Пока я украшал свой бутерброд джемом, Дорфман и его спутник исчезли; только слабый аромат едкого одеколона, словно запах серы, сопровождающий дьявола, напоминал об их недавнем присутствии.
Я налил себе еще кофе и взял в руки газету. На первой странице была помещена фотография Мэрилин в момент ее прибытия в Лондон. Она улыбалась, но каждый, кто знал ее, непременно заметил бы в ее глазах ужас. Рядом с ней, явно чувствуя себя не в своей тарелке, стоял Артур Миллер. Он поддерживал Мэрилин под локоть, будто боялся, что она вот-вот оступится и упадет.
Они совсем не были похожи на счастливых молодоженов.
12
Эми Грин опять постучала в дверь туалета.
— Мэрилин, милочка, — прошептала она, — ты хорошо себя чувствуешь? Все ждут тебя.
Она чувствовала себя ужасно. Запершись в туалете салона первого класса в самолете авиакомпании “Пан Америкэн”, выполняющем ночной рейс в Лондон, она пыталась уверить себя, что все это происходит не с ней: это не ее должны встречать супруги Оливье (теперь ей предстояло встретиться с ними в их собственной стране); это не она согласилась сниматься в фильме, где должна сыграть роль той самой белокурой глупышки, которой она быть не желала; что в этот день (везет так везет!) не она заливается месячными, не ее тело раздуто и охвачено тисками ноющей боли.
Представляя, как она будет спускаться по трапу самолета, Мэрилин замирала от страха. Она сидела на унитазе в серебристо-сером платье из шелковой ткани в рубчик из магазина “Бенделз”. Ей нравилось, как оно подчеркивает ее фигуру, но сейчас оно казалось ей до неприличия узким и неудобным. Белые открытые туфли на высоких каблуках она скинула. У ног ее лежала куча влажных скомканных салфеток. Разорвав на клочки еще одну салфетку, она бросила ее на пол.
Последние несколько месяцев, по словам доктора Крис, были для нее “напряженными и болезненными”. Она жила с ощущением, что вознеслась на самую вершину “американских горок” и вот-вот рухнет вниз. Разумеется, тому виной было счастье — с ней всегда так бывало: почувствовав себя счастливой, она тут же начинала представлять, что ее ожидает, когда счастье кончится. Первое время после свадьбы она всегда чувствовала себя счастливой — ей казалось, что она обретает новую семью. При первом же знакомстве с родными Артура дело дошло до искренних объятий (она очень старалась им понравиться), а в отце Артура, Исидоре — раздражительном, смешном, прямодушном старом еврее — она нашла отца, о котором всегда мечтала. Она подумала, что дочерью быть гораздо лучше, чем женой…
— Мэрилин! — На этот раз ее звал Милтон. Он произнес ее имя тихо, но с настойчивостью; в его голосе слышалась паника. Она встречалась с Оливье в Нью-Йорке; он прождал ее больше двух часов. Когда она наконец появилась, Оливье вел себя очаровательно, но она без труда заметила, что глаза его горели гневом, а на лице лежала тень сомнения, словно он говорил себе: “Боже мой! Во что я ввязался!”
Она не знала, чего ожидал от нее Оливье, но поняла, что не оправдала его надежд. Неуклюжая, неловкая, она нервно хихикала, будто какая-то школьница, ненавидя себя за то, что он внушает ей благоговейный трепет. Она тоже была звездой, но в присутствии Оливье эта звезда светила не ярче, чем перегоревшая лампочка. Он отчаянно пытался поддержать беседу, вспоминая их общих голливудских друзей, а она только и делала, что улыбалась, пока у нее не заболела челюсть. Собравшись наконец уходить, он взял ее за руку и попросил, чтобы в Англии она не опаздывала на встречу с журналистами.
— У нас так не принято, — предупредил он. — Там вам этого не простят, дорогая.
Она несколько раз пыталась завести с ним разговор об Актерской студии, о Страсбергах и их методе (для нее они были единым целым; когда она хотела объяснить все это Джеку, он пошутил: “Ну да, как Отец, Сын и Святой Дух”), но Оливье каждый раз со снисходительной улыбкой переводил разговор на другую тему, давая понять, что он не воспринимает Страсбергов (да и ее тоже) всерьез.
Она рассказала об этом Артуру, но лучше бы не рассказывала. Он не скрывал своего восхищения Оливье. Она только и слышала: “Ларри это…” и “Ларри то…”, пока не поняла: он надеется, что тот согласится сыграть в одной из его пьес, а возможно, они договорились, что он напишет пьесу специально для Оливье…
Ее мысли прервал обеспокоенный голос Милтона:
— Мэрилин, дорогая, может, привести сюда Артура?
— Не надо! — Артур и так уже, должно быть, думает, что она сумасшедшая. Оттого что она будет разговаривать с ним из туалета, через закрытую дверь, их отношения не улучшатся. — Там, наверное, беснуется толпа поклонников? — со страхом спросила она.
— Это Англия, Мэрилин. Здесь все держат под контролем.
— Миссис Оливье приехала?
