— Добро пожаловать, — важно поприветствовал Гувер Киркпатрика.
Киркпатрик сел на табурет у стойки бара, чувствуя себя неловко в этой странно оформленной комнате. Его взгляд уперся в рычаг автомата для розлива пива в форме женских ножек; на полированном красном дереве поверхности стойки лежали подносы с комиксами из “Плейбоя”.
— Что будете пить? — спросил Гувер, изображая радушного хозяина. Однако это ему не вполне удавалось.
Киркпатрик пил мало, поэтому назвал первое, что пришло в голову.
— Если можно, виски с водой.
Гувер налил ему виски, затем, намешав два коктейля для себя и Толсона, стал с удивительной ловкостью нарезать дольками фрукты и накалывать на пластмассовые зубочистки вишенки, пропитанные ликером.
Прямо над головой у Киркпатрика висели несколько пар боксерских перчаток с автографами чемпионов мира по боксу в тяжелом весе. Из-за стойки бара до Киркпатрика доносилось тихое пение Синатры. Это его несколько удивило. Какое нелепое совпадение, подумал он; выходит, директору нравится, как поет Синатра, а ведь Киркпатрик уже много лет по указанию Гувера прослушивает телефоны певца, как, впрочем, и телефоны Филлиса Магуайра, Питера Лофорда и многих других знаменитостей шоу-бизнеса, чья личная жизнь, политические убеждения и связи с мафией интересовали ФБР.
Случилось так, что Киркпатрик стал в ФБР “специалистом по шоу-бизнесу”, хотя в общем-то он просто выполнял порученные ему задания; он даже ежедневно просматривал газеты и журналы, пишущие о кино и эстраде, чтобы знать, чем занимаются и где находятся в данный момент его “подопечные”. Киркпатрик был поражен, когда узнал, что большинство прославленных деятелей Голливуда находятся под наблюдением. Но еще больше он был изумлен, узнав, что многие знаменитости, в том числе Рональд Рейган, Джон Уэйн, представители администрации киностудий, продюсеры (например, Сесил Б. де Милль) являются осведомителями ФБР. Менеджеры доносили на своих клиентов, актеры — на своих партнеров по фильмам, а также на их жен или мужей или бывших жен и мужей, заправилы киностудий снабжали ФБР информацией о своих подчиненных, писатели доносили на всех подряд.
Киркпатрик считал, что не этим следует заниматься правоохранительным органам — во всяком случае, когда он поступал на службу в ФБР, он мечтал совсем об ином. Он многое отдал бы, чтобы ему позволили с оружием в руках ворваться к преступнику и арестовать его. Но сейчас карьера Киркпатрика была на взлете, а значит, жаловаться ему не на что.
— Вы следите за политикой? — спросил Гувер.
“Интересно, к чему он клонит”, — насторожился Киркпатрик.
— Ну то есть вы регулярно читаете “Вашингтон пост”, “Нью-Йорк таймс”? — вступил в разговор Толсон, не дожидаясь его ответа. Вообще-то Киркпатрику чаще приходилось читать “Голливуд репортер” и “Верайети”, учитывая его специализацию, однако он счел нужным согласно кивнуть — в ФБР газеты “Вашингтон пост” и “Нью-Йорк таймс” имели такое же значение, как “Правда” в России.
— Это хорошо! — одобрительно отозвался Гувер. — Надо знать, что происходит в стране и в мире.
— А еще надо уметь читать между строк, — добавил Толсон. — Чтобы отличать правдивую информацию от коммунистической пропаганды.
Гувер кивнул.
— Это верно. Золотые слова, господин Толсон. — Он повернулся к Киркпатрику. — Раз вы следите за событиями, от вашего внимания, должно быть, не ускользнуло то, что сенатор Кеннеди — главный кандидат в президенты от демократической партии?
— Так точно, сэр.
— Прискорбно, — мрачно произнес Гувер, — что такой наглый, аморальный молодой человек, как сенатор Кеннеди, может стать президентом нашей страны… Одного этого почти достаточно, чтобы потерять веру в демократию.
— Вы думаете, его выдвинут, сэр?
— Вне всякого сомнения, — ответил директор. — Кеннеди победит, помяните мое слово. Бедняга Хамфри всего лишь сентиментальный человечек, который стремится помогать всем подряд. К тому же он либерал, если вообще не отъявленный марксист. Ему бесполезно состязаться с Кеннеди. Саймингтон не стал бороться по-настоящему. А Джонсон, похоже, по ошибке решил, что президентов назначает сенат. — Он вздохнул.
— Но ведь еще будут выборы, сэр?
— Да, — ответил Гувер, — вот именно. Вице-президент Никсон будет бороться отчаянно, это грозный соперник. Конечно, у него тоже есть свои проблемы, не так ли, господин Толсон?
Толсон самодовольно ухмыльнулся.
— Это уж точно, господин директор.
— Правда, не такие проблемы, как у сенатора Кеннеди, Киркпатрик, вы меня понимаете?
