— Хотите шампанского? — проворковала она тонким голоском, как бы выдыхая слова.
Я принял ее предложение, хотя еще не было и двенадцати часов. Помимо необыкновенного изобилия цветов, в комнате тут и там стояло по крайней мере с полдюжины ведерок со льдом, и из каждого выглядывала открытая бутылка шампанского. Должно быть, Мэрилин просила открывать бутылки с шампанским сразу же, как только их вносили в номер, а потом забывала про них, и шампанское выдыхалось. Одна открытая бутылка стояла у ее ног; от нее на ковре образовалось мокрое пятно. Она налила шампанское в бокал и, заметив, что оно не пенится, очаровательно дернула плечиком, выражая тем самым то ли удивление, то ли раздражение. Отшвырнув в сторону тапочки, она поднялась и попробовала налить еще из двух бутылок. Найдя наконец бутылку с еще пузырившимся шампанским, она подала мне бокал и снова села, сильно оголив одну ногу. При этом невозможно было не заметить, что она была без трусиков. Джек говорил правду, отметил я про себя.
— Ненавижу, когда оно не шипит? — сказала она, морща нос от поднимавшихся пузырьков. — Когда я начала пить шампанское, кто-то подарил мне золотую палочку, которой мешают напитки? — У нее была привычка выделять самые неожиданные слова; от этого ее речь приобретала какой-то своеобразный, только ей присущий ритм. — Ее надо опустить в бокал и поводить по дну, и тогда пузырьки исчезают? — Она показала, как это делается, окунув в бокал с шампанским указательный палец. — Не понимаю, зачем это делать? Ведь пузырьки в шампанском — это то, что нужно.
Неожиданно мне пришла в голову мысль, что, возможно, Мэрилин была пьяна, но, присмотревшись, я не заметил никаких признаков опьянения. Создавалось впечатление, что для нее шампанское — это часть декорации, как на съемочной площадке: в разных местах комнаты можно было видеть несколько почти полных бокалов со следами губной помады, от которых на мебели оставались липкие круги.
Уверен, миллионы мужчин согласились бы пожертвовать своей правой рукой, лишь бы оказаться в этот момент на моем месте. Но, честно говоря, звонок Джека несколько нарушил мои планы. В моем кабинете меня ждали люди. Я проводил совещание с представителями “Форд мотор компани”, и мне пришлось прервать встречу только из-за того, что Мэрилин распорядилась не соединять ее ни с кем по телефону.
— Джек сообщил мне, что у вас возникли какие-то трудности, — сказал я. — Он попросил меня помочь вам.
Она нахмурилась.
— О Боже, вы еще спрашиваете! Я не могу выбраться из гостиницы!
Я участливо кивнул.
— Да, я видел, какая толпа внизу.
— Это не просто толпа. Это журналисты. Они повсюду преследуют меня. Целый караван, а в автомобилях прячутся фотографы? — Казалось, она вот-вот расплачется. Мне не приходилось встречать ни одного человека, даже из тех, кто занят в шоу-бизнесе, кто выглядел бы таким несчастным, как Мэрилин, когда она огорчалась.
— У меня запланирована деловая встреча, — сказала она. — Мне нужно встретиться с одним человеком, и я не хочу, чтобы его имя попало в газеты? Не понимаю, почему не работает телефон? Я могу отсюда звонить, но никто не может дозвониться до меня?
— Вы попросили телефонистку ни с кем вас не соединять. Она и меня не стала соединять с вами. — “Интересно, с кем это Мэрилин собирается встретиться?” Я еще ничего не знал о ее намерении расторгнуть контракт с компанией “XX век — Фокс” и о ее договоренности с Милтоном Грином.
— Не соединять меня? Я просила, чтобы меня не беспокоили только вчера вечером.
— Да, но вы должны были отменить свое распоряжение утром, чтобы вам могли звонить сегодня, — объяснил я.
— Так вот почему вы приехали сюда? — Она прикусила губу, затем закрыла лицо руками. — О Боже, простите , — простонала она. — Вам пришлось уехать из дому и мчаться через весь город…
— Послушайте, сейчас уже почти обед. Если честно, я не прочь немножко подкрепиться.
— Правда? — Она убрала от лица руки.
— Чистая правда.
Она неожиданно наклонилась вперед и чмокнула меня в щеку — так обычно поступают дети, когда кто-нибудь из взрослых родственников дарит им подарок, который они не ожидали получить.
— Вы просто чудо , — сказала она. — Не знаю почему, но я вдруг представила , как вы сидите и завтракаете у себя дома, и рядом с вами ваша жена, а у ног — собака. …Вы женаты?
— Да, — ответил я. — И собака у нас есть. Даже две.
— Какой породы?
— Мопсы. Кобель и сучка.
— Что за чудо! Как их зовут?
— Эдвард и миссис Симпсон, — сообщил я. Она никак на это не отреагировала, и я добавил: — В честь герцога и герцогини Виндзорских.
Мэрилин как-то неопределенно кивнула, но не улыбнулась. Было очевидно, что это ни о чем ей не говорит, если она вообще знала, кто такие эти герцог и герцогиня.
