— От ФБР. От Хоффы.
— Ты зациклился на Мэрилин, Дэйвид. Я уже говорил тебе об этом.
— Гувер никогда на это не пойдет, — возразил Бобби. — А у Линдона кишка тонка. Он не станет связываться с Хоффой.
— Я не доверяю Гуверу, — сказал я Джеку. — И Джонсону тоже не доверяю. Мне кажется, тебе нужно быть поосторожнее.
— В каком смысле “поосторожнее”?
— Постарайся, чтобы тебя не видели с Мэрилин.
— Об этом не беспокойся, Дэйвид. Я приехал сюда работать, а не развлекаться, — ответил Джек, но я заметил, как при этом блеснули его глаза.
— Значит, мы ничем не ответим на выпад Линдона? — спросил Бобби.
Джек задумался.
— Какие есть предложения, Дэйвид?
— Распространите слух, что он еще не оправился от сердечного приступа, — предложил я. — Он будет взбешен, однако не такой уж это нечестный ход. А Линдон не дурак. Он сообразит, что это ему предупреждение, и поймет, что, если он не прекратит своих нападок, вы устроите ему серьезные неприятности. Вы должны показать, что у вас есть чем ответить. Джонсон задирист, но труслив. Он отступит.
— Неплохой совет, — согласился Джек. Я видел, что он почувствовал облегчение. Джек повернулся к Бобби. — Займись этим, — приказал он. — Но не сам. Нужно найти такого человека, чтобы никто не заподозрил, что он действует по нашей просьбе.
“Быстро соображает, — отметил я про себя. — Да и Бобби тоже”. Бобби кивнул и вышел из комнаты, не высказав никаких возражений. К концу дня все в городе знали, что у Джонсона больное сердце. Вечером Джек даже позвонил Линдону, чтобы выразить ему свое сочувствие, сказав, что он был просто в шоке, когда услышал такую безответственную болтовню. Линдон, конечно, понял, в чем дело, и разговоры о тайных любовных связях и болезнях Джека прекратились.
И все же я не был спокоен, а когда на следующее утро в мою контору на бульваре Сансет позвонила Мэрилин, я занервничал еще больше. Как выяснилось, ей удалось уговорить режиссера отпустить ее со съемок. Она очень хотела присутствовать на съезде.
— Я так взволнована, — заявила Мэрилин. Я чувствовал, что она крайне возбуждена, почти в истерике. — Ты слышал, что у Линдона Джонсона был сердечный приступ?
— Да нет…
— Все только об этом и говорят. Так ему и надо! Безобразный верзила, коварный выходец из техасских нищих — вот он кто. Я ненавижу таких людей.
Конечно, Мэрилин была права, говоря так о Джонсоне. Среди политиков я не встречал более подлого человека, а я знал немало политических деятелей. Джека он ненавидел просто из зависти.
— Как продвигаются съемки “Неприкаянных”? — спросил я.
— Ужасно. Возможно, снимаясь в картине, я заодно и разведусь. — Она как-то неестественно рассмеялась. Рино — это город, где процедура развода максимально упрощена, и многие приезжали туда специально, чтобы оформить развод. По иронии судьбы, Рослин, героиня Мэрилин в фильме “Неприкаянные”, тоже приехала в Рино с этой целью.
— Что, все так плохо?
— Ох, милый. И не спрашивай.
— Джек здесь, — сказал я. — Он приехал вчера.
Она хихикнула.
— Я знаю. — Она заговорщицки понизила голос. — Слушай, милый, — начала она. — Я как раз и звоню тебе по этому поводу. Мы договорились, что я приду к нему сегодня утром. Он звонил мне вчера вечером, а я потеряла адрес.
— Он остановился в “Билтморе”. Номер 9333.
— Нет, не этот адрес, — раздраженно произнесла она. — Мы должны встретиться в другом месте.
— На Россмор-авеню? В доме Джека Хейли?