— Леди Оливье, Мэрилин. Вивьен. Конечно, приехала. Она ждет тебя.
— Во что она одета?
— В твидовый костюм. Розовато-лилового цвета. Юбка плиссированная, пиджак — с большим отложным воротником.
“Молодец Милтон, — подумала она. — Кто из мужчин способен с такой точностью описать наряд женщины?”
— Она выглядит великолепно? — спросила она, наклоняясь ближе к двери, чтобы он услышал ее шепот.
Из-за двери до нее донесся вздох Милтона.
— Пожалуй, — согласился он. — Точнее сказать, она выглядит элегантно, но в английском стиле, как, например, королева или принцесса Маргарет, только гораздо симпатичнее, если ты представляешь, что я имею в виду.
Замечательно! Она кляла себя за то, что надела платье без выреза; оно смотрится как свитер с высоким завернутым воротником, скрывая ее прелести, которые непременно желала бы видеть английская публика. Вивьен Ли, которая была старше почти на двадцать лет, затмит ее.
— Она в шляпке?
Милтон задумался.
— Угу. Под цвет костюма, со свисающей ленточкой. На Ларри — темный костюм. Он улыбается, но вид у него не очень радостный. Пора идти, дорогая!
Шляпка! Надо было взять с собой шляпку! Как же ей раньше не пришло в голову, что Вивьен Ли непременно будет в шляпке? Собираясь в Лондон, она решила надеть короткие белые перчатки, которые будут гармонировать с туфлями, хотя боялась, что в перчатках ее руки станут похожи на лапы Микки Мауса. Теперь же она сомневалась, нужно ли их надевать.
— Мэрилин, сюда идет Артур, и у него несчастный вид.
Будь что будет, решила она, но сейчас у нее нет желания спорить с Артуром. Несмотря на то что Артур всегда оставался невозмутимо спокойным и преклонялся перед Мэрилин, он ни в чем не желал уступать ей (и заставлял во всем соглашаться с ним). Она наскоро припудрила нос, надела эти проклятые нелепые перчатки, открыла дверь и неуверенной походкой пошла по узкому проходу, поддерживаемая с двух сторон Милтоном и Эми, словно они были ее телохранителями. Артур стоял в темном уголке у двери самолета.
Милтон умоляюще улыбнулся.
— Возьми его под руку, дорогая, — сказал он. — Он твой муж . Не забывай. Ты должна сразить их!
— Скажи Артуру, чтобы держался свободнее, — услышала она шепот Эми. Мгновение спустя она уже стояла у раскрытого люка, держа под руку Артура. Подталкиваемые сзади Гринами, они рука об руку вышли из самолета под серые лучи утреннего солнца. Раздался жуткий рев — таких воплей и криков она не слышала с того самого времени, когда выступала перед солдатами в Корее в 1954 году.
Собралась огромная толпа; ряды лондонских полицейских едва сдерживали ее натиск. Репортеры и фотокорреспонденты с трудом пробивались в первые ряды, пассажиры поднимали на плечи своих детей, чтобы они могли увидеть ее; люди в толпе пихались, отталкивали друг друга, кричали. Перед толпой, маленькие и аккуратные, словно фигурки на свадебном пироге, стояли супруги Оливье. Он нервно улыбался, ее глаза горели бешенством.
Представитель администрации аэропорта подвел ее к ним, другой — вручил ей цветы. Сэр Лоренс пробормотал слова приветствия, которые она не могла понять из-за шума, и поцеловал ее в щеку; леди Оливье, едва касаясь, пожала кончики ее пальцев — она тоже была в перчатках, но ее перчатки — длинные, из розовато-лиловой замши — туго обтягивали ее руки. Затем толпа журналистов, сметая заграждения, налетела как ураган, окружив их плотным кольцом. Чьи-то руки дергали ее за одежду и за волосы, в лицо ей защелкали фотоаппараты, посыпались вопросы. Она прижалась к груди Артура, а сэр Лоренс и работники службы безопасности аэропорта стали расчищать для нее дорогу.
Они влетели в ожидавший их “роллс-ройс”, словно преступники, только что ограбившие банк. Она и Вивьен сели на заднее сиденье, Артур и Оливье устроились напротив них на откидных сиденьях. Вивьен, словно королева, едва заметно улыбаясь, помахивала толпе рукой. Это вызвало в Мэрилин раздражение, ведь эти люди пришли посмотреть на нее . Она все время почему-то чувствовала, что супруги Оливье затмевают ее. Она говорила себе, что это ее фильм, он принадлежит ей, что она платит сэру Лоренсу, но все бесполезно — он держался с таким видом, будто ему принадлежит весь мир: изящно откинувшись на спинку сиденья, Оливье вел серьезный разговор с Артуром. “Два гения”, — с обидой отметила она про себя.
Увидев их вместе, она осознала, как ужасно одет Артур — поношенный полосатый пиджак, обвислые брюки, грубые туфли. Не то что Оливье — здоровый цвет лица, длинные волосы аккуратными прядями зачесаны над ушами, элегантный костюм с двубортным пиджаком, узконосые, до блеска начищенные туфли. Он излучал на Артура миллионы вольт английского обаяния, а тот, явно очарованный своим новым другом Ларри, сидел неестественно прямо, упираясь головой в потолок салона, и глотал каждое его слово, не переставая улыбался, кивал головой.