Киркпатрик кивнул. Вряд ли у директора ФБР в досье на вице-президента есть какая-либо информация о любовных похождениях Никсона, которая могла бы вызвать скандал в прессе. Никсон не был похож на ловеласа, хотя, с другой стороны, внешность часто бывает обманчива, Киркпатрик знал это…
Однако он с интересом отметил для себя тот факт, что о Никсоне, которому директор симпатизировал, Гувер был осведомлен не меньше, чем о Кеннеди, которого он не любил . Киркпатрик не сомневался, что все телефоны Никсона прослушивались — и в доме, и в гостиницах, где он останавливался, были вмонтированы подслушивающие устройства, так же как и у Кеннеди. Киркпатрик даже подумал, нет ли подслушивающих устройств ФБР в Овальном кабинете Белого дома.
— Успех кампании молодого Кеннеди ставит нас перед дилеммой, Киркпатрик, — продолжал Гувер. — Скажу вам по секрету, — он оглядел комнату своими темными бегающими глазками, — на меня оказывают сильное давление, требуя, чтобы я ознакомил кое-кого с некоторыми… э-э… плодами вашего труда. Сенатор Джонсон желает знать, имеются ли у нас пленки с материалом, компрометирующим сенатора Кеннеди, и если они у нас есть, то что именно на них записано. Вице-президент Никсон желает этого еще более страстно. Я, разумеется, прежде всего должен заботиться об интересах страны. Можно извлечь определенные сиюминутные выгоды, если дать Никсону или Джонсону возможность ознакомиться с некоторыми записями, хотя сам я против того, чтобы вовлекать ФБР в политические игры… — Гувер изображал из себя патриота-мученика. — Однако я должен спросить себя, — продолжал он, — как все сложится, если сенатор Кеннеди победит на выборах?
Он сурово посмотрел на Киркпатрика. Очевидно, это означает, сообразил Киркпатрик, что сейчас он будет посвящен в самые тайные замыслы директора ФБР.
— Если на выборах победит Кеннеди, — сказал Гувер, — ваши пленки будут самым лучшим средством, которое позволит нам держать президента в узде. Возможно даже, это будет единственное средство. Я постараюсь обеспечить, чтобы президент не впадал в крайности и не принимал необдуманных решений.
Взгляд директора ФБР был направлен куда-то в пространство, сквозь кадык на шее Киркпатрика.
— Думаю, не ошибусь, если скажу, что от этих пленок зависит будущее нашей страны и ее благополучие, верно, господин Толсон?
— И от вас, господин директор.
Гувер скромно склонил голову.
— Как видите, Киркпатрик, в интересах национальной безопасности мы вынуждены взять на себя дополнительные обязанности. И принять меры по усилению сохранности наших тайн.
— За сенатором и так хорошо следят, сэр.
— Установите наблюдение за его братом, Киркпатрик. За мисс Монро. Не исключено, что она разговаривает о Кеннеди со своими друзьями. Возможно, он рассказывает ей о таких вещах, которые нам следует знать. Делайте все возможное и не думайте о расходах.
Работа в ФБР достаточно развила в Киркпатрике бюрократические наклонности. Он понял, что ему предоставляют карт-бланш и перед ним открываются неограниченные возможности.
— Возможно, мне понадобится большее число сотрудников, — сказал он, желая убедиться, что не ошибся в своем предположении.
— Вам выделят столько людей, сколько вы сочтете необходимым. Сообщите господину Толсону, сколько человек предоставить в ваше распоряжение.
— Мне нужно отдельное помещение в Лос-Анджелесе. Думаю, не совсем безопасно руководить работой моих людей из здания отделения ФБР.
— Хорошо.
— Нужно более качественное оборудование. Берни Спиндел оснащен гораздо лучше, чем мы.
Гувер нахмурился.
— Я не желаю слышать об этом человеке. Он предал меня. Я не могу этого простить, Киркпатрик. И даже не потому, что он предал меня, — он отрекся от ФБР.
— Понимаю, сэр.
— Однако вы получите то, что вам нужно. Составьте список. Если нужно, обратимся в ЦРУ или к военным.
— Благодарю вас, сэр.
— О результатах наблюдения сообщайте лично мне или господину Толсону. Легенда у вас будет — скажем, вы ведете какое-нибудь секретное расследование, например, связанное с организованной преступностью. Подробности поручаю разработать вам, господин Толсон.
— Можете положиться на меня, господин директор.
Гувер улыбнулся, выставляя напоказ зубы, мелкие, ровные, идеальной формы. “Наверное, вставные”, — подумал Киркпатрик.
— Да, я знаю, — отрывисто произнес Гувер.
— А если сенатор Кеннеди не победит на выборах, сэр?
— Что ж, тогда мы займемся Никсоном, — тихо произнес Гувер.
28
Невада ей сразу не понравилась.
