– Все что угодно, только не катастрофическое, господин премьер-министр. Поскольку оно никогда не выйдет наружу.
– Вы хотите сказать, что некоторые вещи становятся катастрофическими, только если о них становится известно? – поинтересовался я.
– Естественно.
Возможно, он и прав. Когда дело не становится известным, оно считается просто затруднительным, а не катастрофическим. (Если бы секретарь Кабинета оказался шпионом, это считалось бы весьма затруднительным политическим делом. – Ред.)
К счастью, оно на самом деле оказалось не катастрофическим, так как появились новые убедительные свидетельства. Совершенно кстати сэр Арнольд захватил с собой одно из конкретных доказательств того, что сэр Хамфри не был шпионом.
– В «МИ-5» буквально только что обнаружили вот этот документ. Среди личных бумаг Хальстеда.
Он протянул мне листок. Я прочитал его со смешанными чувствами, которые трудно вот так сразу объяснить: облегчение, радость и, может быть даже, веселье.

«28 октября
Очередная встреча с этим самодовольным тупицей Эплби. Снова обвел его вокруг пальца. Он даже не догадался. И не задавал по-настоящему серьезных вопросов. Судя по всему, не удосужился даже прочитать отчет „МИ-5“. У него в голове столько опилок, что пустить ему пыль в глаза – просто детская игра».


Большего удовольствия мне пока еще не доставляло чтение никакого иного документа.
Логично предполагая, что мое искреннее удовольствие было вызвано самим фактом оправдания секретаря Кабинета, Арнольд хотел забрать у меня свой листок, но я настоятельно попросил его подождать. Тогда Арнольд, пожав плечами, предложил считать дело закрытым, поскольку, по его мнению, расследовать, собственно, больше было нечего. Хотя, по моему мнению, вопрос о некомпетентности все еще оставался.
– Господин премьер-министр, мы все совершаем ошибки, – не совсем уверенно пробормотал он.
– Да, но не такого масштаба! – решительно возразил я. – Вам не кажется, что мне стоит его уволить?
Такую возможность Арнольд не счел нужным даже обсуждать.
– Вряд ли, господин премьер-министр, – коротко заметил он.
– Почему вряд ли? – поинтересовался я. – Хотите сказать, что госслужащих нельзя увольнять? Никогда и ни при каких обстоятельствах?
Бывший секретарь Кабинета ненадолго задумался. Затем осторожно ответил:
– Если они заслуживают этого, то да, безусловно можно. Иногда даже нужно! В принципе. Но… не на практике.
А почему это, интересно, в принципе можно и даже нужно, а на практике нельзя? Он охотно объяснил, что прежде чем Хамфри уволить, необходимо провести внутреннее расследование. А все расследования о некомпетентности государственных служащих неизбежно возвращают нас к ошибкам, совершенным в прошлом самими министрами. Впрочем, если мне так этого хочется, он готов лично возглавить соответствующую беспристрастную комиссию.
Что ж, это меняет дело. Поскольку руководителем Хамфри в течение нескольких последних лет был не кто-либо, а именно я, то, вовремя вспомнив известную мудрость, что благоразумие есть высшая доблесть мужества, искренне поблагодарил сэра Арнольда за его «вклад в дело справедливости», распрощался с ним и попросил пригласить ко мне Хамфри.
Как только он вошел, я первым делом облегчил ему душу, сообщив, что с него сняты все подозрения в шпионаже. Хамфри, само собой разумеется, был очень рад и попросил объяснить, чему он этим обязан.
– Некоей записи сэра Джона Хальстеда.
– С его стороны это очень любезно, – произнес Хамфри.
Мне все это начинало доставлять явное удовольствие.
– На самом деле? – не скрывая иронии, спросил я. – Мне почему-то сразу показалось, что вам это понравится.
– Господин премьер-министр, а можно на этот документ посмотреть?
– Конечно же можно. Хотя лучше всего его послушать. – И я начал медленно, с выражением его зачитывать.

«28 октября. Очередная встреча с этим самодовольным тупицей Эплби. Снова обвел его вокруг пальца…».

Хамфри заметно покраснел.
– Так, ясно. Благодарю вас, господин премьер-министр, – и он протянул руку к документу.
– Нет-нет, подождите, Хамфри, это еще не все. Дальше приводятся еще более сильные доводы в вашу пользу. Например:

«Он даже не догадался. И не задавал по-настоящему серьезных вопросов. Судя по всему, не удосужился даже прочитать отчет „МИ-5“… У него в голове столько опилок, что пустить ему пыль в глаза – просто детская игра».

