– А почему мы не можем сделать это сегодня? – спросил я.
– Потому что мы еще не получили их согласия, – объяснил он. – Как раз сейчас ведутся приватные переговоры с их послом. Как только они одобрят наши формулировки, мы немедленно вручим им наш протест. И тогда, – Хамфри самодовольно ухмыльнулся, – тогда можно смело считать, что мы сделали все возможное.
Интересный подход к выражению протеста, ничего не скажешь. Чисто дипломатический и только для «внутреннего потребления». Его не назовешь даже беззубым. И Хамфри считает это вполне достаточной акцией в защиту той бедной девушки?
– Если следовать логике нашего МИДа, то Понтий Пилат тоже сделал все возможное!
К моему искреннему удивлению, секретарь Кабинета целиком и полностью со мной согласился.
– Да, из Понтия Пилата, безусловно, вышел бы превосходный министр иностранных дел. Недопустимо рисковать интересами нации из-за наивной сентиментальности в отношении справедливости. Это глупо и непродуктивно. Если бы мы исходили из моральных принципов в каждом конкретном случае несправедливости или допущенных жестокостей, то никогда бы не смогли передать Гонконг китайцам или привести Мугабе к власти в Зимбабве. Именно слепое следование требованиям морали и расстроило планы британского МИДа тихо и без лишнего шума передать Фолькленды Аргентине – с тех пор они больше не хотят даже слышать о так называемом «подходе с моральных позиций».
Я тяжело вздохнул. Возможно, он и прав. Во всяком случае, с чисто практической точки зрения. Похоже, мы действительно не в состоянии что-либо сделать.
– И все-таки, это бездушно, очень бездушно, – мрачно заметил я.
Хамфри наклонился ко мне и ободряющим тоном сказал:
– Лучше быть бездушным, чем бездумным, господин премьер-министр. Вся история человечества являет собой блестящий пример триумфа бездушия над бездумием.
Он выиграл и знал об этом. Мы все немного помолчали, затем секретарь Кабинета встал и попросил разрешения покинуть нас, поскольку у него важная деловая встреча. Когда он был уже у дверей, я заметил ему вслед, что МИДу никогда не удастся заставить Кабинет согласиться с этой политикой.
Он резко повернулся.
– Британский МИД никогда и не ожидает, чтобы Кабинет соглашался с каким-либо из его политических решений. Именно поэтому он никогда полностью их не разъясняет. Все, что ему надо, – это чтобы Кабинет должным образом следовал решениям после того, как они были приняты.
И, молча поклонившись, вышел.
Я угрюмо посмотрел на своего главного личного секретаря.
– Бернард, скажите, в нашей общественной жизни имеются ли такие люди, которых можно было бы считать таким же бесхребетными, как функционеры британского МИДа?
Бернард искренне удивился.
– Но их никак нельзя считать бесхребетными, господин премьер-министр! Наоборот, ничегонеделание всегда требует немалой силы воли, а иногда даже мужества.
Надо же, такого мне еще никогда не доводилось слышать.
– На самом деле? – спросил я.
– Да, господин премьер-министр. Именно поэтому многие считают вас по-настоящему сильным лидером.
Интересно, это комплимент или оскорбление? Судя по всему, Бернард был сам не очень уверен, потому что торопливо добавил:
– То есть, они имеют в виду вашу способность противостоять давлению. – После чего уже более спокойным тоном напомнил, что мне пора начать готовиться к предстоящему вечернему приему.
Я попросил его кратко перечислить наиболее важных гостей. Таковыми оказались представители синода Англиканской церкви. В приходе Бери Сент-Эдмундс образовалась вакансия, и мне предстоит сделать выбор между двумя кандидатами, которых они собираются представить на утверждение. И хотя, по существующей традиции, на выбор должны представляться два имени, они, само собой разумеется, постараются сделать все возможное, чтобы мой выбор, упаси господь, не выпал не на того кандидата. Пришлось спросить у Бернарда, как мне узнать, кого выбирать.
– По аналогии с тем, как выбирают в государственном аппарате, господин премьер-министр. Как в известном карточном фокусе: «Выберите любую карту», предлагают тебе, и ты всегда выбираешь именно ту, которую фокусник заставляет тебя взять.
Смело! Услышать такое от госслужащего? Очень смело! Поэтому я задал ему еще один вопрос.
– А что если я ее не возьму?
Он снисходительно улыбнулся.
– Возьмете.
Еще посмотрим, подумал я про себя.
– И кто же эти «церковные карты», которые они собираются мне предложить, Бернард?
– Когда имеешь дело с церковью, господин премьер-министр, – усмехнулся он, – то вам обычно предлагают сделать выбор между валетом и королевой.
(В тот вечер сэр Хамфри имел важную деловую встречу, которая проходила за «высоким столом» Стол на небольшом возвышении в столовой колледжа или университета для профессоров и членов Совета – (прим. пер.)

