На этом выпуск новостей закончился. Невероятно! Ни слова обо мне или моем сегодняшнем триумфе в палате общин. Ничего вообще! Я спросил Энни, не могла ли она пропустить это.
– Я смотрела все от начала и до конца, – ответила она, выходя на кухню, чтобы приготовить ужин. – Но ведь сам знаешь: когда смотришь новости, то невольно пропускаешь самые занудные куски.
– И на том спасибо, – обиженно произнес я и налил себе виски. На целых три пальца…
Видимо, заметив мое состояние, Энни извиняющимся тоном поспешила добавить:
– Нет-нет, к тебе это не относится, дорогой. Для меня ты совсем не зануда… Даже если все остальные считают иначе. – Конечно же, она имеет в виду не меня лично, а, скорее, политиков вообще.
Все равно, это несправедливо: вместо того, чтобы как можно подробнее показать британским избирателям по-настоящему значительное событие, только что произошедшее в палате общин, они кормят их сопливой историей о какой-то никому не известной маленькой девочке и ее заблудившейся собаке!
(Хэкер рассматривал политические дебаты в палате общин, как по-настоящему значительное событие, а вот Четвертый канал, похоже, считал их не более чем очередным рекламным шоу с участием заштатных парламентских горлопанов. – Ред.)
– Лично мне передача об осиротевшей девочке и ее собаке показалась очень интересной, – заметила Энни, нарезая помидоры для салата.
– Возможно, но в любом случае она совершенно пустая и не имеет особого значения, – заметил я, выковыривая из ванночки кусочки льда для своего виски.
– Джим, а с чего ты взял, что ответы на вопросы в палате общин имеют большее значение? – неожиданно поинтересовалась она.
– С того, что вся передача была посвящена именно мне, – со свойственной мне скромностью ответил я. – Как-никак, а я все-таки премьер-министр великой державы. Неужели, по-твоему, это не должно впечатлять наши СМИ?
– Хватит и того, что это впечатляет тебя одного! – почему-то скептически ухмыльнувшись, сказала моя жена.
Не понимаю, откуда у моей жены такое пренебрежительное отношение к действительно важному событию. Я попытался объяснить ей, что все это совсем не пустяки.
– Послушай, Энни, на самый представительный форум страны выносится судьбоносный вопрос о будущем обороноспособности Британии, и что же телевизионщики предлагают зрителям? Сладенький сиропчик типа «Лэсси, вернись домой!».
– Ну и что же вам удалось решить на этом самом представительном форуме страны?
Иногда моя жена задает на редкость нелепые вопросы. Что значит, удалось решить? Мы ничего и не пытались решить. Кто же доверит решение столь важных вопросов депутатам парламента?! Вся важность этих дебатов в том, что победителем из них вышел я! И думаю, наши СМИ просто обязаны адекватно освещать такого рода события. Мои избиратели должны знать своих героев. (После пяти месяцев пребывания в Номере 10 у Хэкера, похоже, начал развиваться явный комплекс библейского пророка Моисея. – Ред.) Я несколько раздраженно объяснил Энни, что журналисты живут в своем собственном, далеком от реальности мире, и предложил закончить разговор на эту тему.
Но Энни почему-то очень хотелось его продолжить.
– А вот мне кажется, что девочка, потерявшая свою любимую собаку, куда более реальна, чем толпа взрослых-переростков, с детским восторгом обменивающихся взаимными оскорблениями, – заявила она. – По-моему, армия просто обязана сделать все возможное, чтобы спасти эту собаку!
Глупее не придумаешь! Тратить тысячи и тысячи фунтов на спецоперацию по спасению какой-то престарелой собаки, когда точно такую же можно совершенно бесплатно взять в Лондонском приюте для бездомных животных? Детвора теряет своих собак и кошек чуть ли не каждый день. И что, армия должна их всех спасать? Все это не более, чем самая банальная сентиментальная дребедень.
Энни возразила, что я просто не понимаю естественных чувств простых людей.
– Вообще-то я и сам тот самый простой человек, – с чувством превосходства заметил я.
– Интересно, с чего бы это?
На мне же лежит ответственность за контроль над расходованием государственных средств, неужели это так трудно понять?
– Энни, пойми, я не могу тратить деньги налогоплательщиков только для того, чтобы купить себе немного дешевой популярности!
– Но если популярность купить так легко, – язвительно спросила она, нанося удар ниже пояса, – то чем же тогда объяснить твой низкий рейтинг в общественных опросах?
По ее мнению, спасение собаки будет стоить каждому налогоплательщику всего какую-то жалкую долю пенса, не говоря уж о том, что ради такого благородного дела они с удовольствием пойдут на это.
– В цивилизованном обществе надо уметь быть способным совершать поступки, которые не определяются только экономическими соображениями, – с неожиданным для нее пафосом добавила она.
