Джек бросил на Стюарта проницательный взгляд.
— Как это понимать, Стюарт? — спросил он. — Хоффа вам не нравится. И вы, так же как и мы, не желаете, чтобы профсоюзы находились под контролем мафии.
— Иногда приходится идти на сотрудничество с мафией, господин президент. Я готов пойти на сделку с кем угодно, если этот кто-то поможет мне организовать предприятия с интенсивным режимом работы. И я иду на такие сделки и не стыжусь признаться в этом…
Стюарт наклонился еще ближе к президенту, упершись руками в колени и глядя Джеку прямо в глаза. Его морщинистое лицо с очень запоминающимися чертами — крупным переломанным носом и густыми бровями — было серьезно.
— Мы вынуждены ладить с профсоюзом водителей, господин президент. Конечно, ни вы, ни ваш брат не работаете с ними. Но, если водители откажутся привозить сырье и вывозить готовую продукцию, мои люди останутся без работы. Как вы понимаете, господин президент, это означает, что им нечего будет есть. Пусть мне не нравятся Хоффа и его друзья из мафии, но я вынужден работать и с ним, и с мафией.
— А вы случайно пришли сюда не по поручению Хоффы, Стюарт? — быстро спросил Джек.
Стюарт кивнул.
— Ко мне приходил один парень, господин президент, вы о нем никогда не слышали. Его зовут Большой Гэс Макей. Можно сказать, он один из приближенных Хоффы. Довольно приятный парень, ростом с Кинг-Конга, вежливый такой — в общем, совсем как Юджин Дебс, только сбившийся с праведного пути. В руководстве профсоюза водителей почти все такие… Он просил меня передать, что Хоффа хочет заключить с вами сделку.
— Пусть обратится к министру юстиции, Стюарт.
— Честно говоря, он не доверяет Бобби. И потом, это сделка совсем иного рода.
— Что же это за сделка? Мне просто любопытно.
— Макей сказал, что Хоффа не станет болтать о том, как угодил за решетку Дэйв Бек.
Джек перехватил мой взгляд, я пожал плечами. В конце концов, я не несу ответственности за поведение Хоффы.
— Я об этом ничего не знаю, — сказал он Стюарту, с полным безразличием на лице. — И вообще это дело прошлое.
— Макей также намекнул, что Хоффе известны, как он выразился, “государственные тайны”, связанные с операцией на Кубе.
— Все это чушь собачья, Стюарт. Неужели вы явились сюда, чтобы сообщить мне подобную ерунду. — Джек уже не скрывал своего гнева, и у Стюарта на лбу выступили капельки пота. Однако я догадывался, что Стюарта ожидает кое-что похуже, чем гнев Джека Кеннеди, если он не выскажет всего, что ему поручено передать.
Стюарт вытер лицо носовым платком.
— Макей сказал мне еще кое-что, — продолжал он. — Но мне как-то неловко говорить об этом и… э… это дело личного характера…
Джек устремил на него ледяной взгляд.
— Это… э… касается Мэрилин Монро, господин президент, — выпалил Стюарт. — Похоже, она всем рассказывает, что вы собираетесь развестись с миссис Кеннеди и жениться на ней. У Хоффы есть доказательства на этот счет, уж не знаю, откуда и каким образом он их достал. Макей говорит, что, если вы не согласитесь на сделку, Хоффа передаст эти материалы в газеты. — У Стюарта был виноватый вид. — Прошу извинить меня, господин президент. Но я подумал, что вы должны знать об этом.
Лицо Джека приобрело пепельно-серый оттенок, но он был опытным политиком и не стал открыто выражать свой гнев перед Стюартом. Он поднялся, коротко пожал гостю руку и поблагодарил его за визит.
У двери Джек обернулся, посмотрел на Стюарта пугающе-напряженным взглядом и тихо, так, чтобы не слышали ожидавшие его за дверью адъютант и охранник из морской пехоты, произнес:
— Стюарт, будьте добры, передайте мой ответ. Президент говорит, что Хоффа может убираться ко всем чертям.
Затем он повернулся и быстрым шагом вышел в коридор. До нас со Стюартом донеслись звуки настраиваемой виолончели.
Когда я прощался с Джеком, покидая Белый дом после концерта, он, глядя на меня тяжелым взглядом, прошептал:
— Никогда больше не смей устраивать мне такие встречи!

На следующий день мы встретились с Джеком в Овальном кабинете. Он все еще находился под впечатлением от разговора со Стюартом и поэтому был не в духе. Мария не преминула отметить, что Джек довольно-таки холодно попрощался со мной, когда мы уходили с приема. С тех пор его отношение ко мне почти не изменилось.