— Точно!
— Номер 522, — сказал я. — Это прямо над квартирой Вильяма Гаргэна…
— Это тот парень, что играет сыщика в телевизионном сериале? Премного благодарна, любимый ты мой, — воскликнула она. — Ну, я побежала.
Мы с Джеком договорились встретиться во второй половине дня. Я должен был сообщить ему о результатах моей встречи с Синатрой и Лофордом, которые занимались организацией выступления представителей комитета “Звезды голосуют за Кеннеди”. Знаменитые артисты должны были выступить на съезде и, если все сложится удачно, — в “Колизеуме”, где Джек, став к тому времени кандидатом в президенты от демократической партии, будет выступать с речью, в которой выразит свое согласие баллотироваться в президенты. На этой встрече мы с Лофордом и Синатрой также обсуждали вопрос о том, как не выпустить Мэрилин “из-под контроля”.
Джек сам открыл мне дверь в свое убежище на Россмор-авеню. Он был в халате и ухмылялся во весь рот, но это была язвительная ухмылка.
— Если меня выберут президентом, — сказал он, — я предложу твою кандидатуру на должность директора ЦРУ.
Я уставился на него: шутка мне была непонятна.
— Вообще-то я надеялся получить должность поприличнее.
— Ни за что. Парню, который умеет хранить секреты так хорошо, как ты, в ЦРУ самое место.
— Какие секреты? — спросил я. Я понял, что где-то сплоховал, но с облегчением отметил про себя, что Джек вообще-то не сердится, а просто желает подшутить надо мной.
— В спальне спит Мэрилин, хочешь верь, хочешь нет. Ты молодец, что дал ей этот адрес, особенно если вспомнить, как ты вчера советовал мне быть поосторожнее! Может, ты агент Линдона, а, Дэйвид?
Я смотрел на Джека, лицо мое пылало от стыда.
— Она сказала, что разговаривала с тобой.
— Конечно. И что потеряла адрес. Ты у нас такой мудрый, опытный, как же ты поверил?
Теперь, когда до меня дошло, что сотворила Мэрилин, я и сам не понимал, как мог поддаться на ее уловку. Она не раз в разговорах со мной грозилась составить Джеку компанию во время поездок по штатам, где он завоевывал голоса избирателей, но я, как правило, не воспринимал это всерьез. В том, что произошло теперь, была доля и моей вины. Я в очередной раз недооценил Мэрилин.
— Ну, в свое оправдание я могу только сказать, что она врала очень убедительно…
— Дэйвид, ты бы поверил Мэрилин, даже если бы она черное назвала белым.
Это действительно было так, и от этой мысли я почувствовал себя еще большим идиотом.
— Я ей голову оторву, — произнес я.
Джек засмеялся.
— Твое желание понятно, но вряд ли ты его осуществишь. Ты простишь ее. — Он налил в чашки кофе из серебряного термоса. Квартира, в которой мы сейчас находились, была красиво и уютно обставлена элегантной мебелью; прямо на полу лежали провода: сюда провели еще несколько телефонов, в том числе и “красный телефон”, который напрямую был связан со “штабом” Кеннеди в спорткомплексе.
— Я очень виноват, Джек, — вымолвил я.
— Ничего страшного. В принципе, теперь я чувствую себя спокойнее. Я все время размышлял над твоими словами… Думал, позвонить ей или, может, лучше не надо? И вдруг в одиннадцать утра звонок в дверь, и на пороге стоит Мэрилин с бутылкой шампанского в руке. Сейчас она спит праведным сном младенца.
— Везучий ты человек.
— Да, — спокойно согласился он.
Открылась дверь, и в комнату вошла Мэрилин, одетая только в одну из рубашек Джека.