в столовой его оксфордской альма-матер Бейли-колледж. Там, во время поистине королевского обеда, разговор о предстоящем уходе сэра Хамфри на заслуженную пенсию неожиданно пересекся с вопросом о предстоящем выборе премьер-министром приемлемой кандидатуры на освободившуюся вакансию епископа. Содержание последовавшей за этим беседы, которую сэр Хамфри должным образом отразил в своих личных записях, само собой разумеется, осталось неизвестным для Хэкера. – Ред.)

«Обед был, как всегда, выше всяких похвал: кларет был лучше еды, портвейн лучше кларета, а беседа лучше портвейна.
Серьезный, обстоятельный разговор, как всегда, начался, когда мы дошли до портвейна и грецких орехов. После традиционного обмена любезностями, когда Мастер Титул главы некоторых колледжей в Оксфордском и Кембриджском университетах – (прим. пер.)

поблагодарил меня за то, что я не поленился прийти отобедать с ними, а я в ответ сказал, что мне всегда доставляет истинное удовольствие отобедать со старыми друзьями, Мастер перешел к главному. Сообщил мне, что в недалеком будущем собирается оставить свой пост, лет эдак через пять-шесть, то есть приблизительно в то же время, когда и мне будет пора уходить с государственной службы. Поскольку такие совпадения редко бывают случайными, я обратил особое внимание на его следующую ремарку:
– Мы с казначеем считаем, что именно вы могли бы быть тем, кто сменит меня в качестве Мастера Бейли-колледж. – Что ж, прекрасные слова, лучше не скажешь…
Впрочем, скоро стало ясно, что без препятствия здесь не обойтись. Камнем преткновения был декан. Не совсем охотно, но и не увиливая, Мастер довел до моего сведения, что декан меня недолюбливает.
Меня это удивило – с чего бы ему меня недолюбливать, если я никогда не делал ничего, за что он должен быть мне благодарным?
Впрочем, факт есть факт, и от него никуда не денешься. По мнению казначея, декан считает меня слишком умным. Вообще-то, более логичным было бы предположить, что в Оксфорде определение „умный“ следует принимать как комплимент.
К тому же, декан считает меня слишком самоуверенным. Это я тоже узнал от казначея, которому наша беседа почему-то доставляла искреннее удовольствие.
Видимо, казначей догадался, что мне не очень-то нравится его, так сказать, прямота, так как он тут же поспешил добавить, что, по его мнению, это не имеет особого значения. Мне показалось, он имеет в виду, что не имеет значения то, что считает декан, но оказалось, не имеет значения то, что я слишком самоуверен.
А он продолжал и продолжал. В том смысле, что для подобной самоуверенности у меня есть все основания. Например, если бы у него было 75 000 фунтов в год, рыцарство, индексированная пенсия и куча бездарных политиков, на которых можно валить все свои ошибки, он тоже не отказался бы побыть слишком самоуверенным.
Весьма поучительное наблюдение. Значит, в корне личной неприязни декана ко мне и уверенности казначея в моей самоуверенности лежит не более чем самая вульгарная зависть. Другого объяснения этому нет. Еще один крест, но я постараюсь нести его уверенно и с достоинством.
К словам казначея Мастер добавил, что декан ненавидит интриги и недолюбливает политиков. На какую-то страшную секунду мне даже показалось, что он причисляет к политикам и меня! Поэтому, решив, что мы и без того уделили слишком много времени обсуждению их искаженного представления о моей персоне, я попросил поподробнее рассказать мне о декане.
Казначей, не ожидая повторного предложения, торопливо поведал, что декана мучают чуть ли не параноидальные страхи, будто они с Мастером плетут интриги за его спиной. Именно поэтому они решили обсудить этот вопрос со мной, пока он отсутствует. Основных причин две: во-первых, они никогда не занимались и не собираются заниматься интригами и, во-вторых, меня можно сделать Мастером Бейли-колледж, только если им удастся свалить декана!
Да, это проблема. Декану очень нравится его работа. Все, что ему приходится делать на своей пожизненной должности, это присутствовать на факультете четыре часа в неделю, давать одну лекцию и пару консультаций. Его единственными увлечениями, говорят, были крикет и паровые машины. Ему никогда не надо было читать новые монографии или обдумывать новые идеи, поэтому считаться профессором Оксфорда было для него все, о чем он мог только мечтать. Так с чего бы это ему хотеть расстаться с такой должностью?!
В заключение Мастер и казначей сказали, что поскольку убрать его из Бейли может только епархия, они подумали о приходе Бери Сент-Эдмундс. Там как раз открылась вакансия на должность епископа.
Приход Бери Сент-Эдмундс? Что ж, заманчивое местечко. Одно из старейших, с представительством в палате лордов. Декану, не сомневаюсь, оно понравится. К тому же, насколько мне известно, вращаться в аристократических кругах – его самая большая слабость.
К сожалению, я совсем не уверен, что смогу хоть чем-нибудь ему с этим помочь. Боюсь, уже поздно. Кроме того, как мне говорили, Церковь ищет такого кандидата, который смог бы поддерживать стабильный баланс между теми, кто верит в Бога, и теми, кто не верит.
Для многих людей, включая Мастера и казначея, стало настоящим сюрпризом узнать, что таких неверующих немало и в самой Церкви. И даже среди большинства епископов.
К тому же Церковь уже сделала свой выбор – каноник Майк Стэнфорд! Теоретически предлагать кандидата должен премьер-министр, то есть Хэкер, однако на практике Церковь всегда выдвигает двух кандидатов: одного своего и одного абсолютно непроходного, чтобы у ПМ фактически не было выбора.