Я поднял глаза на Хамфри и улыбнулся.
– Ну разве это не прекрасно? Полагаю, теперь у вас есть все основания быть на седьмом небе от счастья.
Он нервно прищурил глаза. От возмущения у него даже чуть заметно затряслись губы.
– Я всегда говорил, что Джон Хальстед никогда не умел разбираться в людях, – прорычал он.
Я изобразил на лице явную обеспокоенность.
– Вы хотите сказать… этим словам не следует верить? Неужели он лжет?!
Поняв, что сам себя загоняет в угол, Хамфри был просто вынужден признать неизбежное. То есть что в словах Хальстеда нет ни капли лжи. Хотя продолжал настаивать, что у него просто не хватило ума, чтобы понять тонкую технику допроса, которую применял к нему Хамфри. Так называемый бесконфликтный подход…
Я понимающе кивнул.
– Значит, вы просто убаюкивали его бдительность?
– И да и нет, – осторожно согласился Хамфри, видимо, усмотрев в моих словах скрытый подвох. И поспешно добавил: – Впрочем, как я понимаю, теперь все это позади, так ведь?
– Вы имеете в виду обвинение в сговоре? Да, само собой разумеется, – сказал я и, хотя Хамфри облегченно вздохнул, продолжил: – Правда, остается еще вопрос о некомпетентности…
Он нервно облизал свои губы.
– Господин премьер-министр, ради всего святого…
– Хамфри, – отеческим тоном произнес я. – Скажите, вот вы, лично вы потерпели бы подобную некомпетентность от того, кто с вами и на вас работает?
– Но ведь это было так давно! – взмолился он. – Мы все тогда работали в обстановке огромного стресса. Кроме того, мне одновременно приходилось выполнять немало других, не менее обременительных обязанностей…
– По-моему, у вас немало других, не менее обременительных обязанностей и сейчас, – с угрозой напомнил я ему.
Очевидно, осознав значение моих слов, Хамфри тут же попытался исправить положение. Кстати, когда его припирают к стенке, он становится на редкость покладистым и нередко весьма полезным человеком.
– Господин премьер-министр, – уже совершенно другим тоном обратился он ко мне. – В последнее время я много думал о том, как можно повысить ваш рейтинг популярности…
Его неожиданное предложение меня, конечно же, сразу заинтересовало, и я с нетерпением стал ждать продолжения.
– Сильному правительству всегда требуется популярный премьер-министр!
Безусловно! И что дальше?
– Мне кажется, вам следует срочно сделать что-нибудь по-настоящему популярное.
Его прописные истины начали меня несколько утомлять.
– Конечно же, следует. Но что именно?
Впрочем, то, что он предложил, оказалось совсем не тем, чего я ожидал.
– Мне кажется, господин премьер-министр, вам следует лично инициировать и возглавить операцию по спасению той бедной собачки, которая заблудилась на артиллерийском полигоне в Солсбери. Более популярного хода сейчас, полагаю, не придумать.
Сначала все это мне показалось, мягко говоря, несерьезным.
– Популярный-то популярный, но ведь, наверное, жутко дорогой?
– А может, и нет, – уклончиво ответил Хамфри и уже заметно более настойчиво продолжил, что время не ждет. – Решение необходимо принять незамедлительно, сегодня же утром, до того, как бедняжка Бенджи успеет подохнуть с голода. – Заметив мои колебания, он воззвал к моей эмоциональной струне: – Бывают случаи, когда надо больше прислушиваться к своему сердцу. Даже премьер-министру…
Он, черт побери, прав! Я отбросил в сторону все колебания и дал ему «добро». Он, не теряя времени, тут же попросил связать его по телефону с сэром Норманом и сказал мне, что на свой страх и риск уже отдал распоряжение армии быть в состоянии трехчасовой готовности, и теперь военные ждут только моего подтверждения.
Прекрасно. Вот это оперативность! Оставалось уточнить еще одну незначительную проблему.
– Хамфри, надеюсь, речь не идет о покупке дешевой популярности?
– Ни в коем случае, господин премьер-министр, – с подчеркнутой уверенностью начал заверять меня Хамфри, но тут его соединили с МО. – Норман? – спросил он в трубку и, видимо, получив утвердительный ответ, отрывисто приказал: – Лэсси!
Судя по всему, это было кодовое слово для начала операции «Лэсси, вернись домой».