— Я услышала какой-то шум? — заговорила она. — Не могла сообразить, где я. — Даже на расстоянии было заметно, что у нее совсем маленькие зрачки, буквально крошечные черные точечки — тревожный признак. Она замолчала, раздумывая, — замолчала довольно-таки надолго, — затем спросила тонким голоском: — Так где я?
В одной руке Мэрилин держала бокал с шампанским, в другой — капсулы в яркой оболочке. Она положила капсулы в рот, запила их шампанским и улыбнулась — как-то недоуменно, отметил я про себя.
— Привет, Дэйвид, — сказала Мэрилин. Она направилась ко мне через всю комнату, изо всех сил стараясь идти прямо, словно шла не по полу, а по канату, остановилась возле меня и поцеловала. Я ощутил душистый, свежий аромат ее кожи, как у ребенка, а тело у нее было горячее (ведь она только что проснулась), хотя во всех комнатах работали кондиционеры и в квартире было холодно. Она прислонилась ко мне; ее лицо находилось совсем рядом с моим. — Я так виновата перед тобой, — произнесла она. В глазах ее стояли слезы. — Нельзя так поступать с друзьями.
Конечно, Джек был прав. Я простил ее сразу же — я не мог сердиться, легче было бы пнуть ногой коккер-спаниеля.
— Ты мой самый лучший друг, Дэйвид. — Она обвила руками мою шею, непроизвольно обнажив передо мной свою грудь. — Честное слово.
— Я знаю. — “И это не так уж далеко от истины”, — с грустью подумал я.
— Я не хотела обманывать тебя, но ведь тогда ты, наверное, не дал бы мне адрес Джека.
— Скорее всего, нет.
— Вот видишь? Значит, я рассудила правильно! — сказала она, довольная логикой своих рассуждений. — Так я уснула или мне показалось?
— Уснула.
— О, милый, я уже давно так сладко не спала… Дорогой, я хочу еще немного шампанского.
Джек посмотрел на часы.
— Мне кажется, это не самая блестящая идея, — сказал он.
Мэрилин упрямо сжала губы, и ее подбородок сразу как бы стал тяжелым. Она уже не казалась нежной и беспомощной.
— А я говорю, хочу шампанского, черт возьми, — вспылила она.
Джек какое-то мгновение смотрел на нее; на лице выступили красные пятна. Затем он обратил все в шутку и, я считаю, поступил мудро.
— В тебе есть ирландская кровь, — произнес он и, взяв бокал, прошел в небольшую кухню и принес ей шампанского.
Мэрилин обняла Джека и приникла к его губам в долгом, страстном поцелуе.
— О, любимый мой, — застонала она. — Прости меня. Я всегда перед месячными становлюсь такой раздражительной и неуравновешенной. Уж на тебя-то я вовсе не хотела кричать. — Она подошла к дивану и, порывшись в своей сумочке, извлекла из нее еще одну капсулу. Затем положила ее в рот и запила шампанским.
— Ты уверена, что тебе это не повредит? — спросил я. — Принимаешь столько таблеток, да еще вместе со спиртным?
— О, Дэйвид, это же противоаллергические средства. И
витамины. И потом, разве шампанское — это спиртной напиток? Оно же вроде как вино?
Джек ухмылялся — его забавляла эта сцена. В такой обстановке он отдыхал от напряженных событий, которые происходили всего в десяти минутах ходьбы, в спорткомплексе, где в данный момент наконец-то осуществлялось его самое заветное желание — его и его отца.
Зазвонил телефон, следом за ним — еще один. Джек снял трубку с аппарата, который стоял к нему ближе, и сказал:
— Да, вздремнул немного. — Затем стал напряженно вслушиваться, лицо его помрачнело. — Передай этому гаду, что меня поддерживают все его делегаты, черт возьми. Во время выборов в Пенсильвании моей фамилии даже не было в списках для голосования, а за меня проголосовало больше народу, чем за любого другого кандидата, не включенного в бюллетень, за всю историю штата… Или лучше я сам ему это скажу! Я столько лет трудился как проклятый, чтобы стать кандидатом в президенты от демократической партии, и я не позволю этому идиоту губернатору Пенсильвании все испортить.