Я предложил ей написать об этом докладную записку и направить ее в казначейство. Правда, там не очень-то любят шутки подобного рода.

23 июня

За свою долгую жизнь в большой политике мне приходилось видеть немало взлетов, падений и весьма неожиданных сюрпризов, но сегодня… с таким сюрпризом, как сегодня, боюсь, мне встречаться еще никогда не приходилось.
Ко мне пришел сэр Джефри Гастингс, директор «МИ-5». Секретная служба армейской контрразведки – (прим. пер.)

Высокий человек с внешностью сенбернара, шаркающей походкой, печальными, вечно усталыми карими глазами и массивной, слегка отвисшей челюстью.
Бернард ввел его в кабинет, и я, поздоровавшись, пригласил сэра Джефри присесть. Он бросил выразительный взгляд на Бернарда. Я объяснил, что мой главный личный секретарь всегда присутствует на всех моих встречах.
– Только не в этот раз, господин премьер-министр, – мягко, но твердо заявил он.
Чуть подумав, я вдруг вспомнил, что на самом деле Бернард не всегда присутствует на моих встречах, и кивком головы попросил его оставить нас одних. Когда он вышел, я обратил внимание, что мне не дали никаких материалов, касающихся этой встречи. Заметив мое недоумение, Гастингс сказал, что это было сделано по его личному распоряжению. Поскольку наш разговор, судя по всему, носил настолько секретный характер, что предназначался только для нас одних. Иными словами, никаких записей делать нельзя. Невероятно! Это в Уайтхолле, где все протоколируется? Все без исключения!
Теперь я уже буквально сгорал от нетерпения. Которое, должен признаться, через несколько минут было с лихвой вознаграждено.
– Мы только что получили некую информацию, – тихим журчащим голосом начал он.
Честно говоря, такое начало меня несколько озадачило.
– А разве это не то, для чего вы, собственно, существуете?
Он утвердительно кивнул головой.
– Вы знаете сэра Джона Хальстеда? – Я тоже кивнул. Хотя мы с ним лично никогда не были знакомы, в Британии все знают, что в шестидесятых именно он возглавлял «МИ-5». – Так вот, в прошлом месяце сэр Хальстед умер, оставив нам в наследство свой личный архив. Мы начали его изучать и знаете что обнаружили? Что в пятидесятых и шестидесятых он регулярно передавал Москве секретнейшие государственные материалы!
Сначала я не поверил своим ушам. Глава «МИ-5» – русский агент? Невероятно!
Джефри Гастингсу, похоже, самому было неудобно говорить мне такое. Ничего удивительного…
– А зачем, интересно, Хальстеду было оставлять свой архив «МИ-5»? – спросил я.
– В своем завещании он определяет это, как неизбежный результат угрызений совести, хотя лично мне кажется, что это, скорее, э-э-э… нечто вроде посмертного злорадства. Лишний раз тыкнуть нас носом в… Короче говоря, показать всем и прежде всего нам, что он ушел непобежденным. Чудовищный удар!
– Еще какой чудовищный, – тяжелые мешки под глазами Джефри отвисли чуть ли не до середины щек…
– И сколько всего ему удалось передать русским? – обеспокоенно спросил я.
– Это не имеет особого значения, – не задумываясь, ответил Джефри. – Достаточно вспомнить Филби, Берджесса, Маклина, Бланта и Кернкросса, Группа советских разведчиков-нелегалов, которых теперь называют «кембриджской пятеркой». Во главе группы был легендарный Ким Филби, а в «пятерку» входили Гай Бер-джесс, Дональд Маклин, Энтони Блант и Джон Кернкросс – (прим. пер.)

да и сколько еще точно таких же, которые десятилетиями продавали им наши секреты, так что случай с Хальстедом ничего не изменит.
– Тогда в чем же, собственно говоря, проблема? Если речь не идет о государственных тайнах, то к чему тогда весь этот сыр-бор?
Как же я ошибался! Сэр Джефри Гастингс бросил на меня печальный взгляд. Более трагического лица мне давно не приходилось видеть.
– Все дело в том, – глубоко меланхоличным голосом объяснил он, – что Хальстед… один из нас!
– Один из нас!
Очевидно, заметив, что значимость этих слов до меня, видимо, не дошла, а если и дошла, то не полностью, Джефри, чуть подумав, добавил:
– Он ведь попал в «МИ-5» прямо из Оксфорда. Провел всю свою сознательную жизнь на государственной службе. Так что теперь, если это просочится наружу, все те из нас, кто невольно оказался в сфере нашей деятельности благодаря его протекции или вовлечению, или кто много лет был знаком с ним, навсегда окажутся под унизительным колпаком подозрений…
Вот тут вся серьезность создавшегося положения дошла до меня более чем полностью.