Раза два ей приходилось бывать в Лас-Вегасе по приглашению Фрэнка, но город Рино, где она сейчас жила, был начисто лишен помпезного слепящего блеска Лас-Вегаса. В принципе, Рино — маленький городок, и поэтому ей негде было скрыться от других членов съемочной группы и от мужа. Все натурные съемки производились на неровной песчаной пустоши, которая лежала вокруг города. Это был серый марсианский пейзаж; только низкорослые кустарники прижились на этой обезвоженной земле. Здесь было так жарко, что ей казалось, будто ее мозги превращаются в расплавленную кипящую массу. Время от времени съемочная группа проезжала мимо какого-нибудь городка, некогда процветавшего, а теперь пребывающего в полном запустении. На горизонте виднелись низкие бесформенные горы, которые, казалось, отодвигались все дальше, когда они ехали по направлению к ним на машине по неестественно прямым дорогам. Глядя на этот безжизненный ландшафт, она могла думать только о смерти.
Вся обстановка, как нарочно, нагнетала на нее уныние. Она надеялась развеять тоску, общаясь с Монти Клифтом, — он был ее старым приятелем. Но Клифт, как и она сама, по-видимому, тоже впал в депрессию и почти не выходил из своего номера, запершись там в небольшой компании сопровождавших его помощников. А Эли Уоллах, знаменитый актер из Нью-Йорка, ни на шаг не отходил от Артура, с показушной готовностью глотая каждое его слово. “Должно быть, хочет, чтобы Артур сделал его роль в фильме более значительной”, — думала она.
Если кто и мог бы подбодрить ее, так это только Монти. Он был остроумный, то злобно-язвительный, то неожиданно добрый и внимательный. Как и у нее, в жизни Монти было много сложностей — во всяком случае, он пережил немало — и поэтому они испытывали друг к другу какую-то особую дружескую привязанность. Даже то, что он был “лучшим другом” Лиз Тейлор, никак не отражалось на их отношениях.
В день приезда она увидела Монти в вестибюле гостиницы. Их встреча была короткой. Как всегда, при виде его обезображенного лица она постаралась скрыть свою боль. Она помнила, каким красивым он был, пока не попал в автомобильную катастрофу, потому что сел за руль пьяным. Теперь же его лицо всегда казалось мрачным и злобным. Она каждый раз нервничала, когда смотрела на него. Его несчастье напоминало ей, что красота не вечна, что ее легко можно разрушить, в одно мгновение. Некоторые говорили, что после аварии Монти стал играть лучше, но она так не считала. Скорее, он стал еще более замкнутым, более неуживчивым, чем прежде, все время о чем-то мрачно думал про себя. Казалось, он хочет спрятаться от всего мира и не доверяет никому, кроме своего гримера, который уже много лет был его любовником.
Она и Монти устроились в темном углу бара. У него было сердитое выражение лица, но она знала, что это всего лишь результат незавершенной пластической операции. Левая часть его лица была парализована, белки глаз казались огромными. Он приложил к сломанному носу пестрый носовой платок — в результате повреждений, полученных в автомобильной катастрофе, у него были нарушены функции внешних дыхательных путей, и поэтому постоянно текло из носа; его мучили сильные головные боли.
— Хорошо выглядишь, — сказал Монти. — Благодаря твоему французу?
Она покачала головой.
— С ним все кончено. Пока роман длился, было весело, а теперь он возвращается к Симоне. — Ее голос неожиданно стал сиплым. Монти не любил сентиментальностей. Он предпочитал веселые и бодрые разговоры. “С проблемами вроде моих, — говаривал он, — мне меньше всего хочется выслушивать чьи-либо жалобы на горькую участь”. Мэрилин подавила свои слезы, но он, конечно, заметил, что она готова расплакаться.
— Извини, — сказала она. — Наверное, я все еще тоскую по нему.
— Мне знакомо это чувство, дорогая. Мы с тобой товарищи по несчастью. Я тоже когда-то был влюблен во француза… Кстати, здешняя обстановка не избавит тебя от тоски. Это же не город, а тоска зеленая. “Неприкаянные”, Тоска зеленая, штат Невада” — это и есть адрес нашей съемочной группы. — Монти засмеялся неуверенным дрожащим смехом. — Да что ты в самом-то деле, Мэрилин, лапочка, — тихо произнес он. — Хорошо все кончается только в кино.
— Наверное.
— Эх, Мэрилин, это я говорю, чтобы не расклеиться окончательно. Нам с тобой никогда не везет. — Он взял ее руку и с отчаянием сжал своими тонкими сухими пальцами. — Между прочим, мой француз тоже вернулся к своей жене.
Монти выпустил ее руку и дрожащими пальцами закурил сигарету, продолжая держать горящую спичку, пока огонь не коснулся пальцев. Она знала, что в результате аварии кожа у него в некоторых местах утратила чувствительность. Он часто обваривался под душем или обжигал губы, пытаясь пить слишком горячий кофе. Монти поморщился и, бросив спичку на пол, каблуком растер ее по ковру.
— И все равно ты выглядишь прекрасно, милая, чего не могу сказать о себе… Нет, не возражай мне.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93