В то время как их мужья, ничего не замечая вокруг, наслаждались обществом друг друга, они с Вивьен, устроившись на разных концах сиденья, ехали молча.
— Вы ведь исполняли роль Элси на сцене, не так ли? — спросила она наконец, ненавидя себя за то, что выговорила это тоном маленькой девочки, которая пытается угодить старшим.
Вивьен, которая, сидя с мрачным видом не переставая курила с того самого момента, как они отъехали от лондонского аэропорта, впервые подняла на нее глаза.
— Да, — резко произнесла она, глядя ей прямо в глаза. — Мы с Ларри вместе играли. Успех был грандиозный. — Выпустив дым ей в лицо, Вивьен, поморщившись, отвела от нее взгляд. — Жаль, что вы не видели нас в спектакле, мисс Монро. — Она произносила слова отрывисто и четко, будто отрезала ножом. — Тогда бы вы имели представление, как нужно играть Элси.
— Я буду играть, как сама считаю нужным , — ответила она, не скрывая злости.
— Что ж, я в этом не сомневаюсь. Желаю удачи.
Всю оставшуюся дорогу она молча жевала свою ярость, а Оливье, который, очевидно, осознал, что избегает ее, — или, как она думала, он просто вспомнил, что это она будет платить ему за участие в фильме, — без умолку болтал о коттедже, который он снял для нее и Артура. Вдруг он замолчал и выглянул в окно.
— Эти чертовы репортеры едут за нами, — произнес он. — Проклятье! Я надеялся, что они отстанут.
— Ларри терпеть не может журналистов, пишущих о кино, особенно фельетонистов, — объяснила Вивьен. — Он запретил подпускать их к съемочной площадке, когда ставил “Генриха V, не так ли, дорогой? Они не простили ему этого, мисс Монро.
Сама Мэрилин относилась к журналистам совсем по-другому. В Америке фельетонисты и репортеры были обычно на ее стороне, особенно после того, как она бросила вызов кинокомпании “XX век — Фокс”. В глазах прессы она была Давидом в женском обличье, который вышел на бой с Голиафом.
— Больше всего Ларри ненавидит Пола Тэнди, мисс Монро, — ласково продолжала Вивьен. — Правда ведь, дорогой? — Она улыбнулась ему. — Тэнди работает в “Мейл”. Это одна из самых популярных газет в стране — к несчастью для Ларри. Когда-то Ларри за большие деньги рекламировал на телевидении сигареты, и с тех пор Тэнди называет его в своих фельетонах не иначе как Сэр Пробковый Мундштук. — Она громко рассмеялась. — Боюсь, Ларри не находит это смешным. А у вашего мужа есть чувство юмора, мисс Монро?
— У Артура? Думаю, что есть. — Вообще-то Артур терпеть не мог, чтобы над ним подшучивали. У ди Маджо тоже не было чувства юмора, когда шутили на его счет: он считал себя одним из символов нации. Однако она не собиралась говорить об этом Вивьен Ли.
Вивьен бросила взгляд в сторону Артура и передернула плечами.
— Вам просто повезло, дорогая, — сказала она скептически.
Сэр Пробковый Мундштук мрачно взглянул на свою жену, но не успел ничего сказать: они уже подъехали к дому. Не обременяя себя любезностями, он первым вышел из машины, чтобы расчистить дорогу для нее и Вивьен: толпа репортеров уже успела окружить машину. Артур последовал за ним. Ей пришло в голову, что Артур и Ларри смотрятся на фоне друг друга, как Матт и Джеф. Она слышала, как Оливье уговаривал журналистов:
— Мэрилин устала, ей надо отдохнуть. Будьте благоразумны, ребята…
Очевидно, ему удалось в какой-то степени убедить их; он обернулся к машине и махнул им рукой. Вивьен с улыбкой на лице, словно королева, первая выбралась из машины под яркие вспышки фотоаппаратов. Затем вышла Мэрилин, и на какое-то мгновение огни вспышек ослепили ее.
При виде важно шествующей Вивьен толпа расступилась. Мэрилин так и не поняла, была ли то реакция на ее титул, или причиной явилось выражение на лице Вивьен, которая шла с таким видом, будто даже не видит журналистов, не замечает их, будто они недостойны ее взора. Как бы то ни было, толпа расступилась; только один высокий, хорошо одетый мужчина немного загородил им дорогу.
— Мисс Ли, — выкрикнул он; у него был голос английского аристократа, резкий и отрывистый — казалось, им можно резать стекло. — Как вы относитесь к тому, что сэр Лоренс будет сниматься в любовных сценах с мисс Монро?
Не замедляя шага, Вивьен ответила:
— Сэр Лоренс уже играл любовные сцены со мной , Пол. Вряд ли он узнает что-то новое о любовных сценах.
— Пол Тэнди, — объяснила Вивьен, когда они протиснулись мимо него. Загадочно улыбаясь, он что-то записывал в свой блокнот.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93