– Понятно, – многозначительно протянул я, пристально глядя на него, как бы обвиняюще вопрошая. – Но ведь вы, полагаю, не русский агент, так? – Он бросил на меня такой ледяной взгляд, что я тут же поспешил заверить его в обратном. – Не обращайте внимания, это всего лишь шутка, не более. Но… вы же на самом деле не… – Поскольку он продолжал хранить упорное молчание, я понял: даже если мне удастся вытащить из него хоть какой-либо ответ, полной ясности все равно не будет. Поэтому я снова повторил, что лично его никто не собирается считать русским агентом, но при этом также добавил, что чувства ответственности и долга вынуждают меня сделать этот прискорбный факт достоянием гласности. Как бы это ни было неприятно.
Он настоятельно попросил меня не делать этого. Сославшись на серьезнейшие последствия, связанные с нашей национальной безопасностью. Интересно, какие? Ведь, по его собственным словам, сама по себе эта информация не является важной. Однако Гастингс продолжал упорно настаивать на том, что хранить от врага в секрете, что мы не умеем хранить секреты, – это наша святая обязанность.
– Какой же это секрет, раз о нем и без нас знают все, кому не лень? – задал я риторический вопрос. – Вы же сами только что упомянули о Филби, Берджессе, Маклине, Бланте и Кернкроссе, разве нет? Разве они давным-давно не поведали обо всем этом всему миру?
Но, как оказалось, под врагами Джефри имел в виду совсем не русских, а… прессу. Нашу собственную прессу!
– Когда в семидесятых мы проводили специальное внутреннее расследование по Джону Хальстеду, наши СМИ ухитрились раздуть из этого самый настоящий скандал. Припоминаете?
– Довольно смутно, – честно признался я.
– Тогда пресса позволяла себе огромное количество совершенно безответственных заявлений, ни на чем не основанных догадок и вводящих в заблуждение выводов, – с нескрываемой горечью в голосе напомнил мне Джефри.
– Вы хотите сказать, они намекали на то, что Хальстед был шпионом?
– Да.
– Но ведь он на самом деле был шпионом!
Джефри нетерпеливо дернул головой.
– Да, но им-то это было неизвестно! Они вели себя на редкость нагло и безответственно. Просто кое-какие из их нелепейших догадок оказались довольно точны, только и всего. В любом случае, проведенное расследование сняло с него все подозрения. Полностью и окончательно. Выдало ему, так сказать, чистую медицинскую карту. Впрочем, от их чересчур пристального внимания все-таки ускользнули некоторые вполне очевидные вопросы и ответы. Так что… невольно вызывает сомнение…
Он произнес это настолько многозначительно, что у меня тоже появились невольные сомнения. Догадаться мне не удалось, поэтому пришлось попросить разъяснений.
– Сомнений насчет тех, кто с такой легкостью выдал ему эту чистую медицинскую карту. Не были ли они…
– Вы имеете в виду, простодушными? – спросил я и тут же понял, что сказал глупость. – О Господи! Неужели?… То есть, вы хотите сказать, тоже шпионами! – Он молча кивнул и беспомощно пожал плечами. – А кто возглавлял расследование? – поинтересовался я.
– Старый лорд Макивер. Но он практически все время болел.
– Болел? Чем именно?
– Чем именно? М-м-м… Скорее всего, это можно назвать возрастным слабоумием. Поэтому фактически оно проводилось под руководством исполнительного секретаря.
– Ну и кто был этим исполнительным секретарем?
Джефри Гастингс бросил на меня горестный взгляд, нервно посмотрел по сторонам и почему-то извиняющимся тоном произнес:
– Кажется, сэр Хамфри Эплби.
– Значит, у вас есть все основания полагать, что он тоже работал на русских?
– Теоретически – да, господин премьер-министр, но… но такое весьма маловероятно. В конце концов, он же один из нас!
– Равно как и Джон Хальстед, – напомнил я ему.
Отрицать очевидное он, естественно, и не подумал.
– В общем-то… да. – Но затем добавил, что других доказательств не нашли. Во всяком случае, против Хамфри.
Я попытался собраться с мыслями.
– Кстати, а не мог он пытаться покрыть одного из нас… нет, одного из них… то есть, одного из вас?
По мнению Джефри, вероятность этого, конечно же, существовала. Правда, весьма отдаленная. Лично он в лояльности Хамфри нисколько не сомневается, и если уж его в чем-то и можно обвинить, то только в чудовищной некомпетентности.
Неужели этого мало? Ведь речь идет о национальной безопасности! Я попросил Гастингса посоветовать мне, как поступить с Хамфри.
– Решать вам, господин премьер-министр. Мы еще не просмотрели все материалы. Вы могли бы, например, начать специальное расследование по деятельности сэра Хамфри. Если, конечно, хотите.
А что, по-моему, совсем неплохой вариант.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95