Я не собирался указывать ему, что Хоффа решился на шантаж из-за Бобби, который, вопреки моим советам, не оставил попыток посадить его в тюрьму. Бобби был одержим этой идеей, и Джек не мог этого понять, как не мог и уговорить брата перестать преследовать Хоффу.
Джек бросил на меня раздраженный взгляд и сказал:
— Я обдумал то дело, Дэйвид.
— Какое дело? — спросил я.
— Назначить тебя послом в Лондон. Помнишь, я обещал тебе, что подумаю?
Джек еще не назначил нового посла в Англии, и мне иногда приходило в голову, что ему, возможно, доставляет удовольствие дразнить меня, как дразнят морковкой ослика. Конечно же, я все еще мечтал получить этот пост — но уже не так страстно, как раньше. Одно дело, если бы мне предоставили этот пост сразу же в ответ на мою просьбу, без долгих раздумий. Но теперь я понимал, что, если мне и предложат должность посла, это будет сделано с неохотой и, вероятно, мне поставят неприемлемые условия.
И тем не менее меня охватило едва заметное, но все же ощутимое волнение. Джек занимал президентское кресло уже несколько месяцев. За это время он приобрел уверенность, научился ориентироваться в правительственной кухне — теперь ему легче было принять решение о назначении посла, рассуждал я и, сидя в кресле, с надеждой подался вперед.
Джек нахмурился.
— Я не могу сделать этого, — произнес он резко и решительно, словно бросаясь в пропасть.
Я на мгновение растерялся.
— Не можешь? — переспросил я. — Почему? — Я подумал, что Джек, возможно, мстит мне за встречу со Стюартом.
— Не буду расхваливать твои деловые качества, Дэйвид. Мы оба знаем, что ты справился бы с этой работой. Но я хочу направить туда человека, который пользуется доверием в правящих кругах.
— У них? — Я хотел было напомнить ему, что правящие круги Великобритании были возмущены, когда перед войной послом США в этой стране был назначен его отец, однако Рузвельта это не остановило. Но, прежде чем я успел что-либо возразить, он выпалил:
— Нет, у нас. — Не желая встречаться со мной взглядом, он повернулся в кресле и стал смотреть в окно, выходящее в сад. — Англичане важны для нас, — сказал он. — Они — единственные настоящие наши союзники в Европе, которые не станут вступать в сговор с русскими за нашей спиной. В Лондон я должен направить такого человека, который пользуется доверием наших внешнеполитических ведомств, Дэйвид, — Совета по делам внешней политики, обозревателей, пишущих для “Форин афферс” и так далее.
— Но большинство из этих людей — республиканцы, — заметил я. — Духовные последователи Нельсона Рокфеллера. Они тебе не друзья.
— Да, — сухо отозвался он. — Я должен привлечь этих людей на свою сторону. Хочу предложить сенату кандидатуру Дэйвида Брюса. И я хотел, чтобы ты узнал об этом от меня.
Я понял, что задумал Джек. Он хотел застраховать себя от критики со стороны правых кругов, распространить свое влияние на внешнеполитические ведомства, чтобы не дать им возможности вновь ополчиться против него, как это произошло после неудачной операции на Кубе, возможно, даже переманить на свою сторону “мозговой трест” Нельсона Рокфеллера на тот случай, если на выборах 1964 года Нельсон станет главным кандидатом в президенты от республиканской партии…
Это был умный ход, но я испытал глубокое разочарование, ведь я так долго надеялся. И я был разгневан. Я знал Брюса — он был довольно приятный парень, но я не считал его своим союзником. Однако с президентом Соединенных Штатов Америки не спорят.
— Премного благодарен, — сказал я, не скрывая своего гнева.
У меня возникло желание подняться и уйти, но я — не знаю почему — погасил свой порыв; возможно, я поступил так в знак нашей доброй дружбы с Джо, а может, просто потому, что не мог заставить себя ненавидеть Джека.
Лучше бы он вообще не заводил разговора о моей просьбе назначить меня послом в Великобритании. Пусть бы моя просьба так и осталась без ответа. Я не сомневался, что Джек желал того же самого, но, будучи президентом, он, разумеется, не мог так поступить.
Политика, рассуждал я сам с собой, это игра для взрослых. В политике не принято считаться с чувствами других. И я, конечно, хорошо понимал это.
В моем сознании возник образ Мэрилин. Мне следовало бы как-то объяснить ей, насколько опасно дружить с президентом, тем более любить его.
— Ты расстроен, — сказал Джек. — Я понимаю. Но иначе нельзя, Дэйвид. Может, у тебя есть другие пожелания… Ведь ты вряд ли захочешь поехать послом в Мексику?
Я покачал головой, на мгновение потеряв дар речи. В Мексику! За кого он меня принимает?
— Слушай, ты подумай, чего хочешь, Дэйвид. Или у меня вдруг появятся какие-нибудь идеи, хорошо? Я в долгу перед тобой. Ты это знаешь.