28 июня

Сегодня Бенджи все-таки спасли, и, значит, завтра рейтинг моей популярности должен резко подскочить вверх!
Я наблюдал все это в шестичасовых новостях. Должен признаться, на редкость увлекательное зрелище. Особенно когда ощущаешь себя чем-то вроде главнокомандующего серьезной боевой операцией или даже Маргарет Тэтчер во время короткой, но победоносной войны на Фольклендах… Да, стране, безусловно, нужны сильные, решительные и волевые лидеры типа меня!
Операция началась на полигоне в Солсбери рано утром. Четыре отделения саперов с миноискателями отправились с разных сторон по направлению к месту, где пропавшую собаку видели в последний раз. Когда ее обнаружили, военный ветеринар выстрелил в нее дротиками со снотворным. Мы все видели, как Бенджи сначала как бы споткнулась на ровном месте, а потом, потеряв сознание, рухнула на землю.
Затем туда подлетел вертолет ВВС, спасатели опустили люльку, не наступая на опасную землю, подобрали спящую Бенджи и доставили ее прямо к воротам, где она наконец-то воссоединилась с рыдавшей от радости сиротой Линдой, которая уже и не надеялась снова увидеть собаку живой и невредимой. Реальные плоды моей мудрости и человеческой доброты настолько меня тронули, что я чуть ли не прослезился. В чем совершенно не стыжусь признаться.
Энни была просто в восторге – она ведь еще не знала, что спасением собаки Британия была обязана мне и только мне одному. Когда мы в последний раз с ней говорили об этом, я пренебрежительно заметил, что это было бы пустой тратой государственных средств и денег.
Ее милое личико буквально светилось от радости за ту бедную девочку-сироту. Я сказал ей, что серьезно подумал над ее словами и пришел к выводу: «Забота – это прямой долг правительства».
– Забота о голосах? – невинно переспросила она.
Ее ироническое замечание меня, признаться, несколько расстроило.
– Это несправедливо, Энни. Я думал о той маленькой девочке и о том, как много Бенджи для нее значит. В конечном итоге, люди… то есть каждый отдельный человек имеет значение… даже для статей балансового отчета. Конечно, за подобное использование армии и ВВС кое-кто будет меня критиковать, но мне это все равно. Для благого дела иногда нужно иметь решимость поставить на карту даже собственную популярность!
Мои слова настолько понравились мне самому, что я решил запомнить их, чтобы использовать при ответах на вопросы в палате общин. Завтра в шестнадцать ноль-ноль.
Они также чуть ли не до слез растрогали Энни. Она меня вполне искренне поцеловала и сказала, что кто-кто, а она меня за это критиковать и не подумает.
– Теперь я, кажется, начинаю понимать, что иногда быть премьер-министром совсем неплохо. Впервые с тех пор, как мы переехали на Даунинг-10…

29 июня

С самого утра великолепная пресса! Даже лучше, чем можно было ожидать.

Я показал заголовки газет Хамфри. Ему они тоже очень понравились. Даже передовицы были доброжелательными:

«Сегодня Британия с удивлением и радостью обнаружила, что на Даунинг-10 бьется настоящее человеческое сердце!»

А вот реакция Бернарда, как и следовало ожидать, оказалась весьма уклончивой.
– Вообще-то, внутри Номера 10 бьется семьдесят четыре настоящих человеческих сердца, – пожав плечами, произнес он. Но при этом широко улыбался.
Произошла незначительная тактическая накладочка. Я сказал Хамфри, что был полностью прав, говоря о своем врожденном инстинкте практически безошибочно чувствовать, чего хотят люди. Это, безусловно, совершенно верно, хотя в данном случае именно он предложил провести операцию по спасению собаки, поэтому, когда он деликатно напомнил мне об этом, я, само собой разумеется, отдал ему должное.
Поскольку секретарь Кабинета сыграл в повышении моего личного рейтинга не последнюю роль, я охотно оказал ему небольшую любезность, о которой он меня попросил – закрыть вопрос о его некомпетентности в деле о Хальстеде. А почему бы и нет? Реального вреда ведь нанесено не было…
Затем мы перешли к повестке заседания Кабинета. Естественно, после того, как посмаковали еще несколько наиболее ярких газетных статей. Некоторые цитаты из них просто великолепны! Например, та девочка-сирота Линда сказала: «Теперь мой голос принадлежит только мистеру Хэкеру». А каналы «Би-би-си» и «Ай-ти-ви» сообщили о целом потоке телефонных звонков, одобряющих мое решение спасти Бенджи. А вот взять интервью у лидера оппозиции газете «Таймс» не удалось по причине его недоступности. Естественно! Иного не следовало и ожидать. Ему ведь пришлось бы публично выбирать: поддержать меня или выступить против, то есть фактически высказать сожаление о состоявшемся спасении бедной собаки. Да, тут я, похоже, переиграл его вчистую!
Когда мы, наконец, приступили к самой повестке, Хамфри совершенно неожиданно предложил отложить рассмотрение третьего вопроса повестки – сокращение оборонных расходов. Передать его на рассмотрение специального комитета Кабинета по внешней политике и обороне. Зачем? Какой смысл? Мне нужно решение Кабинета, а не расплывчатый отчет на шестидесяти страницах, который поступит не сейчас, а не раньше, чем через девять месяцев!
Но тут секретарь Кабинета преподнес мне сюрприз, да еще какой. Как будто у меня перед лицом взорвалась бомба! Оказывается, спасение Бенджи обошлось нам ни много ни мало, а в целых 310 тысяч фунтов!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95