Впрочем, все это не менее серьезно и лично для меня. Особенно для моего будущего, поскольку других вакантных приходов в ближайшее время, похоже, не предвидится. Ведь епископы не выходят на заслуженный отдых так часто, как следовало бы. У них нет обязательной отставки в шестьдесят, а живут они, как правило, до глубокой старости – Господь явно не желает, чтобы они поскорее присоединялись к Нему… «Те, кого любит Бог, умирают молодыми» – высказывание Менандра, древнегреческого драматурга.


И тогда мне пришла в голову одна идея, которая вселяла определенную надежду: найти для декана способ ярко и достаточно масштабно послужить обществу. Он ведь специалист по восточным учениям и, как известно, обожает арабов. В таком случае, почему бы Мастеру не предложить ему такой путь в епископство: отправиться в Кумран со специальной миссией по оказанию помощи и поддержки Фионе Мак-Грегор, той самой несчастной медсестре?
Если его миссия провалится, он все равно возвысится, поскольку сделал все возможное; если же преуспеет, то вернется настоящим героем! А если не вернется вообще, то вряд ли кто-нибудь по нему будет особенно скучать…
Думаю, идея всем очень понравилась, потому что такая ситуация выглядит беспроигрышной.
Хотя лично я туда бы ни за что не поехал. Ужасная страна. Они отрубают людям руки за воровство, забрасывают камнями женщин, когда они совершают прелюбодеяние. В отличие от Британии, где женщины совершают прелюбодеяние, когда их забрасывают мужья.
Когда он вернется, у него, возможно, даже будет недоставать обеих рук…».


(Продолжение дневника Хэкера. – Ред.)
6 июня

Встречался также с Питером Хардингом, секретарем по назначениям. Ему около шестидесяти – основательный, уверенный в себе… Похоже, вполне надежный.
Лично я немного волновался, так как мне пока еще никогда не приходилось назначать епископов. (То есть рекомендовать монарху кандидата на назначение. – Ред.)
Кандидатур было две. Первая из них – каноник Майк Стэнфорд. Скорее всего, Майкл, хотя все почему-то называют его просто Майк. Странно, но когда я был маленьким, никому и в голову не пришло бы называть епископов «Майк». Может, это потому, что он часто выступает по радио?
По словам Питера, Майк – убежденный модернист. Для меня это что-то новое.
– Это специальный теологический термин, господин премьер-министр, – объяснил мне Питер. – Они считают, что некоторые из описываемых в Библии событий в буквальном смысле слова не соответствуют действительности и являют собой не более чем метафоры, легенды или мифы. Их, скорее, интересуют стоящие за всем этим духовные и философские истины.
Я попытался пересказать это своими словами, чтобы убедиться в том, что правильно понял смысл.
– Вы хотите сказать, он не считает, что Бог сотворил мир за семь дней, что Ева была сделана из ребра Адама, ну и тому подобное?
Мои слова привели Питера в полный восторг.
– Именно так, – с готовностью согласился он. По его мнению, мне также следовало бы знать, что Майк Стэнфорд учился в университете Винчестера, Нью-колледже и Оксфорде, и что в списке кандидатов он стоит первым. – И к тому же, – многозначительно подняв вверх указательный палец, добавил Питер, – у него в высшей степени удобная жена.
– Удобная в том смысле, что предана и обладает массой добродетелей? – уточнил я.
Питер искренне удивился.
– Нет-нет, господин премьер-министр. Удобная в том смысле, что она дочь графа Дорчестерского!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95