Он с грохотом швырнул трубку на рычаг и схватился за другой телефон, одновременно махнув нам рукой, чтобы мы уходили. Было очевидно, что у него больше нет времени для Мэрилин и что сейчас у него есть дела поважнее, чем организация выступления “Звезды голосуют за Кеннеди”.
Нужно отдать Мэрилин должное: когда того требовала необходимость, она умела моментально собраться и сосредоточиться. Это вполне объяснимо: в более юном возрасте ей нередко приходилось проводить время в чужих спальнях. Не знаю, какие таблетки она принимала, но они довольно быстро восстанавливали ее силы, вызывая, правда, значительные побочные эффекты. Она двигалась неровной походкой и, пока дошла до спальни, несколько раз умудрилась наткнуться на стулья в гостиной.
— До свидания, любимый, — сказала она, поцеловав Джека. У него на щеке осталось пятно от ее губной помады. Я надеялся, что Джек заметит и сотрет его, прежде чем отправится выяснять отношения с губернатором Пенсильвании Лоренсом.
— Ты на машине? — спросил он.
— Я приехала на своей машине, — сказала Мэрилин. Она порылась в сумочке, вытащила ключи, показала их нам и уронила на пол.
Мы с Джеком посмотрели друг на друга, думая об одном и том же: Мэрилин нельзя садиться за руль. Мне также пришло в голову, что ее машину без труда узнает любой журналист, который знаком с Голливудом и его обитателями. Она по-прежнему ездила в “кадиллаке” с откидывающимся верхом, который ей подарили еще до того, как она вышла замуж за ди Маджо. Немало людей знали машину Мэрилин, и поставить ее у дома № 522 на Россмор-авеню — все равно что вывесить табличку: “В этом доме гостит Мэрилин Монро”.
— Я отвезу тебя домой, — предложил я.
Джек кивнул.
— Хорошая мысль!
Мэрилин не возражала. Похоже, она была даже не в состоянии поднять с пола ключи от своей машины, поэтому это сделал я. Я подхватил ее под руку и повел к двери, оставляя Джека улаживать свои дела.
Машина Мэрилин стояла у пожарного гидранта под углом к тротуару. На ветровом стекле был прикреплен талон на штраф за нарушение правил стоянки. Я помог Мэрилин сесть на переднее сиденье, а сам направился к своей машине и сказал водителю, чтобы он ждал меня у гостиницы “Беверли-Хиллз”.
Потом вернулся, сел за руль и посмотрел на Мэрилин. Она сидела, грациозно откинувшись на спинку сиденья. Одна ее рука покоилась на дверце машины, другая — лежала на спинке белого кожаного сиденья, так что ее пальцы чуть касались моей шеи. Юбка на ней задралась, оголив верхнюю часть ноги с кружевной белой подвязкой. Я подумал про себя, что это и есть самая сокровенная мечта, о которой только может грезить любой мужчина Америки: солнечным днем в автомобиле с откинутым верхом я еду по Южной Калифорнии с самой прекрасной блондинкой в мире; она сидит рядом со мной, откинувшись на спинку сиденья, глаза полузакрыты, губы чуть приоткрыты, словно ждут, чтобы их поцеловали.
Мэрилин поглаживала мою шею, а другой рукой включила радио. Передавали песню “Наша любовь будет вечной” в исполнении Синатры. Мэрилин стала тихо подпевать, словно они с Синатрой исполняли дуэт. У нее был хороший голос, чувственный, с придыханием, при звуке которого мужчины, и я в том числе, начинают грезить.
— О Господи, я обожаю Фрэнка! — простонала она. — Он такой сексуальный.
— Гм…
— Не надо ревновать, любимый.
Я вздохнул.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93