Взгляд ее затуманился.
— В детстве у меня тоже была собака, — прошептала она. — В Хоторне, где я жила у приемных родителей? Ее звали Типпи?
— Замечательное имя.
Она кивнула.
— Наш сосед пристрелил ее как-то ночью за то, что она лаяла.
Я не знал, как вести себя в такой ситуации.
— Мне очень жаль, — произнес я наконец.
Казалось, большего ей и не нужно.
— Спасибо, — прошептала Мэрилин и, взяв мою руку, стиснула ее. У нее были на удивление сильные пальцы.
Какое-то время мы так и сидели, держась за руки, глядя друг другу в лицо и размышляя о смерти Типпи. Мне показалось, что прошла целая вечность. Вот уж не ожидал очутиться в такой ситуации в середине дня.
— Так вот, — кашлянув, начал я, — что касается вашей проблемы…
Огромные глаза Мэрилин смотрели на меня непонимающе.
— Какой проблемы? — спросила она, очевидно, все еще думая о Хоторне и Типпи.
— Ну вам же надо выбраться из гостиницы.
— Ах да, — произнесла она, как бы во сне, все еще сжимая мою руку. Я заметил, что она без обручального кольца, и подумал, что бы это значило. — Скажите, — продолжала она, — а чем вы все-таки занимаетесь?
— Я владелец рекламного агентства.
Мэрилин проявила к моим словам живейший интерес. Кинозвезды редко бывают полностью довольны своими рекламными агентами.
— Значит, вы создаете рекламу для своих клиентов? Я покачал головой. Эта ошибка была свойственна многим. Я не создаю рекламу и никогда этим не занимался. Я формирую образ своих клиентов в глазах прессы и общественности. Обычная реклама — это удел рядовых бойцов в нашем бизнесе; а я всегда был стратегом.
— Я не рекламирую личные качества моих клиентов, — объяснил я. — Я пытаюсь “выделить их положительные черты”. — Я засмеялся, но Мэрилин, должно быть, не поняла юмора. — Моя задача заключается в том, чтобы представить деятельность моих клиентов в наилучшем свете.
— А кто ваши клиенты?
— Си-би-эс. Израиль. Торговая палата Лас-Вегаса. Форд. Фонд Джозефа Кеннеди…
Она вытаращила глаза.
— Вы не шутите? Отец Джека — ваш клиент?
Я кивнул.
Теперь Мэрилин окончательно забыла о Типпи. Разговор перешел в деловое русло.
— Джо Шенк, — начала она, — говорил мне, что он — самый дерьмовый руководитель, который когда-либо заправлял киностудией.
Я совсем забыл, что на заре своей карьеры, когда Мэрилин считалась всего лишь одной из начинающих честолюбивых актрис, работавших на киностудию “XX век — Фокс”, она была любовницей Шенка. Шенку тогда, должно быть, уже перевалило за семьдесят. Его только что освободили из федерального исправительного учреждения, которое находилось в Данбери, в штате Коннектикут. Просидев в тюрьме всего несколько месяцев, Шенк получил амнистию от Трумэна, хотя был осужден на пять лет за то, что платил профсоюзным вымогателям за обещание не проводить забастовки на киностудии, и за то, что на суде дал ложные показания против самого себя. Долгое время он и Даррил Занук вели между собой жестокую борьбу за контроль над киностудией, и к тому времени Занук уже почти победил.
— Надо же, — заметил я, — Джо Кеннеди придерживается о нем такого же мнения.
— Джо Шенк — крепкий старик, — сказала она, и в ее голосе послышалось явное восхищение. — Знаете, первое время я очень боялась его, но в нем было столько энергии . Другого такого человека я не встречала, пока не познакомилась с Джонни Хайдом… — В первые годы актерской карьеры Мэрилин Хайд был и ее менеджером, и наставником, и любовником. Она отпила из бокала. — А знаете, как я познакомилась с ним?
Я отрицательно покачал головой.
— Он сидел в своей машине. Собирался уезжать из студии. Он только что вышел от Занука и был очень зол . А я шла в столовую обедать. Увидев меня, он приказал своему водителю остановиться, открыл дверцу и сказал: “Садись в машину, красотка!”
Последние слова она произнесла низким, гортанным, отрывистым голосом, с нью-йоркско-волжским акцентом. Так рычат люди, которые всю жизнь курят сигары и привыкли кричать на подчиненных. Мне впервые пришло в голову, что Мэрилин и впрямь неплохая актриса, во всяком случае, она могла бы стать неплохой актрисой, если бы попала в хорошие руки.
— А Джек, он что, такой же, как его отец? — спросила она.
На такой вопрос надо было отвечать честно.
— Пока нет, — ответил я. — Но, возможно, когда-нибудь он станет таким же.
Она вскинула брови.
— Многие думают, что Джек несерьезный человек, — объяснил я. — Видите ли, у Джека врожденное чувство такта , чего всегда недоставало Джо. Некоторые считают, что это признак слабости. Это неверно.
Мне показалось, что она поняла.
— А к женщинам он относится так же, как его отец? — спросила она.