— Знаю, господин президент.
В дверь постучали, и в кабинет вошла секретарша. Наверняка ее вызвал Джек, нажав на кнопку где-то под столом.
— Неотложные дела, — сказал Джек. Мы поднялись и обменялись холодным рукопожатием. Никогда прежде я не чувствовал такой отчужденности в наших отношениях.

Вернувшись к себе в номер в гостинице “Хэй-Адамс” — к тому времени я уже окончательно взял себя в руки, — я позвонил послу в Палм-Бич. Меня соединили с ним немедленно, но, услышав его голос, я не сразу узнал его. Это был пронзительно крикливый, ворчливый, нерешительный голос — голос старика. Я был потрясен — и мне стало стыдно: попав в круговорот проблем Джека в Белом доме, я позабыл о Джо.
— Джек сообщил тебе о своем решении, не так ли? — спросил он.
“Интересно, на чьей стороне Джо”, — подумал я. Возможно, он сочувствовал мне, но, с другой стороны, мысли Джо угадать трудно, особенно когда речь идет о “его” должности — он по-прежнему считал этот пост “своим” и поэтому очень сердился, если президент назначал нового посла США в Великобритании, не посоветовавшись с ним.
— Да, сообщил, — ответил я. — И разумеется, я расстроен.
Последовало долгое молчание.
— Да, — тихо произнес он. — Я так и думал. — Он вздохнул. — Я тут ни при чем, Дэйвид. Я хочу, чтобы ты это знал. Пойми меня правильно: я не думаю, что англичанам элегантный магнат рекламного бизнеса понравился бы больше, чем биржевой делец с Уолл-стрит, да к тому же еще и ирландишка, но я считаю, что ты заслужил этот пост…
Я тоже так считал, моих заслуг хватило бы и на несколько таких постов. Я позвонил Джо, чтобы высказать свое недовольство. Если моя персона не устраивает Джека в качестве посла в Великобритании, тогда чего ради я должен выполнять для него грязную работу, общаясь с мафией, и помогать скрывать наиболее грубые ошибки его администрации. Но что-то в голосе Джо удержало меня. Теперь я сожалею об этом. Тогда для меня был самый подходящий момент умыть руки, но вместо этого я стал слушать Джо Кеннеди.
Мне. приходилось напрягать слух, чтобы разобрать его слова, — у Джо не было сил говорить громко и отчетливо. Вообще-то не в его правилах было извиняться или хоть как-то намекать на то, что у них с Джеком случаются разногласия по каким-либо вопросам.
— Со мной теперь редко советуются, — сказал он и надолго замолчал. — О чем мы говорили? — смущенно спросил он наконец.
— О должности посла.
Джо опять надолго замолчал.
— Мы с тобой давние друзья, Дэйвид, — произнес посол, — так ведь?
— Да, — согласился я, пытаясь понять, к чему он клонит.
— Раз так, могу я попросить тебя об одном одолжении?
— Конечно.
— Не держи зла на Джека, Дэйвид. Он теперь наш президент. Он уже не тот Джек, что был раньше, ни для тебя, ни даже для меня. Ему приходится думать о своем месте в истории. Я бы очень хотел, чтобы он остановил свой выбор на тебе, — возможно, он тоже этого хочет. Но он должен принимать решения самостоятельно, а мы обязаны поддерживать его.
— Понимаю, — произнес я.
Я понял больше, чем было сказано. Джек перестал советоваться со своим отцом. Он наконец обрел самостоятельность. Джо, наверное, было горько сознавать это, но он, как всегда, мужественно принял удар судьбы. И даже намеревался заставить меня смириться с реальным положением вещей. Он не хотел, чтобы Джек в моем лице нажил себе врага.
— Когда ты приедешь навестить меня, Дэйвид? — спросил он. В его голосе слышалась мольба.
Я был потрясен — Джо Кеннеди, которого я знал вот уже тридцать лет, всегда излагал свои просьбы в требовательной форме и был чужд сентиментальности. Тот Джо Кеннеди никогда бы не задал такой вопрос. Я вдруг осознал, что разговариваю с человеком, который наконец-то понял, что скоро умрет, и страшно напуган этим. В отличие от своих сыновей, да и от жены тоже, Джо не был фаталистом. Если кто в целом свете и верил в собственное бессмертие, так это Джо Кеннеди. Но теперь этой веры в нем не было.
— Приеду недели через две, — сказал я. — Обязательно постараюсь приехать.
— Замечательно. — Джо старался, чтобы слова звучали тепло и искренне, но ему это не удалось. — Вот тогда и продолжим наш разговор.
Уже тогда, повесив трубку, я почувствовал в душе неприятный холодок, как бывает, когда в зимние сумерки закрываешь шторы и комната погружается во мрак.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93