— Джек не такой циник, как его отец, — ответил я, глубоко вздохнув. — Джо любит выигрывать. Эта страсть в нем сильнее любви к женщинам. Джек может влюбиться. До войны он был влюблен в Ингу Арвад, но отец заставил Джека бросить ее.
— О Боже. Почему?
— Ну, во-первых, в ФБР считали, что Инга — немецкая шпионка. Так что, возможно, Джо поступил правильно…
— А Джек любит Джеки?
Я ответил откровенно.
— Пока нет. Но, думаю, со временем полюбит.
Мэрилин замолчала, очевидно, думая о будущем.
— Вы не поверите, — произнесла она со вздохом, — но я никогда не сожалела о своих связях с мужчинами. Даже когда я страдала из-за мужчин, это было прекрасно. Вы понимаете меня?
— Это абсолютно нормально, — заметил я. — Я слышал что-то в этом роде и от Джоан Кроуфорд.
По ее лицу пробежала тень, в глазах появился злобный огонек.
— Джоан Кроуфорд! — фыркнула она. — Вы дружите с ней?
— Да нет, — осторожно ответил я, чувствуя, что иду по краю пропасти. — Джоан как-то пригласила меня пообедать с ней в “Шамборде”. Она хотела посоветоваться по поводу рекламы фирмы “Пепси-кола”. Напилась там водки и стала предлагать мне себя, прямо на виду у всех.
— А вы что?
— Я тактично отказался, отвез ее домой к мужу, Альфреду Стилу. В благодарность за это она распустила сплетню, что я гомосексуалист. Что, конечно же, неправда. Просто я не люблю ложиться в постель со стареющими дамами, которые выставляют себя на посмешище или хотят, чтобы я снизил плату за свои услуги.
— Значит, мы с вами товарищи по несчастью, — тихо произнесла Мэрилин, а затем начала безудержно хихикать.
— Мы с вами?
— Ко мне она тоже приставала. Сразу же после фильма “Демон просыпается ночью” мы подружились. И я была на седьмом небе от счастья. Вы же понимаете, тогда я была никто, а она — знаменитость, и так добра ко мне… У меня тогда был не очень богатый гардероб, и она часто приглашала меня к себе домой, чтобы я могла выбрать себе что-нибудь поносить. Но поскольку, как вы знаете, она в два раза тоньше меня, я не могла влезть в ее наряды. А потом, месяца через два, она однажды стала приставать ко мне, прямо в комнатке для переодевания, где я пыталась втиснуться в одно из ее платьев. Вот стерва?
— Ну, а вы что?
— Убежала. Приехала домой как была, без туфель — они остались у нее в шкафу. Потом, когда в пятьдесят третьем меня назвали лучшей молодой актрисой года и я получила золотую медаль журнала “Фотоплэй”, она сказала какому-то репортеру: “Мои груди ничуть не хуже, однако я не сую их в лицо всем подряд!” — Мэрилин сидела, зло насупившись. — И это клеймо пристало ко мне.
— И как вы на это отреагировали?
Она одарила меня прелестной ангельской улыбкой.
— Я сказала Луэлле Парсонз, что меня очень расстроили слова Джоан: ведь я росла без родителей и поэтому так восхищена тем, что Джоан стала прекрасной матерью четверым приемным детям.
Она рассмеялась.
— После этого она заткнулась и больше никогда не разговаривала со мной. И обо мне тоже перестала сплетничать. Между прочим, если хотите знать, я считаю, что у нее плоская грудь.
Я был восхищен тем, как умело Мэрилин разделалась со своей соперницей, как грациозно она нанесла этот сокрушительный удар. Все в Голливуде знали, что Джоан Кроуфорд жестоко обходилась со своими детьми, но никто об этом вслух не говорил, и поэтому этот факт не был известен широкой публике.
— Да, вы неплохо ей отомстили, — заметил я.
Мэрилин передернула плечами.
— Меня смешали с грязью? Такое случается не часто, но если уж кто-то осмелится опорочить мое имя, тогда берегись ! А вы отомстили ей?
Я кивнул.
— Можно сказать, что отомстил. Моим клиентом стала “Кока-кола”.
Мэрилин пронзительно расхохоталась и поцеловала меня — на этот раз по-настоящему, вымазав весь рот губной помадой.
— Вот это да! — воскликнула она. — Похоже, мы с вами поладим , Дэйвид! А теперь звоните кому надо и помогите мне выбраться отсюда. У меня куча дел!

Студия Милтона Грина ей нравилась не меньше, чем сам Милтон. Она была похожа на детскую площадку, только для взрослых. Милтон Грин устроил свою студию на крыше огромного старомодного здания, в котором располагалось какое-то учреждение; вокруг возвышались каменные колонны. Снаружи, на выложенной каменными плитами плоской части крыши, стояла увитая виноградом беседка, а вокруг — садовые скамейки и столики. Прямо итальянский пейзаж. В просторном, с высокими потолками помещении студии царил полумрак; здесь было много красочных декораций и странных предметов реквизита: на вешалках висели старинные костюмы, плетеные корзины были доверху наполнены шляпами, всюду стояла какая-то невиданная мебель и самые разнообразные антикварные безделушки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93